социальному статусу, их правительства ввели для землевладельцев более благоприятные налоги и создали особую рыночную конъюнктуру, все за счет городских потребителей [116]. Земля служила отражением растущей пассивной экономической ориентации патрициев, уверенных в своем политическом контроле над герцогством, которое обеспечивало им доход с долей monte, должностей и сельских поместий. Доход с таких источников повышался и понижался вместе с политической силой семейств и элит.
ЛОГИКА РЕФЕОДАЛИЗАЦИИ ГОРОДОВ-ГОСУДАРСТВ
Теперь мы можем ответить на вопросы, поставленные в начале этой главы: почему великие города средневековой и ренессансной Европы не стали экономическими и политическими центрами последующего развития капитализма и формирования государства? Почему элиты городов-государств были вытеснены в XVI и последующих столетиях их конкурентами, сельскими элитами, которые смогли консолидировать обширные сельские территории и доминировать в находившихся посреди них городах?
Краткий ответ на эти вопросы состоит в том, что тот же набор обстоятельств, который позволил городским элитам получить политическую автономию и коммерческие преимущества, заключил эти элиты в институциональные рамки, которые ограничивали им дальнейшие возможности для маневра. Соперничество крупных сил и политический пат, в котором оказались старые феодальные элиты, такие как короли, папы, дворянство и духовенство, позволили неаристократическим городским элитам стравить феодальных конкурентов друг с другом и добиться городской автономии. Политический пат элит продолжался необычайно долго в Северной и Центральной Италии и, следовательно, политическое разложение зашло наиболее далеко именно там. Городские олигархии, которые были неаристократическими практически во всех итальянских городах, с существенным исключением в виде Венеции, добились полной автономии внутри своих городов от монархов и сельских аристократов к XIV в. Тогда же и в последующие столетия городские олигархи использовали и другие преимущества от отсутствия гегемонии аристократов, захватывая сельские районы вокруг своих городов и эксплуатируя их.
Политический пат крупных сил не просто создал зазор для городской автономии; он потянул за собой процесс политической деградации, когда элиты «опускались», чтобы набирать себе союзников снизу [117]. Когда меньшие элиты, а постепенно и привилегированный слой членов гильдий получили свою долю власти, они стали конфликтовать друг с другом за контроль над коммунальным правительством. Именно этот конфликт, разыгрывавшийся в пределах каждого города-государства, определил политические институты, экономические возможности и ограничения дальнейших структурных изменений каждого города-государства.
Коммерция процветала в «вольном воздухе» автономных городов. Так же процветали среди элит итальянских и прочих европейских автономных городов стремление к политическому саморасширению и увлечение иностранными авантюрами. Городские элиты Ренессанса нельзя поделить на политически ориентированных, отсталых аристократов и целерациональных, экономически ориентированных бюргеров. Снова и снова в этой главе мы встречаем классы, элиты, профессиональные группы, семейства и индивидуумов, использующих одновременно и политические, и экономические источники прибыли. Эти ренессансные акторы были разнообразны в своем поиске выгоды и власти. Ни один из них не ограничивался только политической ориентацией, когда появлялась возможность для экономически ориентированного капитализма в торговле шерстью, выращивании шелковичного червя и шелковом производстве, коммерческом банковском деле или финансовых спекуляциях.
Флорентийские и другие городские элиты были ограничены политическими рамками, которые они сами себе создали в своей борьбе за власть. Те же самые зазоры в политике итальянских и европейских крупных сил, которые дали городским элитам их автономию и экономические возможности, также побуждали флорентийских патрициев и их коллег в Венеции, Генуе и Милане устанавливать олигархии, а затем рефеодализировать свою политику и экономику для того, чтобы наилучшим образом сохранить власть и преумножить свое богатство.
Возможности для эффективного действия в ренессансных итальянских городах отличались от тех, что были доступны сельским аристократам в Англии и Франции XVI-XVII вв., которые будут рассматриваться в следующих главах. Почти всегда, когда флорентийские патриции захватывали контроль над землей, должностями, производством и рынком, они делали это, создавая институциональные рамки, которые мешали «продолжению продаж и покупок на рынке... [или реинвестициям доходов и других капиталов в долговременное производство товаров]», по формулировке Вебера (1978, с.164). Флорентийские предприниматели вместо этого стремились сохранить цеховые установления, торговые монополии и жесткие, ограниченные и политически манипулируемые рынки не только потому, что они были тем выгодней, чем бедней оставался капитализм в экономически отсталой и бедной ренессансной Европе, но и потому, что богатые флорентийцы зависели от политической власти в сохранении своего богатства и доступа к торговым возможностям. Флорентийцы, следовательно, принимали целерациональные решения, особенно в свете политической ситуации в их коммуне, а может быть, и в контексте европейской ренессансной экономики, предпочитая «настоящему» капитализму инвестиции в политически защищенные долги, должности, поместья и иностранные концессии.
Решения, которые были целесообразными в краткосрочной и среднесрочной перспективе, имели долгосрочные последствия, оказавшиеся разрушительными для экономического и политического положения флорентийских и других итальянских городских элит. Динамика элитного конфликта, рассмотренная в этой главе, объясняет, почему рациональные стратегии привели к столь пагубным последствиям. Флорентийские патриции были заперты во взаимно усиливающих сетях финансов и торговли, которые зависели от покровительства пап и расширения рынков предметами роскоши. Пока эти условия действовали, прибыль с таких политически защищенных предприятий была выше, чем с любых других инвестиций. Сочетавшаяся с получением барышей от должностей, земли и monte особая флорентийская форма производства и торговли порождала богатство, которое оправдывало дорогостоящие уступки цехам, на которые шла олигархия, а позже и аристократия Медичи, и расходы на подкуп союзников и создание себе престижа дома и за границей.
Схожие целесообразные решения принимались и правящими элитами Венеции, Генуи и других итальянских городов-государств. Сконцентрированность Венеции и Генуи на военном контроле над средиземноморскими торговыми маршрутами и создание обширного сектора морских перевозок лучше всего соответствовали возможностям, открытым для элит этих городов-государств. Правящая аристократия и олигархия этих городов была вынуждена договориться с другими элитами и достичь классового компромисса, по крайней мере, со «старшими» цехами для того, чтобы мобилизовать ресурсы, необходимые для реализации своих значимых геополитических и коммерческих стратегий. Политические и экономические институции и производственные отношения, создавшиеся в результате этих компромиссов, не позволяли правителям Венеции и Генуи обращаться к новым стратегиям в последующих столетиях. Для венецианской аристократии отсутствие свободы маневра означало, что они и их город к XVII в. оказались в статусе туристического аттракциона. Политика и экономика Генуи позволили ее правителям воспользоваться необычными возможностями, которые открыли испанский империализм и серебро Нового Света в XVII в. Наконец, триумф Милана над ломбардской