После Рождества 1922 года немецкая сторона дважды просрочила выплаты по репарациям, нарушив график поставки телеграфных столбов и угля во Францию и Бельгию. В январе французские и бельгийские войска в составе 17 000 солдат пересекли границу в районе Рура — формально для того, чтобы забрать недополученные по репарациям товары, на самом же деле для установления полного контроля над немецкой промышленной зоной с целью не дать немецкой стороне умышленно обесценивать платежи по репарациям с помощью задержек или иным способом, и установления полного экономического контроля, который они намеревались получить по Версальскому договору. Отрезав регион от остальной Германии при слабом сопротивлении немецких жителей, Франция захватила и депортировала около 4 тыс. гражданских служащих, железнодорожных рабочих и полицейских в качестве заложников. Французские войска отгружали найденные готовые химикаты: повторялась ситуация декабря 1918 г. [1].
Развернувшееся революционное движение не решало экономических проблем Германии. На пике инфляции рабочий «Hoechst» успевал зарабатывать 10 млрд. марок в час при стоимости обеда в столовой 4,5 млрд. марок. Летом 1920 г. и осенью 1921 г. на заводе прошли демонстрации, вылившиеся в беспорядки [139]. Финансовая катастрофа привела к тому, что в 1923 г. «BASF» начал выпускать свою валюту — «анилиновый доллар»; реальный к тому времени стоил уже 4,2 триллиона марок. Это были отголоски общей финансовой катастрофы того времени. Вводились жесткие нормы труда, весной 1921 г. попытка сделать фотографию рабочего привела к столкновениям, потребовавшим применения артиллерии; в результате погибли 30 рабочих и 1 полицейский [33; 12].
В 1920 г. предприимчивый заместитель начальника отдела контроля над конфискованными немецкими предприятиями в «Управлении по охране секвестрованной иностранной собственности» Эрл Маклайнток совершил поездку в Баден-Баден, где познакомился с Карлом Бошем и Германом Шмицем, будущим архитектором финансово-юридической схемы «IG Farben».
Его давний друг, способный химик, в прошлом владелец аптеки Уильям Уэйсс (William Weiss) в декабре 1918 г. приобрёл на подставные фирмы на аукционах, к которым Маклайнток имел отношение, завод в Ренсселере. Собственность «Bayer» стала собственностью «Sterling Products, Inc.», а Маклайнток стал в новой компании младшим партнёром. В работе нового предприятия первооткрыватель обезболивающего «neuralgine» Уэйсс столкнулся с проблемой управления немецкоговорящим персоналом и с тем, что ключевые менеджеры предприятия были депортированы из США как иностранные агенты. Если производство красок было им быстро перепродано, то необходимость разбираться с фармакологическим производством привела его в 1919 г. в небольшой отель в Баден-Бадене, где он встретился с Дуйсбергом, начав сложные переговоры о сотрудничестве.
9 апреля 1923 г. они наконец договорились о разделе рынков сбыта. Фирма «Sterling», в качестве филиала получившая название «Winthrop Chemical Со.», имела право производить продукцию «Bayer» в Северной Америке, обладая эксклюзивными правами на продажу фармпрепаратов на территории США, Канады, Великобритании, Австралии и Южной Африки с условием, что половина прибыли возвращается в Леверкузен. Прибыль от продаж в Южной Америке делилась плавающей ставкой от 25 до 75 % [1; 12; 37; 52].
«В 20-е годы Уэйсс заключил с “ИГ Фарбен” соглашение сроком на 50 лет, по которому мир “по-братски” оказался поделён вплоть до Новой Зеландии и Южной Африки на два рынка сбыта. Ими была совместно создана компания “Альба фармацевтикал Ко”, 50 процентов акций которой принадлежали “ИГ Фарбен ”. В течение последующих 30 лет “Альба”, “Стерлинг” и “ИГ Фарбен” обменивались между собой членами советов директоров и изощрялись во всяческих хитроумных махинациях».
Чарльз Хайэм «Торговля с врагом»«Winthrop Chemical Со.» получила право на распространение того самого стрептоцона, который не смогли самостоятельно освоить исследователи Рокфеллеровского института и который в то же время являлся красителем на основе сульфаниламида. Новый патент в 1932 г. оформили сотрудники «IG» доктора Митч и Кларер. Через год доктор Ферстер в Дюссельдорфе спас с помощью стрептоцона, или, как его ещё стали называть, пронтозила, ребёнка от заражения крови, дав препарату дорогу к широкому применению. С этого момента препаратами этого направления в «IG» занимался доктор Герхард Домагк, но состав их по-прежнему тщательно скрывался [12]. Деловая переписка «IG» и «Winthrop» в 1934 г. содержит такие строки: «Война цен выгодна только потребителю, а поддержание определённого уровня цен было бы выгодно для всех конкурирующих фирм» [54]. Конкретно для этих компаний разделение труда сложилось следующим образом: немецкие химики работали непосредственно над технологиями, т. е. в этом симбиозе «Bayer» решал вопросы технического департамента, а компания «Winthrop» сконцентрировалась на фармакологическом бизнесе «Farbenfabriken Bayer» и приложила все усилия для создания лояльности потребителя к марке и продвижения продукции всех 63 филиалов [53]. Лишь к 1936 г. французский бактериолог Левадиди наконец установил, что стрептоцон являлся лишь тем самым сульфаниламидом, который Герлейн запатентовал ещё в 1909 г. и к открытию которого вплотную подошли специалисты Рокфеллеровского института ещё 17 лет назад [12]. После этого его формула наконец стала доступна миру.
В 1920 г. не только Эрл Маклайнток пошёл навстречу немецким химикам. 1 июня этого года можно считать началом их более широкой реабилитации: Фриц Хабер получил в этот день в Стокгольме Нобелевскую премию, которую из-за печальной связи его имени с химическим оружием в целях политкорректности не вручал монарх Швеции. Мировая общественность тоже осудила выбор Нобелевского комитета, остановившего его на Хабере, зато его оправдывал сын Хабера Людвиг в мемуарах: «Он действовал в интересах своей страны…. Верхи действуют беспринципно, прикрываясь национальными интересами, а подданные помогают правителям, оправдываясь, в свою очередь. Сожаление и раскаяние могут смягчить осуждение истории, но Хабер был слишком уверен в своей правоте, чтобы встать на этот путь» [2]. Опасений относительно новых сомнительных «научных подвигов» Хабера не должно было возникать. Германии 171-я статья договора запрещала использование, производство или импорт химических составляющих, включая «удушающие, отравляющие или иные газы и все аналогичные вариации» [372]. Кроме того, в мае 1920 г. в Совете Лиги Наций появилась постоянная консультационная комиссия военных экспертов, переводившая производство «военных» газов под международный контроль путём разработки санкций к нарушителям запрета их использования [114], также наложенных на биологическое оружие. Аналогичный запрет приняли на себя все страны-участники Вашингтонского соглашения, заключённого во время конференции по ограничению вооружений, проходившей с ноября 1921 г. по февраль 1922 г. [372].
Тем не менее, после того как Хабер занял также должность директора Института кайзера Вильгельма [2], он в начале 20-х годов открыл новую страницу истории отравляющих веществ, разработав инсектицид «Циклон А» [69]. В 1922 г., управляя группой учёных в составе Вальтера Хёрдта (Walter Heerdt), Герхарда Петерса (Gerhard Peters) и Бруно Теша (Bruno Tesch) [374], он совместно с Карлом Вурстером разработал более знаменитый «Циклон-Б» [37; 61]. В этом-то и была особенность нового оружия — оно обладало двойным назначением и всегда могло развиваться в виде гражданского варианта. Лефебр описывал свои опасения относительно химического оружия: «Никакая инспекция или “секретный агент”, находясь за соседним лабораторным столом, никогда не определит подлинную цель исследования новой краски».
«Что касается отказа от употребления ядовитых газов, то следует вспомнить, что ни одно могущественное боевое средство никогда не оставлялось без применения, раз была доказана его сила, и оно продолжало существовать вплоть до открытия иного, более сильного. Ядовитый газ показал себя в мировой войне одним из самых сильных видов оружия. Только по одной этой причине он никогда не будет упразднён. Употребление его нельзя приостановить каким-либо соглашением, потому что если путём соглашения можно приостановить употребление какого-либо могущественного оружия войны, то и всю войну можно было бы предотвратить соглашением» [373].
А. Фрайс, К. Вест «Химическая война»В британской лаборатории Портон Даун также проходили исследования на животных, о чём в 1922 г. доложил парламенту заместитель военного министра Уолтер Гиннесс (Walter Guinness). Эти эксперименты продолжились и впоследствии; к примеру, в 1924 г. таковых было произведено уже более тысячи. Женевский протокол 1925 г. несколько уменьшил их интенсивность, но с 1921 по 1937 г. всего было проведено 7 777 опытов на животных, не считая того, что с 1929 по 1930 г. участниками экспериментов химического оружия стали 520 добровольцев королевских ВВС и флота [372]. Иприт был применён Францией и Испанией в Рифской войне против берберских племён [389]. В 1918 г. в США произвели отравляющее вещество люизит, ранее исследовавшееся немецкими учёными; его отгрузили в американском порту, но война успела закончиться. Однако Япония будет использовать люизит в войне с Китаем с 1937 по 1944 г. [378]. Таким образом, применение химического оружия и военная наука в направлении его разработок не остановились.
