Напротив, схема судопроизводства, где королю отводится роль беспристрастного судии, может иметь одним из своих истоков раннесредневековые представления о справедливости и милосердии как о добродетелях истинного правителя. Сам Альфред, безусловно, почитал Господа верховным судией, повелителем и законодателем; король представлялся ему Его наместником, а элдормены и герефы — слугами короля, исполнителями его воли. Столь же несомненно, что он считал знание законов совершенно необходимым для исполнения судейских обязанностей.
Слова, вложенные Ассером в уста короля, призывавшего своих уитэнов приобщиться к мудрости, по тону вполне соответствуют высказываниям самого Альфреда, будь то законы или литературные труды. Неграмотные элдормены, герефы и тэны, которые предпочли исполнить «непривычный урок» и научиться нелегкому искусству чтения, чтобы не потерять свою должность, возможно, списаны Ассером с натуры.
Следует также указать, что во времена Альфреда, как и позднее, королю чаще всего приходилось разбирать гражданские тяжбы по поводу владения боклендами {121}; в таких случаях обращение к «третейскому суду» было самым простым и традиционным решением. Наглядным примером может служить документ, относящийся ко времени правления Эдварда Старшего {122}, написанный на древнеанглийском языке и представляющий собой прошение, адресованное королю. Имя его автора неизвестно, но подлинность практически не вызывает сомнений. Проситель рассказывает, что Хельмстан, его крестник, был обвинен в воровстве. Некий Этельм Хига предъявил претензии на пять гайд земли в Фонтиле, в Уилтшире, принадлежавшие Хельмстану, и получил бы их, если бы автор письма не вступился за Хельмстана перед королем Альфредом «упокой, Господи, его душу». Король передал дело третейскому суду, который собрался в Уэрдоре, принадлежавшем к королевским владениям в Уилтшире. В состав суда входили Витборд и камергер (hræl thegri) Эльфрик [47], Бюрхтельм, Вульфхун Черный из Сомерсета, Стрика, Убба и многие другие, в том числе и автор письма. Была предъявлена landboc, грамота о дарении земли Хельмстану, судьи проверили подписи свидетелей, среди которых был и король Альфред, и объявили, что Хельмстан может подтвердить свою правоту с помощью соприсяжников. Этельм Хига, однако, не согласился с таким решением, поэтому судьи обратились лично к Альфреду. «Мы отправились к королю и объяснили, как мы решили дело и почему, и Этельм был с нами, и король в спальном покое в Уэрдоре встал и омыл руки. Сделав так, он спросил Этельма, почему наше решение кажется ему неправильным, и сказал, что сам он не может предложить ничего лучшего».
Король назначил день для церемонии принесения клятв, и автор письма согласился быть одним из соприсяжников Хельмстана при условии, что после смерти Хельмстана спорные пять гайд отойдут ему. Церемония состоялась, клятвы были принесены, и Хельмстан вернул свои земли. Далее все шло хорошо, пока Хельмстан не поддался искушению снова. Он украл быков, но его выследили и схватили, причем на носу у него была царапина от ежевичной колючки, которую сочли доказательством того, что он прятался. Против вора было выдвинуто обвинение, и король Эдвард Старший, наследовавший своему отцу, приговорил Хельмстана к изгнанию. Автор письма, однако, просил за него нового короля в Чипенгеме, и преступнику позволили вернуться, а проситель сохранил право на обещанные ему пять гайд. В конце концов, как отмечено на обороте документа, Этельм Хига отказался от своих притязаний в присутствии короля и свидетелей в Уэрминстере. «Поистине, как можно закончить дело, — пишет автор прошения, — если ни деньгами, ни клятвами не удается положить ему конец и если любой указ короля Альфреда можно нарушить?»
Этот весьма поучительный документ оставляет ощущение патриархальности и рисует нам картину безыскусного, неформального судопроизводства. Следует, однако, обратить внимание на то, что оба раза обвинения Хельмстана в воровстве разбирались без участия короля, хотя в итоге преступник дважды был прощен по королевскому повелению. Кроме того, в первый раз к Альфреду обратились, скорее, как к лорду, нежели как к главе государства, чтобы он защитил интересы Хельмстана, одного из своих «людей»; Альфред передал дело третейскому суду и вмешался лично лишь тогда, когда суд зашел в тупик, но и в этом случае ограничился тем, что назначил официальную церемонию для вынесения окончательного решения.
Смутно, но вполне последовательно, за разрозненными свидетельствами источников просматриваются контуры правовой системы альфредовских времен. Король уже считался «носителем правосудия» как господин для своих людей, властитель для своих подданных и справедливый защитник всех притесняемых. Он вершил правосудие непосредственно, на общенациональных ассамблеях или в королевских судах (в более узком значении этого слова), либо через своих ставленников, в местных судах, возглавляемых элдорменами и герефами.
Участники разбирательства при необходимости могли провозглашать нормы обычного права, но дискреционная власть в большей мере оставалась у королевского представителя, возглавлявшего суд; в центральных судах участники сами были уитэнами, влиятельными людьми благородного происхождения. В законах Альфреда {123} к судьям, которые назначают или смягчают наказание, помимо обычного древнеанглийского термина domeras применяется также наименование «мудрые» (witari) или «властители мира».
Состав местных судов был не таким элитарным, но здесь источники «точны лишь в своей неточности». У нас есть все основания считать, что во дни Альфреда созывался фолкгемот, на котором председательствовали элдормен или, возможно, королевский герефа, но далее мы вступаем на очень зыбкую почву. Впрочем, представляется весьма вероятным, что фолкгемот под председательством элдормена являлся судом скира; не исключено также, что существовали суды более мелких территориальных единиц, собиравшиеся чаще под председательством королевского герефы, — то есть нечто подобное позднейшим судам сотен {124}.
Судя по всему, территориальное деление на сотни и скиры восходит к давним временам. Все уэссекцкие скиры упоминаются в Англосаксонской хронике еще до смены почерка в 891 году: какова бы ни была их первоначальная суть, в IX веке они представляли собой административные единицы. Необходимость деления страны на отдельные области могла возникнуть достаточно рано в связи со сбором королевских податей.
Подати, собранные с «земель короны», вместе с «продовольственной податью», которую король получал, странствуя по стране, составляли главные статьи его доходов, время от времени пополнявшихся также за счет дани (gafol).
Выплаты часто производились натурой, хотя денежный обмен возник в англосаксонских королевствах задолго до альфредовских времен.
Ассер подробно рассказывает, как Альфред распоряжался своими доходами, отдавая одну их половину на мирские дела, а другую — на религиозное служение. Средства, определенные на мирские дела, пишет Ассер, делились на три части: из одной выплачивалось содержание воинам-тэнам, исполнявшим по очереди свою службу, «каждому в соответствии с его должностью и достоинством» {125}; из второй платили мастерам, которых король приглашал к себе из разных земель; третьей пользовались чужестранцы, стекавшиеся во множестве к королевскому двору. Средства, отданные на религиозное служение, делились на четыре части: одна четверть предназначалась беднякам, вторая — новым королевским аббатствам в Этелни и Шефтсбери, третья — придворной школе, а четвертая — уэссекцким и мерсийским монастырям. Из этой, последней четверти делались пожертвования религиозным общинам Уэльса, Корнуолла, «Галлии», Бретани и Нортумбрии. Говорится также, что Альфред посылал подношения иерусалимскому патриарху в Палестину и даже в Индию [48]; в нескольких записях Англосаксонской хроники сообщается, что дары от «западных саксов и короля Альфреда» были доставлены в Рим {126}.
