Чтобы реалии привести в соответствие с древней традицией, митрополитам, помимо прочих причин, ничего не оставалось, как всемерно поддерживать московских князей в их борьбе за главенство на Руси. Если митрополичья кафедра должна находиться в столице государства, то Москва непременно обязана была стать таковой.
Митрополит Макарий (Булгаков) писал: «Действия наших митрополитов для блага общественного преимущественно были направлены к пользе того княжества, в котором жили они сами»{278}. Вначале эти действия носили, по всей видимости, добровольный и искренний характер. Впоследствии митрополиты стали радеть о благе Москвы, мягко говоря, не совсем добровольно. Как это произошло?
Когда митрополиты поселились в Москве, ее князья тотчас осознали все преимущества этого переселения. Поначалу московские князья всемерно выказывали почтение митрополитам и в официальных документах даже называли их своими отцами. Однако постепенно великие князья стали проявлять властолюбие не только в политике, но и в церковной сфере. Особенно эта тенденция обнаружилась в действиях великого князя Димитрия Донского, который «без всякого суда, соборного и патриаршего, даже вопреки воле патриарха Димитрия не только не принял митрополита Пимена, но и лишил его всех принадлежностей митрополичьего сана; без всякого суда, по одной собственной воле изгнал в Киев митрополита Киприана, не упоминаем о всем прочем… Здесь великий князь России в первый раз усвоил себе полную, безусловную власть над самим главою Русской Церкви, а через него и над всею Русскою Церковию»{279}. Вполне понятно, что такая власть дала московским князьям несравнимое преимущество в борьбе с Новгородской республикой.
После разгрома, учиненного Иваном III над Великим Новгородом, многим казалось, что новгородскую землю ожидают времена упадка и забвения. Между тем Великий Новгород восстал из пепла, словно Феникс. Это явление без преувеличения можно назвать новгородским феноменом.
Новгородское общество, как на первый взгляд ни покажется странным, смогло стремительно приспособиться к московским порядкам. И не только приспособиться, но и во многих сферах культурной и экономической жизни выйти на качественно новый уровень. В чем заключался секрет возрождения Великого Новгорода? «В свойственном новгородцам живом, старательном усвоении нового. Приток свежих идей на почву вековых традиций оказался плодотворным для древнего города, переживавшего второе рождение, и внедрение нового образа жизни, пусть не всегда добровольное, послужило, может быть, главной причиной возникновения большой и своеобразной новгородской культуры XVI века… Культурное наследие этой эпохи грандиозно. Оно поражает количеством, глубиной и многообразием воплощений, желанием понять основы мироздания, увлекает сложностью проблем, бесконечным числом обусловивших их причин»{280}.
После разгрома республики новгородцы доказали свою жизнестойкость. Несмотря на совершенно новые условия существования, они смогли добиться успеха почти во всех сферах человеческой деятельности.
Возрождению Великого Новгорода в немалой степени способствовали архиепископы, занимавшие новгородскую кафедру.
Победа Ивана III над Новгородом «в значительной степени оказалась условной, и заданное московское направление все заметнее уклонялось к проторенному столетиями новгородскому пути. Введенная архиепископом Геннадием система церковных повинностей, обличительная публицистика его литературного кружка способствовали восстановлению хозяйственной и оздоровлению духовной жизни Софийского дома. Переселившиеся из Москвы жители вскоре осознают себя новгорожанами, и родившиеся на древней земле их дети признают своими и принимают укорененные здесь традиции»{281}.
Теократическая закваска Великого Новгорода продолжала действовать даже в то время, когда Москва полностью подчинила новгородцев своей власти.
Преемники архиепископа Геннадия «архиепископы Макарий и Феодосий по существу восстановили суверенитет Софийского дома, собрали отнятые земли, пополнили казну, возвысили роль духовного суда. Возрождение происходило незаметно под видом смирения и покорности. Но, выдержав наступление растянувшихся почти на двадцать лет царских вмешательств, новгородская церковь одержала верх. Ее добровольными сотрудниками оказались горожане Новгорода и ставшие у кормила власти приезжие московские гости»{282}.
Архиепископы, которых в Новгород присылало московское правительство, быстро проникались новгородским духом. Им, лицам духовного звания, была особенно близка теократичность Великого Новгорода. Именно здесь они могли применить свой духовный потенциал и энергию, которые в других местах Московской Руси реализовать было довольно таки трудно. Там Православную Церковь уже давно слишком крепко сжимали в своих объятиях великие князья.
В XVI веке на новгородской земле в рамках Московского государства образовалась своеобразная духовная, культурная и экономическая автономия. Наряду с архиепископами и духовенством в ее создании деятельное участие принимали новгородские купцы. Возрождение Великого Новгорода смогло состояться во многом благодаря усилиям купечества. «Новгородские купцы сыграли определяющую роль не только в экономическом, но и в духовном развитии общества. Сохраняя традиционную форму религиозного бытия, новгородцы создали в XVI веке свой город, возродили его хозяйство, культуру. В их мировоззрении нашло место представление, допускавшее „восхождение“ деятельного разума к разуму духовному»{283}.
Новгородские купцы всегда отличались набожностью. После завоевания Великого Новгорода Москвой жизнь купечества приобрела сугубые церковные черты. Купцы стали хранителями и живыми носителями древнего благочестия.
Новгородское купечество воспринимало свою деятельность как служение Богу, согражданам и любимому граду. В XVI веке благодаря щедрой поддержке купцов были созданы многочисленные шедевры новгородского искусства, а древняя русская культура вышла на новый этап своего развития.
В XVI веке новгородское общество было еще настолько сильным, что без остатка впитывало в себя москвичей-переселенцев и отформовывало из них настоящих новгородцев. Несколько московских семейных кланов достигло в Новгороде особенно больших успехов. «К 1520–1530-м годам уже третье их поколение с полным правом могло считать себя коренными новгородцами. Благоприятное предпринимательство способствовало их обогащению, открывало путь к власти. Среди прибывших полстолетия назад московских людей именно они заняли привилегированное положение, захватив ведущие позиции в финансовой и дипломатической сферах, в вопросах распределения земельных ресурсов, глубоко внедрившись и в сферу духовной жизни»{284}. Эти московские переселенцы, подобно архиепископам, нашли в Новгороде выход своей пассионарности, для которой уже было трудно найти применение в Москве.
Семейные кланы бывших москвичей к 1540-м годам по сути стали носителями той власти, которой обладали новгородские бояре в эпоху поздней Новгородской республики. «Удачливое предпринимательство и торговля, практическая сметливость сочетались в этих людях с духовным благочестием и щедрой благотворительностью. Почти все они участвовали в храмовом строительстве, делали значительные пожертвования в Церковь»{285}. Эти люди вобрали в себя все лучшее, что было в психо-этнических типах новгородцев и москвичей. Они стали не серебром и не золотом, а платиной русской нации. В XVI веке «интенсивный, целесообразный труд, устремленный не только на умножение богатства, но и на формирование сильной, независимой личности, стал главной идеей новгородских жителей»{286}.
Великий Новгород переродил москвичей-переселенцев. Из новгородской плавильной печи в XVI веке вышел особый тип человека, имевший огромное значение для будущего благосостояния русского народа. Однако рост этого супертипа прервал Иван IV, который не был склонен выращивать новые цветы на клумбе русской нации.
В XVI веке новгородцы продолжали развивать связи с Западной Европой. Великий Новгород посещали многочисленные иностранные купцы и путешественники. Суммируя их впечатления, итальянец Кампензе назвал Новгород «знаменитейшим и богатейшим из всех северных городов, даже более обширным, чем Рим»{287}.
