Однако, несмотря на стоявшие на пути реформ препятствия, аристократия не могла противостоять нападкам людей из своих собственных рядов. Юлий Цезарь стал самым выдающимся и известным из так называемых популяров — политиков, стремившихся облегчить участь простых граждан, угнетаемых правящим меньшинством, но он никоим образом не был первым. Необходимость реформ назрела ко второй половине второго века до нашей эры, еще до рождения Цезаря. Историк Саллюстий, сторонник Цезаря, отозвался об этой эпохе весьма горько: «И в мирное и в военное время все дела вершила горстка людей. Казна, управление провинциями, магистратуры, почести и триумфы — все было в их руках. Народ нес бремя воинской службы и страдал от бедности. Полководцы и их приближенные обогащались за счет военной добычи. А родителей или маленьких детей солдат выгоняли из жилищ богатые соседи».
Слова Саллюстия нуждаются в некотором пояснении. Как во всех доиндустриальных обществах, невоенная часть римской экономики была преимущественно аграрной. Большие партии продовольствия могли перевозиться только по воде, и потому в разных местах люди нередко голодали, особенно во многих горных районах Италии, а также и в самом Риме — когда случались неурожаи, а в море на суда нападали пираты. Заниматься торговлей — за исключением продажи сельскохозяйственной продукции — сенаторам не пристало, и они этим занятием пренебрегали, предпочитая получать доходы от аренды, войн, от высоких постов за пределами Рима, где они обирали злосчастных жителей управляемых ими провинций. Торговали в основном люди всаднического сословия, и кое-кто из них стал богаче многих сенаторов, особенно publicani (сборщики налогов, или «мытари»), о которых нелестно отзывается Библия.
Два высших сословия — сенаторы и всадники — составляли аристократию и правящий класс. Существовал огромный экономический разрыв между ними и основной массой населения, большая часть которого даже в пору относительного изобилия имела лишь самое необходимое для выживания. В ранние века республики простые солдаты-пехотинцы владели небольшими земельными участками. Они проводили посев в конце зимы, отправлялись покорять одно или два соседних племени и возвращались — если не погибали, не попадали в плен и не получали серьезного увечья — как раз к тому времени, чтобы собрать с полей урожай, которого хватало им с семьями на следующие двенадцать месяцев.
По мере того как увеличивалось количество завоеванных земель, войскам приходилось продвигаться все дальше и дальше; таким образом военные походы затягивались уже до осени, урожай мог пропасть. Когда держава еще расширилась, солдатам-крестьянам пришлось служить целый год или больше; после того как завоевание достигло таких отдаленных земель, как Испания, Греция и Северная Африка, они оставались вдалеке от дома уже по нескольку лет. Государство не предусматривало для отслуживших воинов никакого пособия. Вернувшись домой из тысячемильного похода, солдат мог обнаружить, что дома у него нет.
Во время его длительного вынужденного отсутствия жена и дети умерли или отправились в город в надежде избежать голода, занимаясь тяжелой грязной работой. Крыша дома обвалилась; участок забрал себе какой-нибудь землевладелец, и обрабатывают ее рабы под руководством надсмотрщика. Если земля официально не продана, ветерану только и остается продать ее за те гроши, которые ему предложат. А потом с горсткой монет отправиться попытать счастья в Риме — вместе с тысячей других таких же бедолаг. Как заключил профессор Брант: «Завоевывая то, что они называли целым миром, римляне загубили большую часть италийского народа».
Покупкой и незаконным захватом земель в италийской деревне занимались не кто иные, как сенаторы и всадники, а бывшие владельцы-крестьяне тем временем в далеких краях воевали за государство — в тяжелейших условиях и за мизерную плату. Участь римских крестьян в войске была нелегка; еще тяжелей приходилось их сотоварищам из других частей страны, составлявшим около половины регулярной армии. Платили им даже меньше, они подвергались дисциплинарным наказаниям, включая наказание плетьми, которое к римским гражданам не применялось. Вышедшие в отставку солдаты как латинского, так и иного происхождения отправлялись толпами в поисках работы в Рим, где им составляли конкуренцию такие же бывшие солдаты и вольноотпущенники, причем последние иногда были обеспечены гораздо лучше солдат.
Такие вот элементы и образовали позднее ту самую знаменитую римскую чернь, которую многие историки презирают за возникший впоследствии девиз «Хлеба и зрелищ!».
Впрочем, состояла эта чернь не только из бездельников и мотов, которых можно найти в любом большом городе, но большей частью из преданных государством старых солдат и других людей, ставших жертвами обстоятельств и эксплуатации. Смешать всех в одну кучу как однородную толпу — значит рассуждать так же, как олигархи. Первая попытка со стороны аристократии побороть социальные язвы провалилась, потому что обозлившиеся сенаторы, стараясь защитить свои имущественные права, прибегли к массовым убийствам. Если бы Октавиана не охраняла круглосуточно вооруженная стража, убили бы и его — так же как некогда убили Цезаря и почти по той же причине.
II. Римлянин убивает римлянина
Свои идеи Цезарь и другие популяры почерпнули у некоего бывшего офицера, озабоченного растущей нехваткой рекрутов для легионов. Тиберий Семпроний Гракх воевал в Испании; на обратном пути в Рим, проходя по сельской местности Италии, он был буквально потрясен, увидев, какие произошли перемены в сельском хозяйстве благодаря массовому ввозу чужеземных рабов. Вместо бесчисленных мелких хозяйств, поддерживавших существование крестьянских семей, он увидел огромные поместья, работающие на торговлю и поглотившие множество родовых участков. Гракх рассудил, что если найти способ вернуть согнанных с земли людей к сельскому хозяйству, на собственные поля, население деревни начнет умножаться, давая стране обеспеченных свободных граждан, пригодных к воинской службе.
Государству принадлежали обширные территории в разных частях Италии, называемые «общественной землей», — земли, захваченные в предыдущих войнах. В 133 году до нашей эры Гракх как трибун предложил раздать их небольшими участками отслужившим ветеранам и другим хозяевам, но сенат значительным большинством его план отверг. Среди трехсот сенаторов было очень много таких, чьи семьи за год до того получили львиную долю этих земель — гораздо больше, чем дозволялось законами — и расставаться с ними не собирались. Гракх устроил правительственный кризис: он забрал свое предложение из сената и выставил его перед народным собранием.
Поступок его не противоречил законам, но он нарушал многовековую традицию. Сенатское большинство, возмущенное его посягательством на то, что оно считало своей территорией — и в географическом плане, и в политическом, — склонило другого трибуна наложить на проект вето.
Звали этого покорного сенаторам трибуна Марк Октавий; Плутарх называет его предком Октавиана (доказательств тому нет). Его вмешательство имело серьезные последствия; ответные действия Гракха можно считать началом упадка республики. Последующие события были беспрецедентными и разрушительными. Гракх убедил народное собрание проголосовать за отрешение Октавия от должности, с тем чтобы после — когда тот уже не сможет наложить вето — утвердить закон о земле. Дело теперь заключалось не только в аграрной реформе, но и в том, кто правит Римом. Гракх показал, что трибун вроде него, который имеет дело непосредственно с народным собранием, может обойти и сенат, и консулов и сам править Римом.
В кулуарах меж тем строились планы судить Гракха, как только кончится год его пребывания у власти. Чтобы этому помешать, он решил нарушить еще одну традицию и повторно выставить свою кандидатуру на выборах. Опасаясь покушения, трибун ходил, окруженный толпой сторонников. Бурные выступления в сенате не убедили действующего консула в необходимости применить силу, дабы — как преподносили происходящее сенаторы — не дать черни совершить государственный переворот. Верховный жрец Сципион Назика, носивший древний титул великого понтифика, ныне принадлежащий папе римскому, устроил демонстрацию вместе с другими несогласными сенаторами. Они вооружили своих приверженцев дубинками, и те насмерть забили Гракха и еще десятки его сторонников.
За эти вопиющие убийства никого не судили. На некоторое время сенат оставил в силе гракховский закон о землях; люди с палками желали продемонстрировать, что они уважают право народа принимать законы. Дабы придать случившейся бойне видимость законности, они устроили показной процесс над оставшимися в живых сторонниками Гракха, обвинив их в заговоре против республики, и казнили.
