Московские банки, контролировавшиеся купечеством, в своих возможностях заметно уступали петроградским. Достаточно сказать, что накануне 1914 года в среднем капитал одного столичного банка превышал аналогичный показатель в Первопрестольной более чем в два раза[747]. Тем не менее во время войны Москва серьезно усилилась в финансовом отношении: выпадение из экономической жизни России такого развитого промышленного региона, как занятая немецкими войсками Польша, привело к укреплению рыночных позиций москвичей, а следовательно, и их доходов. В свою очередь, появление свободных средств все больше приобщало крупное купечество к финансовым операциям. Небывалый спрос на ценные бумаги, констатировала «Финансовая газета», уже давно определяется потребностями Москвы, которая стремится получить влияние на целый ряд промышленных предприятий[748]. В результате, продолжала газета, акции превращаются в обычный товар: к старым биржевым требованиям прибавилось еще одно – гостинодворское: заверните[749]. Но московский деловой мир ничуть не смущался подобными уколами. В ответ здесь упорно твердили о своей устойчивой приверженности к производству, а не к спекулятивным сделкам, в изобилии совершавшимся в Петрограде.
«Мы знаем, – утверждали в Москве, – банковских дельцов, которые много говорят о пробуждении инертной России, но не создают ничего. Правда, около них все как бы "движется" и "работает", но это простая купля-продажа, перетряска и перекраска старья и перевод капиталов из одних предприятий в другие. Эти лица не создают новой России»[750].
Представители купечества утверждали, что с начала войны питерские банкиры занялись выкачиванием денег из своих местных отделений. Все это сказывается на состоянии местной промышленности и торговли: вместо того чтобы их развивать, банки оперируют деньгами в Петрограде, занимаясь различного рода спекуляциями. В результате провинциальные филиалы превращаются в своего рода ширму для разных выгодных дел, которые вершатся в кабинетах фешенебельных столичных ресторанов.[751]
Характеризуя положение дел в банковской сфере Москвы после 1914 года, следует сказать о двух видных семействах – Второвых и Рябушинских, которые стремились занять более прочные позиции в финансовой элите России, потеснив столичные банки. Н.А. Второв решил получить контроль над Сибирским торговым банком, располагавшим филиальной сетью в Поволжье, на Урале и в Сибири. Торговый дом, возглавляемый Второвым, издавна имел в этих регионах устойчивые коммерческие интересы. К началу 1916 года он и его партнеры уже приобрели крупный пакет акций этого финансового учреждения; больше было только у основных владельцев – семьи М.А. Соловейчика[752]. Однако в январе глава банка скоропостижно скончался в возрасте 43 лет; московская группа акционеров решила воспользоваться моментом и выбить банк с питерской орбиты[753]. Для этого москвичи вступили в переговоры с родственниками Соловейчика, но тут им пришлось столкнуться с еще одним претендентом. Речь идет об известном питерском дельце И.П. Манусе, который в начале 1913 года уже пытался «взорвать» Сибирский банк изнутри и сменить его руководство; тогда эту попытку удалось нейтрализовать[754]. Теперь Манус развил не менее бурную деятельность. Подойдя к делу творчески, он предложил акционерам слияние Сибирского банка с Соединенным банком в Москве. Капитал этого финансового гиганта составил бы около 60 млн руб., на пост руководителя новой структуры намечался некий Боберман, служивший некоторое время директором московского отделения Сибирского банка. Но укрепившиеся в банке москвичи воспрепятствовали осуществлению этих планов. Когда мирное обсуждение ситуации не принесло желаемых плодов, Манус не пренебрег обратиться к угрозам, однако и это ничуть не приблизило его к успеху[755]. Но и усилия Н.А. Второва в конечном счете тоже окончились ничем. Семья Соловейчика уступила свой пакет известному представителю делового Петрограда инженеру Н.X. Денисову, «специализировавшемуся» на военных поставках[756]. После этого москвичи практически утратили интерес к Сибирскому торговому банку; юридически Второв оформил выход из его совета в январе 1917 года[757].
Правда, для Н.А. Второва это уже не имело значения, поскольку он нашел, к чему приложить свои силы. Новые возможности открылись благодаря следственной комиссии генерала Н.С. Батюшина, о которой говорилось выше. Одним из первых результатов ее работы стал арест уже упоминавшегося банкира Д.Л. Рубинштейна. Весной 1916 года он сумел заполучить московский «Юнкер-банк», переведя его правление в столицу. Под новым началом банк вел довольно агрессивную политику, доставлявшую немало хлопот купеческой буржуазии. За короткое время «Юнкер» приобрел целый ряд московских предприятий: Мытищинский вагоностроительный завод, фабрику Алексеевых в Сокольниках, складские помещения для хранения хлопка и масла, земельные участки[758]. Но внезапный арест быстро охладил коммерческую прыть Рубинштейна; оказавшись в псковской тюрьме, он не смог отказаться от предложения сбыть принадлежавший ему актив. Покупателем был Второв: он приобрел 48 тыс. акций «Юнкер-банка» за 20 млн руб., причем сделка была совершена с письменного согласия арестованного банкира[759]. Войдя в привычную роль хозяина, Второв начал реорганизацию. Банк получил новое название – Московский промышленный, его правление возвращалось в Первопрестольную; привлекались и новые акционеры, список которых впечатляет. В нем значилось около тридцати видных предпринимателей: Кнопы, А.И. Коновалов, Н.Т. Каштанов, Н.М. Бардыгин, Н.И. Гучков, братья Тарасовы, И.Д. Сытин, Л. Рабенек, И.А. Морозов и др. Цели новых владельцев декларировались предельно ясно: освободить банк от влияния петроградских финансовых кругов и сосредоточиться на развитии промышленности центра и Поволжья[760]. Овладение «Юнкер-банком» явилось крупной победой купеческой буржуазии на финансовом поприще не только за период войны, но и за все последнее десятилетие царской России. Этот успех был признан и оценен финансовыми кругами Петрограда. 13 октября 1916 года в одном из московских ресторанов состоялся банкет по случаю вступления Н.А. Второва в среду крупных банковских деятелей. На банкет прибыли представители петроградских банков во главе с А.И. Путиловым, который произнес приветственную речь. Выразив благодарность, Второв заговорил о намерениях участвовать в развитии промышленности Центральной России[761]. Однако вскоре после отъезда столичных финансистов Московский промышленный банк обнародовал гораздо более обширные планы, чем те, что были оглашены на банкете. Было объявлено о создании специального бюро по оценке перспектив различных предприятий с целью приобретения их акций; прежде всего речь шла о приобретении ценных бумаг горных и металлургических обществ. Для этого предполагалось координировать усилия с еще двумя-тремя банками Москвы[762].
Вторая московская купеческая фамилия, особенно проявившая себя в борьбе со столичными финансовыми структурами в этот период, – Рябушинские. Выбор братьев Рябушинских пал на Русский торгово-промышленный банк. Он имел неплохую историю, развитую филиальную сеть и входил в число ведущих финансовых учреждений Петрограда. Летом 1915 года банк неожиданно для многих попал в сложную ситуацию: из-за каких-то неудачных махинаций покончил жизнь самоубийством председатель правления В.П. Зуров, занимавший эту должность более двадцати лет; директор-распорядитель И.М. Кон был вынужден подать в отставку[763]. Рябушинские сочли момент удачным, и близкие к ним волжские купцы Сироткин и Башкиров начали скупать на рынке акции Русского торгово-промышленного банка[764]. Параллельно с этим интенсивно налаживались контакты с основными владельцами этого финансового актива: с бывшим управляющим Государственным банком А.В. Коншиным и с англичанами во главе с бизнесменом Ч. Криспом (причем пакет, принадлежащий последним, был заложен, фактически им распоряжалась Особенная канцелярия по кредитной части Министерства финансов). Поначалу Рябушинским сопутствовал успех: в руководящие органы Русского торгово-промышленного банка вошли их ставленники Д.В. Сироткин и В.Е. Силкин (А.Г. Карпов взял самоотвод)[765]. Ознакомившись с делами, как говорится, изнутри, новые владельцы пожелали вести дела без участия каких-либо иных лиц. Но если А.В. Коншин согласился уступить свой пакет акций, то с долей Криспа этого не произошло: чиновников из Министерства финансов явно не устраивало, что банк полностью окажется в руках Рябушинских и их партнеров. В результате последние, осознав тщетность переговоров с Министерством финансов, сбыли свой пакет акций тому же А.В. Коншину[766].
