Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Может быть, впервые о таланте А. Твардовского-прозаика подробно заговорила профессор Н.Д. Котовчихина в своей кандидатской диссертации, частично опубликованной в журнале «Русская литература» (1985. № 4). «Очерки и рассказы, входящие в книгу «Родина и чужбина», – писала Н.Д. Котовчихина, – внешне просты и непритязательны, действительно напоминают страницы записной книжки. Вместе с тем это целостное, строго продуманное произведение, не случайно имеющее общее название «книга». В ней отражено личное восприятие автором войны, нарисованы портреты людей, встреченных на военных дорогах и оказавших существенное влияние и на формирование у автора таких коренных понятий, как «Родина» и «чужбина». Книга одновременно связана и с военным эпосом, и с лирикой поэта. Лирические переживания автора становятся жанрообразующим центром произведения, где «я» рассказчика звучит иногда сильнее и открытее, чем во многих его стихах. Сравним для примера одно из стихотворений Твардовского «Земляку» и очерк «На родных пепелищах», в которых описаны одни и те же события. Оба произведения имеют своеобразную лирическую композицию, построенную на ассоциативном переплетении времен, на двух психологических состояниях. В первой части стихотворения «Земляку» память возвращает Твардовского из оккупированного немцами Загорья в далёкие годы детства:

Вторая часть стихотворения резко противопоставлена первой. Со слов «И там теперь сидит солдат немецкий, И для него огонь горит в печи…» автор говорит о том, что принесла родному краю оккупация:

Это стихотворение относится к разряду тех, где нет объективированного героя и почти нет событий, оно заполнено внутренним миром автора, хотя вряд ли можно сказать, что оно написано о себе. То, что в нём рассказано, имело в годы войны отношение к любому советскому человеку… Главное отличие поэтики очерка «На родных пепелищах» от стихотворения «Земляку» – в большей многоплановости, в бытовой конкретности, в более глубокой индивидуализации главного героя-рассказчика, в большем разнообразии поведенческих, бытовых и языковых деталей, интонаций» (Русская литература. 1985. № 4. С. 91—92).

Вместе с конкретными деталями деревенского и военного быта в мир произведений Твардовского вошёл образ Родины, России, возможность показать своё личное к ней отношение, сказать то, что думаешь о времени и о себе.

И в прозе А. Твардовский, владея богатым народным языком, испытывая кровную близость с народом, с простыми строителями всего того, что было разрушено войной, создаёт правдивое и честное произведение художественной литературы.

Александр Твардовский – писатель редкостной широты и гуманности духа, огромной силы народный поэт, владеющий всеми богатствами русского народного языка, со всеми его шутками, прибаутками, пословицами, поговорками, писатель свободной души, писатель редкий и честный.

О творческом пути Александра Твардовского написано много книг, статей, воспоминаний, опубликован его дневник, писавшийся в пору редактирования журнала «Новый мир», вместивший много интересного и значительного материала. Но за последнее время, уже в ХХI веке, то и дело появляются непродуманные статьи и воспоминания, искажающие сложный и противоречивый облик великого русского поэта. И здесь необходимы уточнения – чаще всего пишут о том, что в могилу его свели острые критические замечания по поводу его руководства журналом «Новый мир».

В письме «Об одной спекуляции» литераторы и учёные Смоленска писали в журнал «Молодая гвардия»:

«Критик Наталья Ильина в статье, публикованной в журнале «Огонёк» № 2, 1988 г., определила «убийцами» А.Т. Твардовского ряд известных советских писателей: Михаила Алексеева, Сергея Викулова, Сергея Воронина, Виталия Закруткина, Петра Проскурина, Анатолия Иванова, Сергея Малашкина, Александра Прокофьева, Сергея Смирнова, Владимира Чивилихина, Николая Шундика, в своё время написавших письмо «Против чего выступает «Новый мир»?», опубликованное в журнале «Огонёк» № 30, 1969 г. Нам, землякам великого поэта, как, уверены, и всем советским людям, далеко не безразлично, с какой целью и в каком контексте употребляется его имя.

Стоит непредвзято прочитать ту давнюю публикацию, которая ныне именуется «письмом одиннадцати», и тотчас обнаружится, что она направлена не против главного редактора «Нового мира» (имя поэта не упомянуто авторами письма ни разу!), а в основном против конкретных критических выступлений в тогдашнем «Новом мире» В. Лакшина, A. Дементьева, Ю. Буртина и некоторых других, обвиняющих в псевдопатриотизме и даже национализме авторов журнала «Молодая гвардия», что, естественно, не соответствовало действительности. В то время журнал «Молодая гвардия», как и прежде, печатал содержательные и глубоко патриотические произведения, воспитывающие в молодых читателях самые высокие чувства.

Если попытаться восстановить подлинную правду, то объективно против Твардовского выступали не авторы «огоньковского» письма, а как раз ближайшие «помощники» главного редактора «Нового мира». Они протаскивали на страницы популярного издания произведения весьма сомнительного содержания… Мы глубоко убеждены, что никому не удастся исказить правду о жизни, творчестве и редакторской деятельности великого сына земли Смоленской! Нельзя использовать гласность, перестройку для удовлетворения корыстных амбиций и сведения личных счётов с лучшими представителями советской литературы!» (Молодая гвардия. 1988. № 7. С. 245—246).

В этом же номере «Молодой гвардии» напечатана и статья Станислава Куняева «Клевета всё потрясает…», в которой дан точный и глубокий анализ целой кампании об «убийцах Твардовского». В Калуге С. Куняев был на встрече с главным редактором журнала «Огонёк» В. Коротичем, который, отвечая на вопрос, сказал, что он не знает, кто убил Есенина, но знает, кто убил Твардовского, и тут же перечислил фамилии одиннадцати известных писателей. Затем С. Куняев заметил, что не только В. Коротич знал об «убийцах Твардовского», но и критик Ю. Буртин в журнале «Октябрь» дважды называет всё те же имена (1987. № 8, 12), затем В. Лакшин по телевидению называет всё те же имена, затем «Огонёк» (1988. № 2 – критик Н. Ильина, через полтора месяца читатель Е.Г. Вал) дважды требует от этих писателей набраться мужества и «публично раскаяться в содеянном». «Через неделю (!) в том же «Огоньке» появляется письмо, подписанное вдовой А.Т. Твардовского. Та же волна: «Со дня появления в печати «Письмо одиннадцати» «Против чего выступает «Новый мир»?» (опубликованное в «Огоньке» № 30 за 1969 г.) не подвергалось пересмотру со стороны лиц, его подписавших…» (Молодая гвардия. 1988. № 7. С. 248—249). Затем выступили критик С. Рассадин в «Огоньке», B. Оскоцкий в «Книжном обозрении», А. Стреляный, потом трижды – «Советская культура»; это напоминало какую-то «массированную артподготовку». «Сначала мне, – писал С. Куняев, – была смешна своей наивной, назойливой истеричностью эта версия «убийства Твардовского»: литературная борьба – дело своеобразное… Но потом я пришёл к выводу, что все эти публикации сознательно скрывают по меньшей мере два факта.

Первое. В «письме одиннадцати» даже не упоминается Твардовский, нет никакого разговора ни о его поэзии, ни о его мировоззрении, ни о его редакторстве, ни о его личности. Есть резкая полемика со статьёй, опубликованной в «Новом мире» критиком А. Дементьевым. В своей статье А. Дементьев в духе рапповской критики шельмовал журнал «Молодая гвардия», издеваясь над стремлением авторов этого журнала начать разговор о национальном сознании русской литературы тех лет. Он иронизировал над статьями В. Кожинова, А. Ланщикова, В. Чалмаева, М. Лобанова… Его оценка последнего совершенно совпала впоследствии с разносом, учинённым Лобанову за его статью «Освобождение» критиками В. Оскоцким, П. Николаевым, Ю. Суровцевым, разносом, о котором сейчас даже стыдно вспоминать… Статья эта изобилует вульгарными проработочными формулировками об угрозе «догматических извращений марксизма-ленинизма», пропаганды «идеологического разоружения», «национализма», об идеологии, «которая несовместима с пролетарским интернационализмом», и т. д. … А. Дементьев был одним из многих, кто рубил этот сук, и его статья была русофобской и антикрестьянской одновременно…» (Там же. С. 249—250).