26.10.81 года грузились в эшелон на станции Келес. Всю ночь не спал, у солдат, да и у офицеров не было навыков в погрузке и креплении техники. Что-то помнили ещё с училища, это и применяли.
При следовании на станцию погрузки перевернули и утопили БРМ (боевая разведывательная машина). Хорошо, что обошлось без жертв. Наследующий день утром эшелон пошёл к границе.
28.10.81 года в 15.30 прибыли на станцию Джаргурган, это в 35 км восточнее г. Термез, и приступили к разгрузке техники. Опять всю ночь не спал. Управляемость отряда была отвратительная, с помощью посыльных, как в Гражданскую войну.
На следующий день, в 8 часов утра вышли в район сосредоточения, стояли в песках. Готовились к переходу границы и к маршу в район предстоящей дислокации. В наш район пригоняли машины с продовольствием и лесоматериалами для строительства палаточного городка. Было очень много офицеров со служб округа. Параллельно шла передача нашего отряда в состав 40 Армии. Всё чего не хватало, немедленно привозилось из Термеза.
В 21.00, построив колону, мы пошли на границу. Опыта вождения колон у меня не было. Дороги, как таковой, с нашего района на паромную переправу тоже не было. Множество полевых дорог, которые то расходились, то сходились. Регулировщики поставлены не были. И когда мы зашли в сплошные камыши, карта стала бесполезна, к тому же ещё стемнело. Слегка блуданув и опоздав на час, мы вышли на переправу.
На КПП пограничников нас ждал заместитель начальника разведки округа полковник Пилипенко. Он крайне эмоционально высказал всё, что обо мне думает. Так же эмоционально, я высказал своё мнение о нём. У рядом стоявшего офицера пограничника челюсть отвалилась до груди. У меня, после трёх дней беспрерывного стресса, просто не выдержали нервы. Казалось бы, мы стали врагами на всю оставшуюся жизнь. Но спустя четыре года, именно благодаря полковнику Пилипенко я остался в стенах Академии. Стоял вопрос о моём отчислении. Но об этом позже.
С отцом и братом перед Афганом. г. Чирчик сентябрь 1981 года.
«Война — брусок, на котором оттачиваются, как лезвие, достоинство и совесть человеческая.
У одних эта совесть оттачивается, а у других, как плохо закаленная сталь, крошится».
П. Автомонов «Когда разлучаются двое».
События с момента ввода в Афганистан и до апреля 1982 года у меня отражены очень точно, я вёл дневник.
В 1.30 30.11.81 года последняя наша машина перешла границу. При переходе было много суматохи. Пограничники не могли, точно, пересчитать всех людей. У них получилось меньше, чем было на самом деле. Дело в том, что многие солдаты уже спали, а спящих в боевой технике посчитать сложно. В конце концов, пограничники записали ту цифру, которую я дал и мы пошли строго на юг, в глубь Афганистана.
Совершение марша было сплошным кошмаром. Хорошо, что на этом участке дороги ни когда не было душманов, иначе из нас сделали бы кровавое месиво. Колона была полностью не управляема. Радиосвязь была только между боевыми машинами, а у нас в колоне было около 150 КАМАЗов, которые везли наше имущество.
Периодически какой-то из них ломался и все машины, что следовали за ним, останавливались. Водители засыпали. Впереди идущие машины продолжали идти. Отремонтированная машина трогалась, а все остальные стояли. Я был вынужден ехать на БМП не по дороге, а рядом. Солдаты спрыгивали с БМП и, стуча прикладами в кабины, будили водителей. Но так бы мы не куда не дошли, и я посадил в кабину каждого КАМАЗа нашего солдата, тогда колона потихоньку, но пошла. Всю ночь не спал.
В 7 часов утра колона вышла на перекрёсток дорог. Налево на юго-восток, на Ташкурган и далее на Полихумри и Кабул. Направо на запад, на Мазари-Шариф и далее на Шибарган. Южнее перекрёстка было место дислокации 122 МСП, 201 МСД. В последствии мы часто работали на операциях совместно с подразделениями этого полка.
На перекрёстке нас уже ждал батальон из 56 ДШБР (десантно-штурмовая бригада). Дальше было идти уже опасно, и они осуществляли охрану наших колон. Пошли в сторону Шибаргана тремя колонами, а я с генералом Винокуровым полетел на вертолёте выбирать место для размещения отряда. Две колоны проскочили нужный поворот, пришлось их догонять и возвращать. И, в конце концов, потерялась одна Шилка. Заглох двигатель, пока устранили неисправность, колона ушла. Ну и конечно поворот они тоже проскочили. Регулирование организовано не было.
В течение месяца я потом проводил занятия по совершению марша и организации связи в колоне. Одного месяца хватило решить эти вопросы.
Шилка пришла в три часа ночи. Нам просто повезло, что душманы видимо эти сутки отдыхали.
Прежде чем вводить отряд, надо было провести хотя бы несколько занятий по-боевому слаживанию. Ни я, ни кто из офицеров, не имел опыта в организации марша даже в мирное время. В спецназе нет в подразделениях техники, на учениях только пешком. А здесь война, сотни машин, колона смешанная и колёсные и гусеничные машины. О чём только начальники в больших штабах думали, и война ведь уже шла около года пора бы иметь хоть какой-то опыт.
Мы опыт обретали в боевых условиях, а это всегда лишняя кровь.
Боевые операции мы в последствии планировали и проводили исходя не из требований уставов и инструкций, а из реалий Афганистана.
Операции по захвату душманских баз представляли собой солянку из пехотной и спецназовской тактики. Засадные действия практически не противоречили требованиям инструкции по применению частей и подразделений спецназ, но и здесь Афган внёс свои коррективы. Доставку групп мы осуществляли исключительно наземным путём. В связи с относительно небольшими зонами ответственности, мы отказались от вертолётов, по земле надёжней и более скрытно. За два года мы не разу не осуществляли эвакуацию групп. Наоборот, при боестолкновении с противником мы наращивали свою группировку. Ни одна наша группа, уходя на засаду, не оставалась без прикрытья, но об этом позже.
В первую же ночь охранением был задержан подозрительный афганец, крутился возле лагеря и не мог внятно объяснить, что он тут делает. Допрос особиста ни чего не дал. Тогда я приказал привести его ко мне. Он опять нёс, какую-то чушь. Я вызвал нашего начальника медпункта и приказал ему принести и разложить самый страшный с его точки зрения медицинский инструмент. Сказал, чтобы он обязательно взял шприц, которым в фильме «Кавказская пленница» делали укол «Бывалому». После того как инструмент разложили, даже не пришлось задержанного запугивать, он, поглядывая на стол, выложил 14 адресов. Утром мы его сдали в ХАД.
В ночь с 31 октября на 1 ноября, при проверке боевого охранения, был ранен помощник начальника штаба, старший лейтенант Михалёв Владимир Николаевич. Он пошёл с начальником штаба проверять посты. И получалось так, что на один из постов они вышли не со стороны лагеря, а от речки поросшей камышом. Солдат стоявший на посту применил оружие, даже не окликнув. Первый раз в жизни восемнадцатилетний парень попал в боевые условия и нервы не выдержали.
Утром десантники пошли на операцию, и я отправил с ними две группы со второй роты, одной из групп командовал мой брат. У нас в лагере был генерал-майор Глушаков, он и руководил действиями десантников и нами. Мы с ним подошли к Михалёву, он был бледен, но выглядел хорошо и даже улыбался. Ему наши медики сделали всё возможное, он лежал на носилках, мы ждали вертолёты. Глушаков спросил у него: «Ну, что сынок, до вертолётов потерпишь»? Володя, что-то ответил, улыбнувшись. Подошедшим вертолётом его отправили в Шибарган центр провинции Джаузджан. Там находился городок советских специалистов, нефтяников и газовиков и имелась небольшая поликлиника. Где Володе и сделали операцию.
2.11.81 года утром нам сообщили, что старший лейтенант Михалёв умер от большой потеря крови. Володя, как и мы все, был добровольцем. На должность помощника штаба он согласился только потому, что очень хотел идти с отрядом, а свободных групп не было. Потомственный военный он не мог иначе. В Минске у него остались отец и мама.
Судьба солдата ранившего Михалёва сложилась трагически. Буквально через неделю, на одной из операций, во время боя он пропал. Опускалась ночь, и роте надо было уходить, иначе могли быть большие потери. С рассветом мы вернулись на то место большими силами. Солдата нашли, он всю ночь просидел в глубоком арыке под камышом, по пояс в воде. Но через три месяца, в одной из операций, он погиб.
Мне не нравилось наше место расположение, вокруг очень много посадок и глубоких арыков, по которым можно не заметно подойти к лагерю. К тому же мы стояли на пахотных землях, а значить, кого-то лишим куска хлеба. Наше расположение устраивало только местную власть, так как мы были не далеко от н.п. Акча, центра волости. На них периодически нападали душманы.
