можно было поплатиться жизнью, поскольку они служили выражением сразу двух из Десяти зол [42] – измены и сыновьей непочтительности.
Представ перед отцом, Ли Шиминь пал на колени, сказал, что он не произносил подобных слов, и потребовал расследования, окончания которого был готов ожидать в заключении. В этот момент император получил сообщение об очередном вторжении тюркютов. Гао-цзу сразу же сменил гнев на милость и предложил предать инцидент забвению, ведь Ли Шиминю предстояло отразить вторжение. Можно сказать, что на этот раз Ли Шиминя спас случай, но мог ли простой случай выручать его каждый раз? Нет, то явно была воля Неба, и Ли Цзяньчэн оказался прав, когда извратил слова брата для передачи отцу.
Как-то раз Ли Цзяньчэн пригласил Ли Шиминя на обед и угостил вином, от которого у того начались рези в животе, сопровождаемые кровавой рвотой. Попытка отравления была налицо, но Гао-цзу не стал вникать в подробности, а попросту предложил Ли Шиминю уехать в Лоян, где он мог бы жить спокойно, не опасаясь козней своих братьев. Кому-то может показаться странным, что основатель правящей династии не стремился назначить преемником самого одаренного из своих сыновей, но давайте вспомним, что, помимо глобальных интересов, у каждого из нас есть интересы личные, которые порой оказываются важнее прочих. Гао-цзу не опасался того, что Ли Цзяньчэн поторопит его освободить престол, поскольку недалекому старшему сыну было важно быть первым среди братьев, а вот править он нисколько не торопился. С Ли Шиминем дело обстояло иначе – он вполне мог и поторопить (что впоследствии и сделал). И еще давайте вспомним, что Гао-цзу стал императором на шестом десятке и потому пока еще не успел пресытиться властью.
Ли Шиминь попытался было отказаться от ссылки в Лоян, напирая на то, что разлука с отцом станет для него тягчайшим из испытаний, но император настоял на своем, пообещав иногда наведываться в Лоян.
То, что было плохо для Ли Шиминя, оказалось еще хуже для его братьев. Как мы сможем присматривать за Шиминем, если он будет в Лояне? Там же у него будет свое войско, с которым он сможет делать всё, что ему вздумается… Если оставлять брата в столице нельзя и отправлять куда подальше тоже нельзя, то остается только одно – убить его. Цзяньчэн и Юаньцзи пошли проторенным путем – донесли через наложниц до отца о том, что среди приближенных Ли Шиминя царит великая радость по поводу отбытия в Лоян и что они всячески поносят императора, которому, по их словам, править осталось недолго. В дополнение к тому, что сообщали наложницы, у Гао-цзу состоялся разговор с Ли Юаньцзи, который рассказал о том, что Ли Шиминь активно вербует сторонников, швыряя деньги налево и направо. С доказательствами дело обстояло плохо, но расчет строился на том, что страх возобладает в душе императора над разумом и он прикажет казнить «мятежного» сына без расследования. План сбылся наполовину – Гао-цзу отказался от отправки Ли Шиминя в Лоян, но других мер пока что не предпринимал.
«Умному тучи говорят о том, что скоро пойдет дождь, а глупец сокрушается, что не видно солнца», – гласит народная мудрость. Ли Шиминь не был глупцом. Он прекрасно понимал, что братья не успокоятся, пока не добьются своего, а на отца полагаться не стоит. Однако его положение выглядело незавидным и непрочным. Будучи дискредитированным в глазах отца и двора, он был стеснен в средствах, и ряды его сторонников таяли – братья старались привлечь их на свою сторону подкупом и посулами, а если это не срабатывало, то могли и убить. Пока еще у Ли Шиминя оставалась возможность нанести ответный удар, но этот удар должен был стать сокрушительным, ибо второй шанс вряд ли бы представился…
Авторы детективов и триллеров часто используют такой прием: в кульминационный момент внезапно переключают внимание читателя на нечто иное, нагнетая интригу и разжигая любопытство сверх всяких пределов. «Что хорошо в Шанхае, то хорошо и в Чунцине», – говорят китайцы, и с этим нельзя поспорить, поскольку хорошее и плохое повсюду одинаково. Так почему бы не использовать этот прием в рассказе о династии Тан? Давайте отвлечемся ненадолго от вражды между сыновьями императора Гао-цзу и посмотрим, каким, в общих чертах, было его правление.
Великой заслугой Гао-цзу было то, что он не противопоставлял Север Югу, то есть не противопоставлял ханьцев неханьцам, как это делал Вэнь-ди, а единство всегда служит залогом процветания. Империя Суй пала по ряду причин, но главной из них стало чересчур суровое и совершенно негибкое управление государством при императоре Ян-ди, который хоть и считал себя конфуцианцем, но при этом пренебрегал одной из важнейших заповедей Учителя [43], согласно которой правильное правление должно приносить народу не страдания, а благоденствие.
Гао-цзу начал с возрождения цзюньтяньчжи («системы равных полей»), согласно которой земледельцы получали от государства по семьдесят му [44] земли на мужчину и по тридцать му на женщину. За пользование землей крестьяне расплачивались зерном, а также шелком или хлопком. Кроме того, каждый трудоспособный мужчина должен был отработать бесплатно двадцать дней в году на общественных работах. Цзюньтяньчжи была благом для крестьян, которые рассчитывались с государством и не имели дела с частными землевладельцами, которые сдают участки в аренду по более высоким ценам. Однако цзюньтяньчжи работает только до тех пор, пока государство имеет в своем распоряжении свободные земли. Смена правящей династии подразумевала масштабный передел земельной собственности – вся земля в государстве объявлялась собственностью императора, который наделял своих подданных участками или поместьями. Со временем, правдами и неправдами, всё больше земель переходило в руки частных владельцев. Параллельно с этим происходило укрупнение земельных владений – бедные разорялись, а богатые скупали их участки. Так появлялись земельные магнаты, богатство и влияние которых позволяло им считать себя независимыми от центральной власти. Умный и удачливый магнат имел шансы стать основателем новой династии… «Один разбогател – тысяча разорилась», – говорят китайцы. Чем больше земли сосредотачивалось в руках крупных землевладельцев, тем больше становилось безземельных крестьян, которые уже не являлись плательщиками налогов. Снижение количества налогоплательщиков приводило к увеличению налогового бремени, поскольку казна стремилась получить свое во что бы то ни стало. А от повышения налогов до восстаний – рукой подать. В конечном итоге смену династий обуславливал земельный вопрос.
Но пока еще, при первых танских императорах, всё было хорошо. Крестьяне работали на своих наделах, торговцы радовались невысоким налогам и порядку, который позволял перевозить товары из одной местности в другую без угрозы лишиться их, а чиновники следовали конфуцианским принципам. Еще одним экономическим благом стало упорядочивание чеканки монет. Во время смуты, предшествовавшей приходу