Таким образом, третьего, общего языка не было дано, и в распоряжении партнеров были только их родные языки. Значит, одна из сторон должна была поступиться своими традициями и привычками и взять на себя трудную задачу овладения языком партнера в такой степени, которая была бы достаточна не только для того, чтобы объясняться во время совершения торговых сделок, но и для ведения устных дипломатических переговоров и официальной переписки, а также для составления договорных текстов, которые были бы приемлемы и юридически действительны для обеих сторон.
* * *
Нижненемецкий язык Ганзы
Средненижненемецкий язык («средне-» означает хронологические рамки XIII—XVI вв.), распространенный на севере Германии, развился на базе древних языков севера европейского континента. Основной вклад приходился на долю древнесаксонского языка при участии наиболее северной части франкских диалектов (конкретно — нижнефранкского), а также, по всей вероятности, некоторое влияние оказал соседний с древнесаксонским фризский язык. Древнесаксонский вместе с фризским относятся к той же, ингвеонской ветви западногерманских языков, что и древние диалекты англов, ютов (и, конечно, саксов), переселившихся в V в. в Британию, а потому среднениж-ненемецкий язык генетически стоит ближе к английскому языку, чем к своему южному соседу — знакомому нам немецкому, а точнее — верхненемецкому. (С течением времени, правда, накапливаются различия, и к XIII в. нижненемецкий и английский представляют собой дистантные, то есть сильно различающиеся, языковые системы.) С другой стороны, нижнефранкская и ингвеонская составляющие в исходной базе и общие континентальные языковые процессы сближают нижненемецкий с нидерландским. К XIII—XV в. в результате географической и культурной близости у этих двух языков развивается большое сходство в языковом строе и словаре. Немецкий язык средней и южной Германии (верхненемецкий) оказывает некоторое влияние на нижненемецкий, но все же отличия в грамматике, словаре и особенно в фонетике значительны; они сохранились и после того, как в XVII в. нижненемецкий прекратил свое самостоятельное существование и вошел в состав немецкого национального языка на правах группы диалектов.
Средненижненемецкий являлся языком всех городов, входивших в состав Ганзейского союза, даже тех, которые были основаны на территориях других языков. Например, расположенные в балтийской языковой зоне города Ливонии Рига, Ревель (Таллинн), Дерпт (Тарту) и другие были нижненемецкими, как и Данциг (Гданьск) и другие купеческие города земель Немецкого Ордена, хотя вокруг преобладал верхненемецкий, вытеснявший прусский язык местных балтов. Языковое единство северогерманских городов объединяло их и укрепилось еще больше в процессе их постоянного общения, необходимого для управления совместными торговыми предприятиями Ганзы. В языке городских канцелярий, осуществлявших этот постоянный обмен письменными сообщениями и документами, сглаживались диалектные различия и постепенно развилось относительное единообразие. Уже в XIV в. сложился общий региональный язык, преобладавший в письменном употреблении в сфере управления, права, в литературе, церкви, при сохранении диалектов в устном общении, а также в мелких городах и сельской местности.
Таким образом, благодаря объединению ганзейских городов возник первый региональный язык Германии, тогда как на более южных немецких (верхненемецких) землях языковое объединение территориальных диалектов достигло регионального уровня лишь в XV—XVI вв. Расцвет самой Ганзы в XIV в. и прогресс в развитии литературной формы ее языка ганзейских городов оказываются тесно связанными между собой. Чем больше возрастает сила и влияние городов Ганзы, тем больше утверждается нижненемецкий язык их магистратов и канцелярий как язык права, дипломатии и политики. Центром этого объединительного процесса был город Любек, главный город Ганзы. Но и рост авторитета языка в свою очередь давал ганзейскому купечеству преимущества, которые оно, как мы увидим несколько ниже, сумело использовать для дальнейшего возвышения власти городов.
Ученые-лингвисты употребляют терминологическое обозначение «нижненемецкий язык Ганзы», подчеркивая тем самым ключевую роль Ганзейского союза в истории и судьбе нижненемецкого языка. Однако поскольку внешнеторговая деятельность Ганзы не ограничивалась Германией, а простиралась на всю Северную Европу от Англии и Шотландии до Руси, то расширялась и география распространения ее языка. Так нижненемецкий язык Ганзы достиг статуса международного языка торговли и дипломатии, который он сохранял в XIV—XV в. и утратил с упадком Ганзы, начавшимся в связи с открытием Америки и новых торговых путей. Положение и значение нижненемецкого языка Ганзы для Северной Европы сопоставимо с ролью латыни как международного языка права, науки и религии и — с учетом изменившихся масштабов глобализации — с ролью английского языка в качестве средства международного общения в современном мире.
2. Ранние контакты. Пути слов
В истории языкового знакомства северогерманского купечества с Новгородом большое значение имело то, что немецкие купцы пришли в Новгород буквально «по скандинавским следам», вначале укрепившись на Готланде, а затем начав торговлю и в Новгороде. На этом начальном этапе немцы знакомились с новым языковым окружением через скандинавское посредничество. От этого времени остались следы в средненижненемецком языке: например, устав ганзейской купеческой общины в Новгороде, Петрова подворья, носит скандинавское название скра, в нижненемецком skra, schra или scraa от древнескандинавского слова skra «высушенная шкура, грамота, свод законов, кодекс». Дело в том, что первая редакция этого устава была написана на Готланде между 1229 и 1250 гг. (ил. 3). В это время город Висбю на Готланде уже практически двуязычен: в магистрате вместе с готландцами заседают немцы, городское право Висбю существует в параллельных немецкой и скандинавской редакциях. В этих условиях текст первой Новгородской скры для немецкого купеческого подворья на Волхове составляется на нижненемецком языке, но он, естественно, несет в себе следы тесного соседства со скандинавским языковым сообществом Висбю.
Языковое знакомство немецких купцов с Русью начинается через устное общение. Старейший слой местных слов и названий, воспринятых нижненемецким на этой устной стадии, представлен географическими названиями Новгородской земли.
Заимствования новгородской топонимики несут в себе следы древних контактов, в которых участвовали русские, скандинавы, немцы и финское население западных новгородских земель и областей, расположенных на пути в Новгород. В немецкой форме этих слов явственно прослеживаются не только славянские, но и угро-финские черты, указывающие на то, что в этот ранний, еще до-ганзейский период в русско-немецком контакте участвовали финские диалекты местного населения. Например, название острова Котлин, на котором сегодня стоит город-крепость Кронштадт, встречается в древнешведской форме Ketlingen, которую употребляют и немцы в своем старейшем торговом договоре с Новгородом на нижненемецком языке — грамоте Ярослава 1269 г.: binnin ketlingen van gotlande «от [острова] Готланд до [острова] Котлин». Это немецко-скандинавское обозначение, так же как и русское название Котлин, происходит от финского Kattila. Столь же давно известно немцам и название A Idagen «Ладога», воспринятое ими через скандинавскую форму Aldeigju-borg, первоначально, как видно из ее второй части -borg, относящуюся к укрепленному населенному пункту, а уже затем перенесенную на Ладожское озеро. Этот топоним северо-западной Руси, хорошо знакомый скандинавам и упомянутый даже в исландских сагах, а также русское название Ладога возникли независимо друг от друга, но из одного и того же источника: оба происходят от финской формы aaldokas или aallokas. Это свидетельствует о том, что на ранних этапах своего знакомства с топографией и топонимикой и гидронимикой новгородских земель скандинавы, а вслед за ними и северные немцы встречались с коренным финским населением и его языком. Как и русские, они могли усваивать местные названия непосредственно из финского, но был, как мы видели, и другой путь — через скандинавское посредничество. Еще один пример — нижненемецкое название реки Ижоры Engera, возникшее из сложения Enger- и а - «вода», которое пришло из финского Inkeri через скандинавский. Разумеется, возможен был и путь заимствования через древнерусский язык. Название реки Волхов пришло в нижненемецкий язык в древнерусской форме: источником упоминаемого в ганзейских текстах Uolkov, Wolkow должно было быть древнерусское обозначение Волховъ. Скандинавская же форма Olkoga, Alhava объясняется прямым заимствованием из финского Olhavan-joki.
