Он же, Ягайло, сокрушил наконец мощь Тевтонского ордена. Кроме того, имя Ягелло живет в названии Краковского университета.
Краковский университет стали называть Ягеллонским после того, как Король польский Владислав I Ягелло реформировал университет, превратил его в подобие знаменитой Сорбонны.
Глава 13
РУССКИЕ НА ПОЛЬСКОМ ПРЕСТОЛЕ
В эти времена уже можно выделить личностей истинно великих.
О. Егер
Остановить ордена удалось, только объединив два могучих славянских государства — Великое княжество Литовское и Польшу.
Впрочем, Польша в конце XIV века отнюдь не находилась на самой вершине могущества. Со смертью бездетного Казимира III пресеклась древняя династия Пястов. Трудно сказать, действительно ли основоположником рода был крестьянин-колесник Пяст. Вопрос примерно такой же, как — а правда ли, что Киев назван по имени князя Кия? Или от имени перевозчика Кия? «Киев перевоз»? На такие вопросы всегда крайне трудно отвечать.
Легендарное происхождение Пястов от крестьянина-колесника не роняло их в глазах других дворян, а скорее добавляло им популярности. Ведь Польское королевство родилось не как следствие завоевания, в отличие от всех государств на территории Западной Европы. Польская знать не происходила от завоевателей, захвативших чужую территорию; она имела тех же предков, те же корни, что и весь народ. Знать в Польше не была замкнутой корпорацией, противопоставленной остальному народу, и не боялась остальных поляков.
Тем более что первым, точно известным Пястом был король Мешко I — известным уже не из легенд, а из исторических хроник; король, огнем и мечом сплачивавший первое польское государство в 960–992 годах. Вторым Пястом был его сын Болеслав, принявший титул короля.
Пясты — это династия «чисто польская», к тому же народная по происхождению. С ней связаны первые века польской истории. Отношение к Пястам у поляков вообще теплое и немного сентиментальное. В XVII–XVIII веках, когда выбирали королей Речи Посполитой, «пястом» назывался кандидат на престол — поляк. К их чести будь сказано, поляки выбирали в короли вовсе не по национальному принципу; побывали на их престоле немцы, шведы и французы — лишь бы люди оказались хорошие. Но называться пястом пусть недолго, пусть накануне провала-невыбора — это было почетно.
И вот в 1370 году эта династия пресеклась. Родная, народная, ну очень польская династия.
Славянские страны часто губила династическая неразбериха. В романо-германском мире действовал свод жестких, но зато удобных и понятных всем правил. У власти стоит одна семья. Отцу наследует старший сын. Ни дядя, ни племянник не могут быть наследниками, если не пресеклась прямая линия наследования. Жесткий закон наследования позволял избегать междоусобиц, страшных семейных ситуаций, когда родные и двоюродные братья вцеплялись в глотки друг другу. И когда любой, кто бы ни стал королем, обречен был править с опытом отце- и братоубийства.
Но и страны со старой римской традицией оказывались на грани гражданской войны, если вдруг пресекалась династия. Так, в Британии после низложения последнего прямого представителя династии Плантагенетов, Ричарда II, сложилась ситуация, которая просто не могла не привести к междоусобице. Она и не замедлила начаться, в 1455 году взорвавшись настоящей войной между Норками и Ланкастерами. Ведь оба клана были родственниками ушедших Плантагенетов, имели равные права на престол и примерно равные военные и экономические ресурсы. Тридцатилетняя война Алой и Белой роз разорила Британию, привела к огромным материальным и человеческим потерям. Не говоря ни о чем другом, погибла большая часть феодальной знати.
А в XIV веке в Польше бескоролевье продолжалось уже второе десятилетие, с 1370 года. В 1383 году дошло до разодравшей Польшу междоусобной войны феодальных домов — Гжималитов и Налэнчей. Гжималиты отстаивали право на престол одной из дочерей Людовика Венгерского. Его жена была дочерью польского короля Владислава Локетека, и ее дочери хранили кровь Пястов. Налэнчи отстаивали права Анжуйской династии. До событий в британских масштабах пока не дошло, но дойти могло, если не появится новая династия, которая устроила бы всех.
Польская знать колебалась. Новый король был необходим, желательно, чтоб молодой и перспективный. Но попытка найти и избрать такого короля, одного из знатных и владетельных, вполне могла плавно перейти в гражданскую войну с непредсказуемым результатом.
Гжемалиты вроде бы победили, на престол села Ядвига Пяст, которой не было и одиннадцати лет и которую гнездинский архиепископ короновал как КОРОЛЯ (женщины права занимать польский престол не имели).
Одиннадцатилетняя королева — это было опасно. Государство в любой момент могло сорваться в новую гражданскую войну, и малопольская знать разработала неглупый план: посадить на польский престол человека со стороны… Тоже, разумеется, не кого попало, а, например, Великого князя Литовского. То есть кандидатуры-то назывались разные, но Ягайло понравился больше.
Польша, как видно, тоже искала союзника посерьезнее. Да еще такого, который может навести порядок в самой Польше.
Великолепная идея нуждалась в реализации, и для начала неплохо было бы узнать, что об этом думает будущий польский король. Необходимо было встретиться с Ягайло и предложить ему польский престол… На первый раз, конечно, тайно. Известно, что такие встречи были, но сколько состоялось тайных встреч и где, мы скорее всего не узнаем уже никогда.
На поверхности событий стало возведение на престол Ядвиги Пяст и подписание договора о династическом союзе Польши и Великого княжества Литовского 18 августа 1385 года в замке города Крево. Договор так и называется: Кревская уния.
Согласно пунктам Кревской унии Великий князь Литовский Ягайло вступает в брак с Ядвигой Пяст, дочерью Людовика Венгерского. При этом Ягайло переходит в католичество вместе со всеми своими родственниками и со всеми подданными.
По Кревской унии предполагалась инкорпорация Литвы… а говоря попросту, без жаргонных юридических словечек, включение Великого княжества Литовского в состав Польши. Литва должна была стать частью Польши и одновременно должна способствовать возвращению отторгнутых у Польши земель.
Трудно сказать, почему Великий князь Ягайло подписал такого рода документ. То ли очень уж хотелось ему стать польским королем. То ли его совсем уж «достали» крестоносцы. Так что было все равно, с кем иметь дело. Во всяком случае, Ягайло текст Унии подписал. При том, что он не мог не понимать: для очень многих из его подданных, в том числе для большинства литовско-русских феодалов, содержание Кревской унии было совершенно неприемлемым.
Уже сам всеобщий переход в католицизм…
Во-первых, Литва к тому времени оставалась языческой, по крайней мере, на 50–60 %, и местные язычники вовсе не торопились становиться верными сынами апостольской церкви.
Во-вторых, православные подданные Великого князя совершенно не собирались перекрещиваться в католицизм. Судя по всему, византийская вера вполне устраивала их, и даже пример братской Польши не заставлял поторопиться.
В 1387 году новообращенный язычник Ягайло дал «привилей» феодалам, исповедующим католичество. Подтверждались их вотчинные права, они освобождались от части натуральных повинностей в пользу Великого князя. Католики получали право участвовать в сейме, иметь гербы, занимать государственные должности.
Впервые в истории Литвы православные и католики были поставлены в неравное положение, и на православных это произвело не самое лучшее впечатление… Скорее всего и на многих католиков — тоже. Борьба за правильную веру путем ведения военных действий очень уж напоминала действия Тевтонского ордена… С которыми литовцы были уж слишком хорошо знакомы.
А кроме того, далеко не все подданные Великого князя — и простонародье, и горожане, и воины, и знать — так уж стремились к пресловутой «инкорпорации». Великое княжество привыкло числить себя вполне самостоятельной державой и далеко не без серьезных оснований. Вопрос был только в том, кто сможет возглавить Великолитовскую партию и какие формы примет борьба против «инкорпорации».
Чтобы понять, кто стал лидером Великолитовской партии, необходимо заняться еще немного династическими делами: правящим в Литве домом Гедиминаса.
Из детей Гедиминаса, погибшего в 1341 году под Велюоной, фактически княжили двое. Альгердас-Ольгерд и Кейстут, который фактически разделил с Ольгердом великокняжеский престол. Никаких обычаев, а тем более законов о единонаследии и о правилах наследования тогда в Литве не существовало. Фактически власть брал тот из сыновей, у которого были желание и сила. В ходе династических «разборок» — дележки наследства Гедиминаса, Кейстут явился в Вильно «конно, людно и оружно», выгнал из замка младшего брата и сделал Ольгерду предложение, от которого тот не смог отказаться.
