Старожилы Арбата рассказывали, что еще в бытность Константина Ивановича главным связистом Вооруженных Сил СССР были у него по некоторым причинам морального плана натянутые отношения с партийными органами. Были разговоры, что в свое время начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал-полковник Николай Шляга однажды даже грозился отобрать у него партийный билет…
О «деятельности» Кобеца по Министерству обороны постоянно ходили ядовитые байки, связанные с тем, что он якобы настолько «засекретил» свою работу, что о ее результатах знает только министр…
Очень странным было многое. Например, Кобец как замминистра и главный военный инспектор, казалось бы, должен был бить в колокола по поводу развала армии, сворачивания боевой подготовки, профессиональной деградации офицерского корпуса, буйного расцвета коррупции и воровства в Вооруженных Силах. А уж, казалось бы, о дискриминационном финансировании армии по вине исполнительной власти от Кобеца должно было доставаться правительству и выше…
Но армия имела весьма скудное представление, что Константин Иванович обо всем этом думает.
В былые времена главный военный инспектор считался государевым оком в армии. Из-под его пера ложились на стол царям и генсекам доклады исключительной объективности. Ложь была тягчайшим преступлением и приравнивалась к предательству.
На совещании высшего руководящего состава Российской армии в декабре 1995 года присутствовали представители президента, правительства, Совета безопасности, парламента. На сцене висели гигантские таблицы, в которых отражались результаты итоговых проверок в дивизиях, армиях, полках. В перерыве генералы и полковники толпились у таблиц. Один из заместителей министра обороны сказал мне:
— Хочешь покажу фокус? Вот смотри: напротив одного из полков армии (Калининградский оборонительный район) стоит «удовлетворительно». Чистейшей воды ложь инспекторской выпечки. Этот полк укомплектован немногим более чем на 30 процентов — командир на днях был в Москве и рассказывал. Никакой проверки там проводиться не могло. Проверку можно проводить лишь тогда, когда часть укомплектована не менее чем на 70 процентов…
В тот же день я позвонил в оперативный отдел штаба армии, и там подтвердили, что часть действительно едва-едва укомплектована на одну треть…
Если бы кто-то из президентских структур всерьез занялся этим очковтирательством — все наверняка закончилось бы уголовным делом. В США и других странах подобный обман квалифицируется как злостное государственное преступление. Самое опасное, что то была ложь, касающаяся уровня боеготовности армии.
Потом я еще не раз сталкивался с подобными «фокусами». Подчас они исполнялись первыми лицами в МО. На одной из пресс-конференций Грачева спросили, какой из военных флотов считается лучшим. Министр, не задумываясь, ответил, что Северный. А рядом с ним лежала розовая папка (я только что держал ее в руках) с донесением Главной военной инспекции, подписанным генералом Кобецом: в документе говорилось о таком состоянии боеготовности многих подлодок, что СФ даже с большой натяжкой нельзя было признать лучшим…
На мой взгляд, назначение Кобеца замминистра было продиктовано не только стремлением Грачева укрепить связующее звено между собой и президентским аппаратом, но и «приручить государева надзирателя».
На заре разгула демократии в нынешней России было много требований о том, чтобы Главный военный инспектор подчинялся непосредственно президенту. И некоторое время так и было. Но это вызывало состояние дискомфорта у некоторых высших руководителей МО, всегда страшно ревниво относящихся к тому, что кто-то помимо их докладывает президенту о состоянии армии. Возвысив Кобеца, Грачев добился того, что главный инспектор обязан был согласовывать с министром свои выводы в документах, направляемых в Кремль и правительство…
Кобец был одной из наименее заметных, но в то же время и наиболее влиятельных фигур в окружении министра обороны РФ.
Для меня загадкой всегда было то, что главный военный инспектор нередко оказывался в эпицентре скандальных дел, которые совершенно не совпадали с профилем его служебных обязанностей. Мне было непонятно, почему он занимается контрактом, связанным со строительством и продажей многоквартирного дома, почему он причастен к каким-то другим коммерческим делам. Ведь все это было страшно далеко от инспектирования войск. И чем чаще я сталкивался с такими фактами, тем яснее становилось, что такое положение дел устраивает и Кобеца, и Грачева…
Странным было и другое: на Арбате часто можно было слышать разговоры, что сомнительная деятельность замминистра давно вызывает интерес у наших спецслужб. След, как говорится, был взят. Но идти по нему долгое время боялись…
Когда летом 1997 года генерал был арестован, один из адвокатов возмущался, что взят под стражу человек, имеющий столь огромные заслуги перед демократией: защищал ее в августе 91-го и октябре 93-го, доказал глубокую преданность президенту…
Но в Уголовном кодексе нет пока льгот для пойманных за руку гвардейцев режима.
ОКТЯБРЬОктябрь 1993 года стал особой страницей в биографии министра обороны России. К тому, что Ельцин рано или поздно пойдет на открытую и жесткую конфронтацию с Верховным Советом, Грачев был готов задолго до октября. На президентской даче не однажды проходили тайные совещания, в ходе которых Ельцин, силовые и другие министры дискутировали о способах и сроках «усмирения» парламента. В этих дискуссиях Грачев старался играть первые роли. Это давало возможность еще раз продемонстрировать преданность президенту.
Отъезжая за город, Грачев соблюдал строжайшую конспирацию, не посвящая в цели своего отъезда даже начальника Генштаба генерала Михаила Колесникова и еще одного своего первого заместителя — Андрея Кокошина. Но министру только казалось, что о его интенсивных маневрах в районе президентских дач знает только он, его водитель и самый посвященный помощник генерал Валерий Лапшов.
В центральном аппарате МО и Генштаба, Главном управлении охраны, Службе безопасности президента, МВД, ФСБ и ФАПСИ существует давно устоявшаяся система «неформальной связи», по каналам которой иногда мгновенно передается нужная информация, что очень часто выручает их и не позволяет начальству застать подчиненных врасплох.
…19 сентября 1993 года в президентской резиденции «Русь» сильно повздорили министр обороны и директор ГУО генерал Михаил Барсуков. Два бравых генерала не на шутку сцепились «после ужина» на виду у Ельцина в яростном споре: готовы или не готовы силовые структуры к вводу в действие готовящегося указа президента о прекращении полномочий парламента. Наблюдавшие эту сцену отмечали, что то был явный спектакль, в котором два верных стражника президента демонстрировали «страстный плюрализм» мнений, пытаясь одновременно заработать очки у Ельцина.
При этом Барсуков играл роль эдакого капитального мужичка-прагматика, который умеет сто раз отмерить, а раэ отрезать. Грачев же имитировал решительного, горячего бойца-рубаку. Сытный ужин у президента вскружил голову, генералы плохо подбирали выражения. До хватания за грудки дело не дошло, но все к этому близилось.
Ельцин занял сторону Грачева. А Барсукову даже предложил «отдохнуть» до тех пор, пока все закончится. Грачев был доволен. Он не догадывался, что таким образом Ельцин и Барсуков еще раз проверили позицию министра обороны перед решающим броском на парламент…
Но когда указ был введен в действие и сразу за вспышкой беспорядков в Москве встал вопрос о вводе войск в столицу и их применении, коллегия Минобороны долгое время не принимала четкого решения.
Я был очень близко к эпицентру этих событий и могу свидетельствовать: поддержка ельцинского указа Грачевым натолкнулась на осторожно-рассудительное и даже прохладное отношение коллегии к требованию президента силой покончить с парламентом и поддерживающими его «бандитами».
Между Кремлем и Арбатом шли тяжелые и очень нервные переговоры. Судя по тому что Кремль все яростней требовал от генералов определиться и не тянуть резину, там была жуткая паника. Со стороны Боровицких ворот до МО и обратно то и дело носились на машинах «эмиссары» со страшно озабоченными и перепуганными лицами. По мере того как обстановка осложнялась, многие из них охотно засиживались в арбатских кабинетах за чашкой чая или кофе и не торопясь обратно в Кремль…
Грачеву звонили Гайдар, Бурбулис, Волкогонов — все «давали указания». В конце концов министр не выдержал и раздраженно заявил, что у него есть только один начальник — президент…
Ельцин рвал и метал от нерешительности генералов.
Явившись в Минобороны среди ночи, президент был вынужден «выламывать руки» Грачеву и всей военной верхушке, требуя немедленного использования войск для подавления восстания.
