В конце февраля – начале марта 1916 года в Петрограде состоялся съезд представителей металлообрабатывающей промышленности; на него собрались директора предприятий тяжелой индустрии, большей частью контролировавшихся столичными банками. Одним из инициаторов проведения съезда выступил товарищ председателя Государственной думы А.Д. Протопопов (он участвовал в качестве представителя машиностроительных заводов Гартмана). Выступавшие прямо заявили о несостоятельности всей системы ВПК. А.П. Мещерский обратил внимание на такое обстоятельство:
«Просматривая списки ЦВПК, мы видим, что среди них много лиц очень почтенных, но очень мало промышленников и особенно представителей крупных заводов, работающих на оборону. Понятно, что члены ЦВПК не могли быть представителями наших заводов уже и потому, что мы в массе своей в их избрании не участвовали»[694].
Отмечалась подчеркнуто агрессивная деятельность военно-промышленных комитетов: они по сути отодвинули на второй план другие предпринимательские объединения, в частности Совет съездов представителей промышленности и торговли, который практически перестал функционировать[695]. В кулуарах представитель Москвы владелец металлического завода Ю.П. Гужон в лучших традициях Первопрестольной даже высказал пожелание Совет съездов – как вредное учреждение – вообще закрыть[696]. Критические стрелы летели в адрес руководства ЦВПК. Знаменитый банковский делец А.И. Путилов обвинил А.И. Гучкова в некомпетентности: мол, тот за два часа выносит решения, требующие тщательного профессионального изучения. Глава Русско-Азиатского банка заявил о предвзятом и несправедливом отношении Особого совещания к промышленным активам, принадлежащим его банковской структуре[697]. А.Д. Протопопов в своем выступлении подчеркнул: около 80% военного снаряжения идет с заводов, представители которых присутствуют на съезде; роль же предприятий, сотрудничающих с военно-промышленными комитетами, в производительном смысле незначительна, зато в политическом – крайне велика[698]. Благожелательное отношение правительства к проведенному съезду не осталось незамеченным в стенах Государственной думы. Трудовик В.М. Вершинин негодовал: съезд ВПК не заслужил одобрительных слов Министерства промышленности и торговли, а вот мероприятие с иным составом участников и другим направлением вызвало неподдельное удовлетворение. Правительству по душе слова о непризнании военно-промышленных комитетов истинными представителями промышленности, заметил депутат. И заключил: в хоре ораторов столичного съезда не слышно государственного голоса[699].
Рассматривая противостояние правительственных и оппозиционных сил в период Первой мировой войны, следует выделить наиболее острую фазу этой борьбы. Мощные удары как по питерскому, так и московскому буржуазным кланам были нанесены во второй половине 1916 года. В середине лета стартует острая атака на столичные банки; не будет преувеличением сказать, что такого массированного давления деловая элита Петрограда никогда не испытывала. Орудием тут выступил не кто иной, как начальник штаба Верховного главнокомандующего (в ту пору им был сам Николай II) генерал М.В. Алексеев. Как известно, этот представитель высшего военного командования слыл активным приверженцем и защитником общественных организаций, возникших в ходе войны для помощи фронту. Характерный факт: в сентябре 1915 года последовали роспуск Государственной думы и свертывание парламентского проекта, после чего лидеры ВПК, Земского и Городского союзов просили высочайшей аудиенции, дабы разъяснить гибельность для страны подобной политики. Тогда Николай II наотрез отказался общаться с общественными деятелями. Однако спустя несколько месяцев – именно благодаря М.В. Алексееву – он принял Г.Е. Львова и М.В. Челнокова непосредственно в ставке, в Могилеве. Встреча прошла в благожелательной атмосфере, чем лидеры общественных объединений были весьма вдохновлены[700]. Тесные отношения Алексеева с военно-промышленными комитетами также ни для кого не были тайной. А.И. Коновалов с думской трибуны торжественно оглашал благодарственные телеграммы начальника штаба российских войск в адрес ЦВПК[701]. Аналогичные приветствия от генерала, в которых отмечалось, «насколько дороги нашей доблестной армии внимание и труды комитета», приходили и в Московский ВПК[702]. Широко известно было также, что М.В. Алексеев вел обширную переписку с главой ЦВПК А.И. Гучковым[703].
Именно начальник штаба летом 1916 года испросил высочайшего соизволения производить следственные действия не только на территории, подведомственной ставке Верховного главнокомандующего, но и в тылу, где функционировали органы гражданской власти. Николай II дал такое разрешение – под воздействием аргументов о важности борьбы с немецким шпионажем и со спекуляцией товарами первой необходимости, которая вызывает справедливые нарекания населения. Эту работу Алексеев поручил своему доверенному лицу генералу Н.С. Батюшину, который состоял при ставке и, как говорили осведомленные военные, пользовался большим расположением начальника штаба[704]. Следственная комиссия под руководством Батюшина недолго искала источник всех бед и хозяйственных неурядиц, обвинив в этом крупные петроградские банки. 10 июля был арестован и помещен в военную тюрьму города Пскова известный Д.Л. Рубинштейн – владелец «Юнкер-банка». Он был тесно связан со многими банковскими деятелями столицы, совсем недавно возглавлял Русско-французский банк, был вхож и в придворные круги. В свое время этому уроженцу Харькова дорогу в финансовую элиту проложил великий князь Владимир Александрович (дядя Николая II)[705]. Вместе с Рубинштейном задержали его родственников и сотрудников – всего около тридцати человек. Московская пресса ликовала, оценив данное событие как логическое завершение карьеры зарвавшегося спекулянта[706]. У столичного же бомонда оно вызвало совсем иные эмоции. Состояние шока – так можно описать атмосферу, воцарившуюся в Петрограде. Ряд видных финансистов возбудили ходатайство (оставшееся без последствий) об освобождении Д.Л. Рубинштейна под залог в полмиллиона рублей[707]. Не помогло и дипломатическое прикрытие банкира, числившегося персидским консулом в Петрограде[708]. Но на этом неприятности не завершились: последовали обыски и выемки документов в ряде крупнейших банков Питера. Н.С. Батюшин в своих воспоминаниях упоминает кроме Русско-французского и «Юнкер-банка» Петроградский международный, Русский для внешней торговли и Соединенный банк[709]. Здесь следует оговориться, что последний из названных банков, образованный в 1909 году, территориально располагался в Первопрестольной, однако по сути являлся детищем Министерства финансов; возглавлял его граф В.С. Татищев – выходец из этого ведомства. У Москвы Соединенный банк, возникший на руинах финансовых структур семейства Поляковых, симпатиями никогда не пользовался. Иначе говоря, направленность действий комиссии Батюшина не вызывала никаких сомнений: ее мишенью являлась питерская деловая элита и лица, связанные с нею. Разумеется, на их защиту бросился министр П.Л. Барк. Он жаловался императору на то, что деятельность комиссии дезорганизует работу банковских учреждений. И ему удалось немного смягчить удар, добившись соизволения Николая II на образование (из подчиненных ему чиновников) другой комиссии во главе с членом Государственного совета бывшим министром торговли и промышленности С.И. Тимашевым, чтобы во всем спокойно разобраться[710]. Дискредитации батюшинской комиссии способствовало также то, что в августе был арестован один из активных ее членов И.Ф. Манасевич-Мануйлов, уличенный, как говорили, в вымогательстве денег у руководства Соединенного банка.
Это вынудило Батюшина и его сотрудников переориентировать наступление. Теперь удар был направлен не напрямую по банкам, а по сахарным заводам, расположенным на Украине, – ведь большинство предприятий по выработке рафинада контролировалось все теми же столичными финансовыми структурами. В начале октября 1916 года в Киеве прошли сенсационные обыски. Местное губернское жандармское управление информировало Министерство внутренних дел, что по распоряжению начальника штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеева оно выделило нескольких офицеров для помощи генералу Батюшину в проведении следственных действий в киевских филиалах ряда столичных банков и правлений сахарных обществ[711]. Следственные действия закончились задержаниями трех предпринимателей: Абрама Доброго, Израиля Бабушкина и Иовеля Гоппера, обвиненных в спекулятивном взвинчивании цен на сахар с целью получения максимальных барышей. Аресты явились полной неожиданностью для правительства; Барк уверял озлобленных банкиров в том, что ничего не знал о намерениях военных властей. Он полностью разделял опасения финансистов: подобные акции не только компрометируют промышленников, но и угрожают конъюнктуре; из деловой среды вырываются деятельные люди, которых сложно кем-либо заменить. Министр финансов обещал употребить все свое влияние, чтобы как можно скорее урегулировать это дело[712]. Кроме того, столичные банкиры предлагали внести залог за освобождение всех троих из-под стражи – уже по одному миллиону за каждого[713]. Своеобразным ответом на ходатайства можно считать арест в Петрограде уполномоченного Всероссийского общества сахарозаводчиков М.Ю. Цехановского, слишком рьяно заступавшегося за своих коллег[714]. Панику, в которой пребывал тогда питерский деловой мир, хорошо передает следующий забавный эпизод. На квартиру к известному петроградскому дельцу А.И. Животовскому прибыла группа лиц в военной форме. Они заявили, что пришли с обыском для выяснения его причастности к спекулятивным сделкам с углем и металлом и настойчиво интересовались, где находятся денежные средства. Не обнаружив крупных сумм, они удалились якобы для доклада начальству. Лишь после их ухода перепуганный Животовский догадался, что стал жертвой аферистов, и подал заявление в полицию[715].
