В первой декаде октября 1875 г. в Ливадии план Андраши был доложен императору Александру II. Горчаков в это время продолжал отдыхать в Швейцарии. А 7 (19) октября в Ливадию срочно отбыл Игнатьев. Но он опоздал…
По прибытии Игнатьев изложил императору последние реформаторские начинания султана и представил свое видение политики России в балканском кризисе. Особые усилия Игнатьев приложил к тому, чтобы убедить царя пойти на непосредственные переговоры с султаном. Абдул-Азиз, опасаясь растущего вмешательства великих держав и очевидных аппетитов Австро-Венгрии, «ставил условием дальнейших переговоров по проведению реформ отказ России от совместных акций с союзными державами и личные переговоры с Александром II»[459]. Однако убедить императора пойти на такие переговоры Игнатьеву не удалось. Не без влияния депеш австрийского МИДа и посла Новикова Александр II заявил, что подобный ход с его стороны подорвет курс согласованных действий с Австро-Венгрией, чего он допустить не может. Но самым горячим противником предложений Игнатьева выступил Горчаков. Самолюбие канцлера было сильно задето, и он язвительно назвал их «диссертацией на звание министра иностранных дел»[460].
Тем не менее Александр II по итогам двух докладов сделал вывод в духе царя Соломона: хорошо все то, что способствует улучшению положения христиан на Балканах, как исходящее от самой Турции, так и от великих держав. Через несколько дней эта позиция императора нашла свое отражение в официальном сообщении «Правительственного вестника»[461].
Подобная двойственность российской дипломатии не на шутку встревожила графа Андраши. Он четко уловил, что за последними примирительными заявлениями султана и активностью российской миссии в Константинополе стоит желание не только одной лишь Турции не доводить дело до вмешательства великих держав. Андраши разглядел в этом скрытую попытку некоторых российских политиков усилить самостоятельное влияние России на Турцию, без консультаций с Веной, что было для него совершенно неприемлемым.
Еще в сентябре 1875 г. в беседах с Новиковым Андраши открыто подозревал Игнатьева «в намерении возвратиться к преданиям Ункяр-Искелесийского договора и, устранив в советах Порты влияние всех прочих держав, подчинить Турцию исключительно русской опеке». Кстати, именно в эти дни Абдул-Азиз и великий визирь Махмуд Недим в беседах с Игнатьевым и драгоманом посольства М. К. Ону предлагали возродить «старые добрые времена» Ункяр-Искелесийского договора 1833 г., по которому султану предоставлялись гарантии против его врагов, а Россия получала взамен определенные привилегии в Оттоманской империи[462].
И вот здесь-то Андраши припомнил российскому МИДу его инициативно-согласительную прыть: «не русский ли двор сам предложил установить в Вене “центр соглашения”» и доверил ей составление проекта реформ? И теперь, когда проект этот готов, вы предлагаете довериться султанским “ирадэ”?.. Вы сами-то в это верите?..[463].
Глава 9
Игра с нулевым итогом
Андраши продолжал укреплять свои позиции, и 18 (30) декабря его ведомство разослало в столицы великих держав ноту с изложением предполагаемого плана реформ для Боснии и Герцеговины. Содержание ноты было предварительно одобрено в Берлине и Петербурге. При этом российское руководство, желая действовать до последней возможности сообща с Германией и Австро-Венгрией, одобрило ноту Вены без каких-либо предварительных соглашений по вопросу о способах воздействия на Турцию в случае ее отказа принять план реформ. Требования ноты Андраши были поддержаны в Париже и Риме. Британская же дипломатия выразила недовольство тем фактом, что нота готовилась без согласования с ней. Представители Форин офиса и, прежде всего, посол при дворе султана Г. Эллиот пытались доказать совершенную ненужность ноты на том основании, что требуемые ею реформы уже содержатся в последних указах султана. Признаться, такая аргументация пусть и формально, но выглядела довольно логично. Тем не менее, поворчав с неделю, ведомство лорда Дерби в пространной ноте от 13 (25) января 1876 г. в общей форме и с оговорками, но все же поддержало ноту Андраши.
Любопытна реакция британской печати на такой шаг правительства. Если респектабельная «Таймс» оценила его как «здравый и умеренный», то консервативная «Морнинг пост» осудила «вмешательство» в турецкие дела, да еще «в хвосте у Священного союза». Правительству стоило бы отклонить ноту, рассуждала газета, Франция и Италия последовали бы английскому примеру, и «сочинители этой хитро придуманной торпеды взорвались бы от собственной петарды»[464].
Тем не менее, достигнув такого соглашения, великие державы поручили своим представителям в Константинополе передать Порте содержание ноты. Это и было сделано 19 (31) января 1876 г., по совету Вены, в самой мягкой форме, дабы не затронуть достоинство султана. Ответ турок не был скорым. Только 1 (13) февраля правительство султана уведомило европейские кабинеты, что оно согласно принять предложения держав. Действительно, не прошло и нескольких дней, как была объявлена амнистия участникам восстания и подтверждены предполагаемые реформы в Боснии и Герцеговине.
Теперь, казалось бы, до полного успеха оставался последний шаг – получить от лидеров восстания обещание, что они удовлетворятся осуществлением проектируемых в Вене преобразований и сложат оружие. Вступить с ними в переговоры, по общему согласию держав, было поручено австрийскому наместнику в Далмации генералу барону Г. Родичу, убежденному стороннику скорейшей аннексии Боснии и Герцеговины. Однако сделать этот последний шаг так и не удалось. Но прежде о другом.
В конце 1875-го – начале 1876 гг. в российском МИДе царила атмосфера явного оптимизма. Вернувшийся из полугодового отпуска Горчаков был доволен тем, какой оборот принимают дела, и, похоже, не сомневался в успехе примирительной миссии Родича. В разговорах с иностранными послами он одобрительно отзывался о министрах султана, которые проявили, по его мнению, мудрость и подчинились воле великих держав. Горчакову вторил директор Азиатского департамента МИДа и одновременно товарищ министра Н. К. Гирс. Он уверял английского посла лорда А. Лофтуса, что Россия ни под каким видом не выйдет за рамки общеевропейского соглашения и не станет действовать в одиночку. Последовавшие ходы России в балканской партии только подтвердили этот настрой руководства российской дипломатии. Петербург присоединил свой голос к голосам Лондона и Вены и вместе с ними настойчиво советовал Сербии и Черногории проявить сдержанность и не создавать препятствий усилиям держав по водворению мира в восставших областях. Российским агентам в Белграде и Цетинье было предписано заявить князьям Милану и Николаю, что в их же интересах убедить лидеров восстания не противоречить намерениям великих держав. В ином случае Россия отказывалась защищать Сербию и Черногорию от могущих возникнуть для них серьезных опасностей.
Тем временем в Константинополе активность Н.П. Игнатьева набирала обороты. А действовать ему приходилось на два фронта.
Во-первых, пожар антитурецкого восстания явно разгорался. С августа 1875 г. все тревожнее становилось в Болгарии. До Игнатьева доходили сведения о готовящемся там восстании. В сентябре 1875 г., после подавления турками волнений в Эски-Загре, он бросает свои силы на предотвращение антиболгарских эксцессов со стороны османских властей. Как пишет болгарский биограф Игнатьева К. Канева, по настоянию русского посла были уволены вали Одрина и каймаканы[465] Эски-Загры и Казанлыка. «Он постоянно говорит о том, что отправка войск в Болгарию, жестокое отношение местных представителей власти к болгарам подтолкнут последних к восстанию, и тогда Россия и другие страны не смогут оставаться безучастными»[466].
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
http://nvo.ng.ru/wars/2008-09-05/1_blacksea.html
Эксперт. 2005. 22–28 августа. № 31 (477).
Золотарев В.А. Противоборство империй. Война 1877–1878 гг. – Апофеоз Восточного кризиса. М.: Animi Fortitudo, 2005; Его же: В грядущее глядим мы сквозь былое. Война 1877–1878 гг. – Апофеоз Восточного кризиса. М.: АОЗТ «ЮПАПС», 1997.
