Вечером она передаст Грохе, что удалось выяснить в эти последние минуты, отошлет его в город.
Но сама останется без помощника? Никого не будет рядом, если вдруг возникнут осложнения...
Саша упрямо тряхнула головой. Главное, чтобы ушли связники. И до времени не потревожить банду...
- Есть у вас бумага и карандаш?
Энрико кивнул, достал требуемое.
- Мой страж не должен видеть... Отвлеките его.
Испанец подошел к Гаркуше, что-то сказал. Оба направились к аэроплану. Когда они скрылись за фюзеляжем, Саша стала писать записку.
Четверть часа спустя испанец вернулся. Гаркуша остался у самолета. Действуя молотком, он поглубже вгонял в землю колья, к которым был привязан аэроплан.
- Вот, - сказала Саша, передавая авиатору сложенную бумагу. - Это на случай чрезвычайных обстоятельств. Скажем, вдруг после обеда мне... не удастся прийти сюда. А здесь будет ждать человек. Тот, кого вы уже видели в лесу. Запомнили его?
- Да, сеньорита.
- Если со мной что-нибудь случится, с ним должны встретиться вы. Обещаете?
- Я готов!
- Он придет сюда на закате. Будет наблюдать из леса. Вы приблизитесь к опушке, поднимете эту записку, несколько раз громко скажете: "Олесю Грохе". Эти слова я написала, как адрес... Сможете вы произнести их?
Гарсия повторил. Саша осталась довольна.
- Должен ли я что-нибудь передать устно? Я уже изучил около сотни русских слов.
- Не знаю. Смотрите сами... Попробуйте объяснить ему, что со мной случилось. Но главное, чтобы он не терял ни минуты, спешил с этой запиской... - Саша помолчала и вдруг спросила: - Ваш аэроплан и в самом деле неисправен?
- Он в полном порядке, я солгал атаману.
- Я так и думала, - прошептала Саша. - Энрико, ни ваш шеф, ни его помощники больше не должны подниматься в воздух!
- Хорошо, сеньорита... - Пилот искоса посмотрел на Сашу. - Сюда нагрянут войска большевиков?
- Очень надеюсь, что нагрянут, - Саша вздохнула. - Ну вот, теперь вы знаете все... Кстати, в записке есть несколько слов об испанском пилоте, который помог мне в выполнении задания. Не беспокойтесь, к вам отнесутся хорошо.
Гарсия кивнул.
- Вы помрачнели... В чем дело?
- Сеньорита, - сказал пилот, - в Испании мне дважды сватали невест. Это были красивые девушки с неплохим приданым. Но оба раза я проявлял стойкость. И вот - остался свободным... Будто чувствовал, что когда-нибудь судьба сведет меня с вами... Конечно, сейчас вы ничего не ответите. Да я и не хотел бы этого: все слишком серьезно. К нашему разговору мы вернемся позже. А пока я запускаю мотор аэроплана, и мы с вами летим...
- Куда?
- Туда, куда надо доставить вашу записку.
- Не могу.
- Я обещаю: высадив вас, тотчас вернусь, разыщу этого парня. Вашего помощника нельзя бросить на произвол судьбы, я понимаю!..
- Мне нельзя уезжать.
- Почему, черт возьми?
- Объяснять долго... О, сюда едут!
Показался всадник. Он быстро приближался. Рядом бежали две оседланные лошади.
- Не забудьте о записке, Энрико! - успела сказать Саша.
Подъехал Леван, вскинул руку к папахе:
- Хозяин ждет!
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Полковник Черный положил вилку, привалился к спинке стула, неторопливо раскурил папиросу. В расстегнутом кителе, раскрасневшийся, с бисером испарины на круглом, гладко выбритом лице, он улыбался, весьма довольный обществом, едой, вином, своей папиросой.
Он сидел слева от Саши. Справа от нее был атаман. Напротив расположился Энрико Гарсия.
В комнате было тепло, накурено. Запах табака смешивался с ароматом мяса, масла, лука, каких-то острых приправ.
Саша не могла скрыть удивления: здесь, в лесной глуши, за сотни верст от самой захудалой харчевни, стол был сервирован с отменным вкусом - сервизные фарфоровые тарелки, блюда, соусницы, изящные ножи и вилки с затейливыми вензелями на ручках, хрустальные бокалы и рюмки... Имелась даже плетеная корзинка для хлеба, с чистой салфеткой. И все это покоилось на туго накрахмаленной скатерти!
Могла ли она знать, что среди многочисленных чемоданов и ящиков, составлявших личное имущество "интеллигентного" атамана и возимых за бандой в особых тележках, были не только ящики с посудой и столовым бельем, складная ванна и разборный ломберный столик для игры в карты, но даже большой тюк желтой туалетной бумаги!..
Уже была съедена какая-то рыба, затем наперченный суп из баранины с горохом, и прислуживавший у стола Леван стал менять тарелки для очередного блюда, а полковник Черный и Шерстев все еще непринужденно болтали с Сашей. Атаман рассказал забавную историю. Как-то довелось ему провести ночь в обществе спиритов. Те настойчиво вызывали дух одного общего знакомого, умершего год назад. Оказалось, хотели насплетничать покойнику, что его вдова ведет образ жизни отнюдь не монашеский...
В разговор втянулся Энрико. Пользуясь услугами переводчиков Шерстева и Саши, живо и с юмором пересказал смешной эпизод, случившийся в валенсийском монастыре инсургентов, - почти полгода настоятель монастыря прятал у себя двух любовниц.
Затем полковник Черный поднял тост "за очаровательную, но, к сожалению, все же единственную даму нашего застолья". Мужчины встали, чокнулись с Сашей и выпили до дна.
- Леван! - крикнул Шерстев. - Леван, твоя рыба и суп были весьма вкусны. Но они съедены так давно, что все мы умрем с голода, если ты не проявишь чудеса расторопности с шашлыком!
- Хоп! - Горец выскользнул из комнаты.
- Такие дела, Коля, - задумчиво проговорил Черный, - любишь ты, брат, поесть. Вот и притчу занятную поведал про спиритов. Очень все интересно.
- Теперь твоя очередь.
- Что ж, я готов. Более того, тоже весьма охотно вызвал бы дух некоего индивидуума. Сейчас он в мире ином, а весной был жив и крепко надул меня. Просто вокруг пальца обвел. До сих пор не могу успокоиться!..
- В чем дело-то? - полюбопытствовал атаман.
- Ладно, - проговорил Черный, - так и быть, расскажу. Весной упустил я в степи двух человечков - мужчину и женщину. В руках у меня были, а упустил. Как случилось, и сейчас не пойму.
- Те, что были с портфелем?! - воскликнул Шерстев. - Знаю, мне Костя рассказывал.
Саша сидела, боясь шевельнуться, выдать себя неосторожным движением, взглядом. Вот с кем столкнул ее случай!
А Черный продолжал:
- Месяца три прошло с того досадного происшествия. Оно отодвинулось в памяти, стало забываться - навалились новые дела и заботы. И вот я в Одессе. Оказался там после боев, когда власть в городе снова захватили "товарищи". Серьезное было дело, пришлось рискнуть. Впрочем, документы имел хорошие, экипировку тоже... Ну, прибыл в родную Одессу. Вечером захожу в кафе, встречаю нужного человека. Потолковали о делах. Потом собеседник показывает на соседний столик, где сидит мужчина и жрет похлебку с воблой: это, мол, чекист, вчера он был вызван на заседание ревкома и получил благодарность за спасение портфеля с золотом и драгоценностями.
- Неужели тот самый случай? - сказал Шерстев.
- Тот самый. Не успокоился я, пока не узнал подробности. Все подтвердилось, Коля. - Черный наполнил рюмку, посмотрел сквозь нее на свет, залпом выпил. - Вот как бывает на свете...
- Дальше!
- Дальше было так. Чекист встал - и я встал. Он вышел - и я за ним. Как все сложится, я не знал, только понимал: не могу его упустить!.. Но ведь это - Одесса. Одесса в летнюю пору. Вокруг тьма народу. Как быть? И здесь, как говорится, Бог помог. Мой знакомец направился к морю. Захотелось, видишь ли, ему искупаться. И выбрал он на берегу уединенное местечко, в скалах. Возле скал я его и настиг когда он в воду входил...
У Саши горело лицо. Она чувствовала, как набухают глаза: вот-вот хлынут слезы.
Распахнулась дверь.
Леван торжественно внес дюжину шампуров с шашлыком. Мясо было прямо с огня - шипело и дымилось.
Атаман вскочил со стула, схватил один шампур, впился зубами в сочную баранину.
Поднялся и полковник. Он держался степеннее - аккуратно снял со стержня кусок мяса, попробовал.
- Недожарен, - сказал Черный. - Эй, Леван, где у тебя мангал?
Кавказец и полковник вышли из комнаты.
- А по-моему, в самый раз. - Шерстев проглотил второй кусок.
Взяв новый шампур, снял с него мясо на тарелку, пододвинул ее Саше.
Вернулся Черный, принялся за еду.
- Что это? - вдруг сказал он, скосив глаза на Сашу. - Барышня плачет? А в чем дело?
Саша сидела, склонив голову к тарелке. Сделав усилие, выпрямилась, взглянула на Черного. Она успела перемазать губы в жире.
- Очень горячо, - по-русски сказал Энрико и помахал ладонью перед собственным ртом, показывая, как обжигает шашлык. - Надо ждать. Сеньорита не хочет, Очень любит... как это? - Он показал на шампуры.
- Шашлык, - подсказал Шерстев.
- Да-да, - обрадовался авиатор. И повторил по складам: - Ша-шлык!
- Ну что же, люблю тех, кто любит поесть, - скаламбурил Черный. Он взглянул на Шерстева. - Нет, речь не о тебе. Я опять буду пить за нашу гостью. Барышня, поднимите же вашу рюмку!.. Помилуй Бог, я провозглашаю тост в вашу честь, а вы отказываетесь? Да разве можно так?
