как в поддержку национального меньшинства вовлечены родные для него страны и это меньшинство состоит из более, чем одной этнической группы. Происходящее контролирует международное сообщество, и вообще этническая демократия представляется переходной формой между авторитарной этнократией и мультикультурализмом – «демократией согласия» [66].
Эта концепция возникла еще до появления независимых балтийских государств, предвосхитив и предсказав тем самым, какими они будут.
При некоторых нюансах и уточнениях по предложенной идеальной модели (нетитульные нации, например, не представляют собой явного меньшинства, и не все из них являются мигрантами: русская община в Латвии живет с XVII века, а северо-восток Эстонии исторически является территорией проживания русского населения) в целом Эстония, Латвия и Литва оптимально соответствуют понятию этнической демократии.
Но соответствуют именно сейчас: едва ли к ним можно было применить понятие какой бы то ни было демократии в начале 90-х, когда треть населения Латвии и Эстонии (почти все русскоязычные жители) была лишена избирательных прав без возможности натурализоваться и стать гражданами.
Теперь же, когда большая часть русскоязычного населения прошли процедуру натурализации и стали избирателями, в точности действует описанный Сэмми Смухой принцип: нацменьшинства допускаются к парламентской и внепарламентской деятельности (выборы и референдумы), но государство формируется и управляется титульной нацией, которое воспринимает нетитульные как «пятую колонну», видя в них угрозу своему государственному строю.
Неслучайны все время возникающие параллели стран Балтии с Израилем. В современной истории Израиль это классическое государство – этническая нация. Главной целью существования этой страны является сохранение еврейского народа, оказавшегося после Второй мировой войны на грани истребления. Этнонационализм – государственная идеология, перманентная борьба за существование – будничное состояние. Страна все время в состоянии войны: с внешней стороны – угроза оккупации и ядерного удара, внутри – палестинцы с терактами и диверсиями. Это оправдывает национализм как основу основ строя и внутри страны, и на Западе.
Руководству балтийских стран тоже было необходимо оправдывать этнический национализм как основу основ государственности и для собственного населения, и на Западе. Отсюда абсолютизация сталинских репрессий, доводимых до звания геноцида – мол, латыши, литовцы и эстонцы тоже были на грани истребления, как евреи – «у нас тоже был свой Холокост». Отсюда внешняя угроза – Россия, которая, согласно официальной пропаганде, тоже хочет уничтожить несчастную свободную Балтию путем военной оккупации. И, конечно, русские Прибалтики – «наши палестинцы».
Такой образ Латвии и Эстонии идеологи правящей этнократии пытаются создать уже почти четверть века. Образ получается очень неубедительный. «Израилями на Балтике» прибалтийским странам ни быть, ни казаться не получилось: какими бы ни были по численности сталинские репрессии 1949 года, сравнивать их с холокостом просто неуместно, России до этого региона нет особого дела, а местные русскоязычные (при всей своей естественной оппозиционности и нелояльности к построенным политическим режимам) не устраивают терактов в общественном транспорте. Сравнивать их с палестинцами так же глупо, как советские депортации в Сибирь – с Холокостом.
При этом сегодня Израиль на пути социального прогресса ушел далеко вперед балтийских стран: на сегодняшний деньтам два государственныхязыка: иврит и арабский. Другие приводящиеся в пример государства с этнической демократией (Македония, Косово, Босния и Герцеговина) тоже «не дотягивают» до Латвии и Эстонии.
Балтийские страны, в которых был провозглашен единственный государственный язык при наличии в них до половины иноязычного населения, а более трети жителей (преимущественно из среды нацменьшинств) были лишены прав, являются наиболее очевидными примерами этнократий за последние два с лишним десятилетия.
Помимо прочего, этнократический характер балтийских стран признан официально и закреплен на высшем законодательном уровне.
Из принятой в мае 2014 года преамбулы к Конституции Латвийской республики: «Латвия, провозглашённая 18 ноября 1918 года, была создана за счёт объединения латышских исторических земель на основании непреклонной государственной воли латышской нации и её неотъемлемого права на самоопределение, чтобы гарантировать существование и вековое развитие латышской нации, её языка и культуры».
Преамбула к Конституции Эстонии: «Народ Эстонии, выражая непоколебимую веру и твердую волю укреплять и развивать государство, которое создано по непреходящему праву государственного самоопределения народа Эстонии и провозглашено 24 февраля 1918 года, которое зиждется на свободе, справедливости и праве, которое является оплотом внутреннего и внешнего мира, а также залогом общественного прогресса и общей пользы для нынешних и грядущих поколений, которое призвано обеспечить сохранность эстонской нации и культуры на века – всенародным голосованием 28 июня 1992 года принял на основе статьи 1 вступившего в силу в 1938 году Основного Закона следующую Конституцию».
В латышском и эстонском языках нет разделения на этническую и политическую нацию по аналогии с русским языком, в котором есть русские – титульная нация, отдельный народ, и есть россияне – все жители России. Исходя из этого отдельные «адвокаты» балтийских стран пытаются оправдать их в глазах мирового сообщества, доказывая, что, например, под «латышской нацией» в оригинальном тексте имеется в виду народ Латвии, то есть все его жители, а не только этнические латыши. Оправдание довольно слабое, если учесть, что в том же тексте говорится про язык и культуру – то есть речь все-таки идет об этнической нации, ключевые признаки которой тут же и перечисляются. Или, может, кто-нибудь слышал не латышский, а латвийский язык?
Этнократия как основа общественно-политического строя – это факт, который подтверждают сами балтийские страны: такой вывод напрямую следует из их Основных Законов.
2. Террор, полиция, инквизиция: языковая политика в странах Балтии
После провозглашения независимости литовский, латышский и эстонский языки были объявлены единственными государственными: впервые в Прибалтике у них появился исключительный статус. В Советском Союзе lingua franca был русский язык, использовавшийся наравне с местными языками. После выхода из СССР началась великая борьба прибалтийских правительств за выдавливание русского языка из всех областей общественной жизни.
За неполные четверть века самостоятельного существования было полностью ликвидировано высшее образование на русском языке и значительная часть русскоязычных школ, а сейчас в качестве постскриптума к этой политике регулярно вносятся идеи закрыть еще и русскоязычные детские сады. Жестко регламентировано теле– и радиовещание: средство массовой информации может издаваться или вещать либо на государственном, либо на иностранном (под ним понимается русский) языке, причем квота на иноязычное вещание последовательно сокращается.
Полностью демонтирована русскоязычная топонимика на улицах и автотрассах. В некоторых районах Риги, например, до сих пор можно увидеть таблички с замазанной нижней половиной: на ней было название улицы или площади на русском языке. Строго следят за тем, чтобы иностранные языки не проскальзывали в названиях географических объектов: не Западная Двина, например, а Даугава, следовательно, не Задвинье, а Пардаугава. Делопроизводство и документооборот стопроцентно переведены
