Европейские страны, США и Япония отправили для подавления восстания свои войска, международную карательную экспедицию возглавил германский генерал-фельдмаршал граф А. фон Вальдерзее — его кандидатура была предложена Вильгельмом II Николаю II в телеграмме от 24 июля(6 августа){916}. По приказу кайзера от 9 июля 1900 г. должен был быть создан германский восточно-азиатский корпус, он формировался из добровольцев. Первоначально он состоял из 8 батальонов, 3 эскадронов и 4 батарей (свыше 11 тыс. солдат и офицеров, в сентябре к ним добавилось еще 7600 чел.). Первый пароход с германскими солдатами отплыл в Китай 27 июля, последний — 10 августа{917}. Кайзер считал себя лично оскорбленным, и, провожая экспедиционный корпус в Бременгафене 27 июля 1900 г., напутствовал своих солдат следующими словами: «Пощады не давать, пленных не брать! Подобно тому, как тысячу лет назад при короле Этцеле гунны оставили по себе память о своей мощи, до сих пор сохранившуюся в преданиях и сказках, точно так же благодаря вашим деяниям имя немцев в Китае должно запомниться на тысячу лет, так, чтобы никогда китайцы не посмели даже косо взглянуть на немца»{918}.
Выполнить эти рекомендации в полном объеме подчиненные Вальдерзее не смогли, так как основные военные действия закончились до их прибытия в Китай(27 сентября 1900 г.). Сам генерал-фельдмаршал прибыл в Таку 12(24) сентября, в это время в районе от Печилийского залива до Пекина находились 20 934 японцев, 13 234 русских, 8 353 британских, 8 178 германских, 6 757 французских, 5 608 американских, 2 541 итальянских, 494 австрийских солдат, морских пехотинцев и офицеров{919}. Последними военными действиями были успешные атаки русских и немцев ряда фортов на побережье Пекинского залива. Они имели солидное и вполне современное вооружение, включая пулеметы и тяжелую артиллерию, но гарнизоны не смогли отстоять их{920}. Вслед за этим союзники приступили к карательным операциям и организации парадов{921}.
В самый разгар военных действий Витте попытался выступить с позиций если не мирного, то ограниченного военного проникновения, считая необходимым воздержаться от взятия китайской столицы. «Необходимо не зарываться, — писал он 14(27) июля 1900 г., — а стараться локализовать болезнь, и, установивши порядок в нашем районе (Манчжурии), удалиться восвояси»{922}. Однако эта программа была настолько же хороша, насколько невыполнима. 1(14) июля был взят Тяньцзинь. Успехи европейцев стали причиной попытки Цы Си продемонстрировать хорошее отношение к блокированным миссиям — 7(20) июля она послала сюда арбузы, тыквы, огурцы, баклажаны и т. п. Вскоре бои возобновились. В конце июля в «посольском городке» уже отчетливо слышали огонь орудий{923}. 1(14) августа был взят Пекин, императрица Цы Си и двор покинули столицу. Восстание было подавлено, Манчжурия была фактически оккупирована русскими войсками. В августе 1900 г., немедленно после занятия Пекина, русское правительство заявило о своем намерении не присоединять занятые войсками территории и о готовности эвакуировать их после соглашения с цинским правительством. 22 декабря 1900 г. китайским уполномоченным в Пекине была передана коллективная нота, предлагавшая программу наказания повстанцев, правительства и страны{924}.
По соглашению с державами, заключенному 25 августа(7 сентября) 1901 г., Китай был обязан заплатить им 450 млн. лян серебра контрибуции в течение 39 лет, направить в Берлин и Токио «искупительные миссии» для выражения сожаления в связи с убийством дипломатов этих стран, установить на месте их убийства памятники, провести массовое наказание виновных в поддержке «боксеров», уничтожить укрепления в районе Таку и провести ряд реформ, облегчающих положение иностранцев в империи{925}. Манчжурия была оккупирована русскими войсками, что вызвало крайнее беспокойство в Японии, где присутствие русских войск в Северо-Восточном Китае воспринимал как угрозу Кореи{926}. 9(22) января 1901 г. японский посланник в России вручил русскому МИДу сообщение своего правительства. Токио напоминал Петербургу о действующем соглашении 1898 года, при том, что его положение в Манчжурии «…носит совершенно иной характер, оно могло бы естественно возбудить опасения, если бы Россия не заявила о своем намерении очистить провинцию»{927}.
Русский посланник в Токио обращал внимание В. Н. Ламздорфа на резкую активизацию дипломатических усилий японцев. 9(22) февраля 1901 г. А. П. Извольский писал министру: «В стремлении обеспечить свои интересы японское правительство ищет, конечно, прежде всего, поддержки других заинтересованных держав, и можно быть уверенным, что японская дипломатия напрягает все усилия, чтобы возбудить против наших действий в Манчжурии не только Англию и Германию, но также и Китай. Есть много указаний на то, что токийский кабинет старается приобрести преобладающее влияние при странствующем манчжурском дворе: кабинет этот, без сомнения, располагает различными негласными средствами на сказанный двор, а манчжурский вопрос доставляет ему удобный случай выступить в роли защитника Китая и интересов манчжурской династии. Ближайшая цель японского правительства состоит при этом, конечно, в том, чтобы создать по отношению к России комбинацию, подобную той, вследствие которой сама Япония должна была отказаться, после войны с Китаем, от утверждения на Ляодунском полуострове. Если же однако подобная комбинация не состоится, Япония должна будет или отказаться от всякого вознаграждения, или решиться действовать собственными силами. Найдет ли японское правительство в себе достаточно смелости, чтобы пойти по этому второму пути, не останавливаясь даже перед риском столкновения с Россией, заранее сказать невозможно»{928}.
Глава 12. Война или сотрудничество? Выбор Петербурга и Токио
Первым реальным результатом русских действий в Манчжурии стало сближение Англии и Японии. 16 апреля 1901 г. японский посланник в Англии виконт Т. Хаяши получил инструкцию: «Японское Правительство пока не высказывает своего окончательного мнения о союзе с Англией, но представляет Посланнику осведомиться у Великобританского Правительства о союзе частным образом, при том условии, чтобы это не ограничивало действий Японского Правительства в данном вопросе»{929}. В Лондоне были весьма заинтересованы в обретении регионального союзника, Токио нуждался во внешней финансовой и военной поддержке, а Петербург занимал весьма уклончивую позицию по вопросу о сроках эвакуации Манчжурии. 12(25) марта 1901 г. Ламздорф отказался официально принять сообщение японского правительства по вопросу о русско-китайских отношениях. Министр заявил, что считает неприемлемым для России вмешательство третьей стороны в отношения между Петербургом и Пекином, добавив при этом: «Итак, как только Россия убедится в водворении в Манчжурии порядка и безопасности благодаря восстановлению китайского правительства в Пекине и нормального положения вещей в Манчжурии, она поспешит возвратить эту территории. Китаю, если только ей не помешают в этом действия других держав»{930}.
Тем временем в Лондоне шли англо-японские консультации. В результате уже 15 июня 1901 г. Хаяши информировал Токио о готовности со стороны Англии заключить союз{931}. Ламздорф не был сторонником обострения отношений с Японией по манчжурскому вопросу. 18 июня(1 июля) 1901 г. он изложил свою позицию следующим образом: «В этом отношении для достоинства России крайне важно, чтобы выступление русских войск из пределов Китая совершилось при первой возможности и единственно по почину императорского правительства, а не под давлением международных осложнений, либо исходящих от заинтересованных держав напоминаний о данных Россией неоднократно торжественных обещаниях»{932}. Витте и Куропаткин выступили категорически против эвакуации, во-всяком случае, не оформленной предварительными условиями в пользу России. Направленность их действий не вызвала сомнений.
19 июля(1 августа) 1901 г. министр иностранных дел России обратился с секретным письмом к Военному министру и министру финансов. Он писал: «Нет сомнения в том, что с политической точки зрения присоединение к российским владениям обширной, богатой по своей природе, китайской области могло бы лишь послужить к вящему подъему обаяния России среди азиатских народностей; обладание территорией, чрез которую проходит железнодорожная ветвь, долженствующая соединить великий сибирский путь с водами Тихого океана, где ныне имеется уже в наших руках незамерзающий порт, — с одной стороны, значительно облегчило бы самое сооружение строящейся дороги и, с другой, обеспечило бы неукоснительное осуществление исторической задачи России на Крайнем Востоке»{933}. Не смотря на столь очевидные, как могло показаться, выгоды такого рода действий, Ламздорф категорически воспротивился планам его осуществления.
