В радиоиграх на разных этапах участвовало большое количество людей: сотрудники НКВД, перевербованные вражеские агенты, засылаемые перебежчики из числа немецких военнопленных, а в отдельных эпизодах и бойцы войск НКВД, которые помогали проводить многие спецмероприятия. Вся эта масса людей требовала строгой централизации руководства, четкого взаимодействия ведущих радиоигру сотрудников с другими службами советской контрразведки и подразделениями Красной армии. При этом нужно было сохранять все в строжайшей тайне, как, впрочем, и до сегодняшнего дня.
В проведении самой радиоигры, особенно по содержанию шифровок «Макса», отправляемых им гитлеровцам, чекисты 4-го управления НКВД старались придерживаться того положения, чтобы дезинформацию, сообщаемую врагу, нельзя было выявить в принципе. Поэтому она должна была быть небольшой по объему и хорошо спрятанной среди абсолютно достоверных и проверяемых фактов. Понятно, что при этом соотношение правдивых и ложных данных могло быть вещью неравномерной. Но в любом случае правды в шифровках оказывалось больше, иначе другая пропорция была чревата возможным раскрытием обмана и не должна была в таком виде переправляться противнику, если разведчики хотели получить положительный эффект в радиоигре. Именно за эту «правдивую пропорцию» в радиограммах «Макса», которые санкционировал Сталин для передачи германскому военному руководству, как раз и ценили данные «своего» агента «Макса» в гитлеровском генеральном штабе.
При этом ведущие радиоигру действовали аккуратно, умело, чтобы особо ценные сообщения, на которые и должны были «подсесть» или клюнуть фашисты, были трудно раскрываемыми, потому что на их полный анализ потребовалось бы, например, много времени, а в условиях войны такая трата его была просто недопустимой, или новые данные оказались бы непроверяемыми вообще. Это делалось с расчетом на то, что при попытке проверить такую информацию противник всегда приходил бы к неопределенному результату – ни да ни нет. Ведь абверовские аналитики при контроле шифровок с сообщенными «Максом» данными сталкивались с главной проблемой – верить им или нет? И, как правило, верили, поскольку бо́льшая часть в шифровках от «Макса» была подтверждаемой.
Еще раз стоит повториться для понимания основного смысла операции «Монастырь» – дезинформация советских контрразведчиков вряд ли бы выдержала испытание, если бы в ней не присутствовала какая-то доля правды. А вот какая, определить мог только Генеральный штаб Красной армии. Придавая важное значение этой стороне дела, Оперативное управление Генштаба Красной армии, заместителем начальника которого был в то время полковник, а потом генерал С. М. Штеменко, умело создавать тщательно взвешенное, продуманное и эффективное содержание будущих радиограмм для «Гейне»-«Макса».
Допустим, «Макс» сообщает о подготовке очередного наступления русских. Понятно, что офицер связи в Генштабе Красной армии знает не так много фактов. Но он сообщает то, что смог узнать из других источников, с которыми ему удалось, в основном с помощью денег, установить контакт. И абверовцы это прекрасно понимали.
Например, он сообщал номера частей, частично – план наступления, или то, что Жуков в таком-то месяце был у Сталина чаще – девять раз, и т. д. Что делает немецкое командование? Конечно, в первую очередь проверяет с помощью своей войсковой разведки подготовку частей Красной армии к наступлению. Выяснили – русские готовятся. Они перемещают свои дивизии на указанные в шифровках рубежи. Сходится, все совпадает. В этом случае источнику, конечно, верят. Тогда как может получиться «деза»? Она могла заключаться в том, что этим намерением нового наступления советское командование как бы подталкивает или даже вынуждает противника менять планы. Противник узнал о наступлении? Хорошо. Но гитлеровцам это надо проверить. Сверху спускается задание – вскрыть группировку советских войск. Ведется авиационная, агентурная разведка. Усилия ее направлены на нужный район. Захватываются пленные. Ждут перебежчиков и т. д. Данные «Макса» подтверждаются, что называется, по полной программе.
И тогда на место нового наступления советских дивизий фашистское командование передислоцирует воинские части из резерва или перемещает их с других участков своего Восточного фронта. А это-то как раз и нужно советскому командованию, которое в строго секретном участке своих фронтов в тайне от врага сосредоточивает свои резервы. Делает все максимально незаметно. Потом именно там, откуда части вермахта ушли, начинается неожиданная для противника крупная операция войск Красной армии. Немецким дивизиям грозит окружение. А их резервы уже переброшены совсем на другой участок Восточного фронта. Главное – время, противником упущено.
Более того, например, Манштейну или Паулюсу не нравятся все эти перемещения русских дивизий. Но Гитлер-то по своим каналам, которые не известны ни Манштейну, ни Паулюсу, получает точную информацию – главное советское наступление будет под Ржевом! А на юге СССР, возможно, готовится отвлекающая операция.
С этой точки зрения уже совсем по-другому могут выглядеть приказы по наступлению фашистов на Сталинград. Немецкое командование вынуждено поступать и думать неправильно, так как оно по-прежнему верит «своему» агенту. Из-за этого в нужное время резервы фашистов находятся совсем не там, где надо. Приказы отдаются уже с неверным учетом реальной обстановки. Они вместе с «дезой» «Макса» во много раз увеличивают слабость немецких войск и повышают шансы на успешное завершение операций Красной армии на советских фронтах.
В коллективе советских генштабовских «бперов» постоянно функционировала группа специально выделенных высококвалифицированных «направленцев». В их обязанность входила отработка правдивых, но в реальности ложных данных. В центральном аппарате органов госбезопасности поддержание хороших контактов с Оперативным управлением Генштаба было сконцентрировано, в частности, в руках заместителя начальника 2-го (контрразведывательного) управления НКВД генерала Л. Ф. Райхмана. [8]
В таком тяжелейшем психологическом и дезинформационном поединке (в отместку за немецкую операцию «Кремль») Сталин вчистую выиграл у Гитлера. А у противника было полное удовлетворение: наконец-то от подготовленного и засланного к Советам агента, «Макса», шла настоящая информация! В этом случае можно было еще больше показать фюреру нужность работы абвера.
На это также рассчитывал советский Главковерх. Он понимал, что хорошо составленные данные в шифровках «Макса» постепенно приучат Гелена, Канариса, Гальдера, Гитлера и других руководствоваться их данными! А ему остается лишь своевременно, тонко регулировать степень и направленность информации для германского руководства, исходя из стратегических замыслов советской Ставки, а также тех целей и задач, которые стояли перед Красной армией в период боевых действий в 1942–1943 годах.
Неслучайно окончательные решения по действиям частей вермахта и геринговских люфтваффе на Восточном фронте, как правило, не принимались до поступления анализа от службы «Иностранные армии Востока» ОКН, основанного в том числе и на шифровках «Макса». Генерал Гелен и другие крупные фашистские специалисты-разведчики в своих послевоенных воспоминаниях отзывались об «источнике из Москвы» как о большом достижении службы Канариса. [9]
Но, как бы там ни было, любая дезинформация выражалась в первую очередь в определенных действиях тех, кто принимал участие в ее составлении, апробации, внедрении и, наконец, получении желаемого результата. Иногда за самым малым обманом, нужным советскому командованию, стояла большая организационная работа, порой немалого числа людей. Особенно на фронте, на полях сражений. Именно о такой проводимой работе докладывал на самый верх прямой руководитель операции «Монастырь»:
ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА
Докладная записка начальника 4-го Управления НКВД СССР П. А. Судоплатова заместителю народного комиссара внутренних дел СССР о результатах направления в спецорганы противника агента «Гейне» от имени легендированной организации «Монастырь» 28 марта 1942 г.
17 февраля с. г. за линию фронта на Гжатском направлении по агентурному делу «Монастырь» был переброшен агент 4-го Управления НКВД СССР «Гейне» под видом курьера существующей в Москве церковно-монархической группы.
Направляя нашего агента к немцам от имени организации, мы имели в виду следующие задачи:
1) создать канал, по которому можно будет забрасывать нашу специальную агентуру в Германию и на оккупированную территорию;
2) дезинформировать германское командование о положении в СССР;
