М. М. Филиппео не принадлежалъ ни къ какой опредѣленной соціалистической партіи. Въ Цюрихѣ онъ явился иниціатромъ научнаго соціалистическаго общества, во главѣ котораго стоялъ П. Л. Лавровъ. Въ данную минуту Филиппео примыкаетъ къ радикально-демократической партіи.
Выѣхавшіе по направленію къ Пскову Ф. Г. Эйшинскій и П. А. Богдановъ такъ и не добрались до него. Для эвакуаціи бѣгущаго населенія въ ихъ распоряженіе было отпущено 100.000 эстонскихъ марокъ (сумма по тому времени очень большая) и, согласно разрѣшенія Эстонскаго правительства, предоставлено право вывезти 150 наиболѣе скомпрометированныхъ лицъ города. Ничего изъ этого имъ не удалось выполнить, такъ какъ главная волна бѣженцевъ хлынула не за эстонской арміей, отступившей къ Изборску, а за русскими частями, потянувшимися на сѣверо-западъ по направленію къ гор. Гдову.
Г. Ивановъ, крутившійся гдѣ-то въ раіонѣ Изборска и раздраженный разгономъ «батькиной» ставки, прислалъ 25-го августа новую телеграмму С. Г. Ліанозову. Тонъ и содержаніе телеграммы были крайне оскорбительны для правительства, а чтобы еще болѣе подчеркнуть это, — копіи телеграммы адресовались въ Британскую миссію и въ Ревельскую газету Иванова «Новая Россія», кстати сказать, безпрерывно травившую правительство. Въ моемъ распоряженіи нѣтъ сейчасъ текста этой телеграммы, но, насколько помню, г. Ивановъ упрекалъ насъ въ вѣроломствѣ (очевидно по отношенію къ Балаховичу) и бездѣятельности, и кончалъ телеграмму такъ: «Мнѣ стыдно быть русскимъ министромъ».
Въ засѣданіи 27-го августа рѣшили воспользоваться случаемъ и радикально избавиться отъ непріятнаго сотрудничества. Большинствомъ семи противъ трехъ постановили телеграмму г-на Иванова, редактированную въ недопустимо грубой и оскорбительной формѣ и выражающую очевидно сожалѣніе Иванова о прежнемъ его участіи въ составѣ правительства, считать за отказъ и полагать его выбывшимъ изъ состава правительства.
Тогда же объ исторіи съ Балаховичемъ ген. Юденичъ разсказалъ такъ. Балаховичъ бѣжалъ изъ подъ ареста и съ кучкой своихъ партизанъ направился черезъ рѣку Великую въ расположеніе эстонскихъ частей. Когда посланные за нимъ кавалеристы хотѣли его нагнать, онъ разсыпалъ цѣпь и пригрозилъ стрѣльбой. Стоякинъ оказался будто бы не офицеръ, а бѣглый каторжникъ (впослѣдствіи это подтверждали даже клевреты Балаховича. В. Г.). Застрѣлили его, когда онъ сбѣжалъ (?) изъ вагона, гдѣ его держали подъ арестомъ. Собственно самого Балаховича генералъ не хотѣлъ подвергать сколько-нибудь длительному аресту, такъ какъ считаетъ, что самъ онъ не скверенъ, но окружающіе его — сплошь уголовные преступники. Изоляція Балаховича имѣлась въ виду на время очистки его отъ этихъ негодяевъ. Послѣ бѣгства Балаховича на квартирѣ у него нашли фальшивыя деньги. Изъ штаба Балаховича арестовали девять офицеровъ и въ томъ числѣ Звягинцева.
Противъ арестованныхъ офицеровъ возбуждены уголовныя обвиненія въ грабежахъ, вымогательствѣ, арестахъ съ цѣлью вымогательства, печатаніи фальшивыхъ денегъ, убійствѣ писаря Михайлова, собиравшагося донести о преступленіяхъ «штаба». Ни солдаты Балаховича ни эстонцы не заступились за него. Только горячился капитанъ Партцъ, начальникъ бронепоѣздовъ, но Пускаръ и его успокоилъ. Юденичъ хотѣлъ отпустить Балаховича въ Литву, но подполковникъ Іозефъ Балаховичъ, братъ «батьки», сказалъ Юденичу: «Не отпускайте его, онъ вамъ поклянется, что броситъ интриги, и когда будетъ обѣщать, честно будетъ вѣрить, что исполнитъ, а потомъ встрѣтитъ кого-нибудь и опять повернетъ все вверхъ ногами — ужъ очень онъ безволенъ». Иванова во Псковѣ никто не видѣлъ. Городъ пришлось оставить, такъ какъ противъ 25-ти большевистскихъ полковъ могли выслать только девять своихъ и эстонскихъ. На Изборскомъ фронтѣ (то есть по направленію къ эстонской границѣ) эстонское командованіе потребовало замѣны своихъ трехъ полковъ русскими (эти-то полки и оставили самовольно позиціи В. Г.). Прорвали большевики фронтъ и на русской и на эстонской линіи.
Разсказъ мѣрный, равнодушный. Тѣмъ же апатичнымъ тономъ генералъ Юденичъ высказывалъ предположенія объ отчаянномъ близкомъ будущемъ.
Гдовъ подъ угрозою и вѣроятно скоро падетъ. Остается Нарва и площадь до моря. Ее можно будетъ удержать недѣль семь-восемь, если эстонцы не уйдутъ, а если уйдутъ, придется отступить на эстонскую территорію, а паче чаянія, эстонцы потребуютъ разоруженія… онъ будетъ защищаться!
Конецъ рыцарскій, исполненный достоинства, но каково это было слушать только что сорганизовавшемуся правительству! Точно все дѣлалось нарочно, чтобы поставить его передъ пустымъ мѣстомъ.
Опасенія ген. Юденича тогда не сбылись, и хотя паденіе Ямбурга и Пскова сильно сократило бѣлую территорію, необходимость яснаго и опредѣленнаго политическаго руководства борьбой съ большевиками стала еще болѣе очевидной. Фактъ потерь самъ по себѣ краснорѣчиво свидѣтельствовалъ о необходимости «пересмотра» методовъ этой борьбы, а опредѣленно реакціонное содержаніе всей административной работы съ конца мая по середину августа, какъ бы подсказывало и направленіе, въ которомъ должна быть измѣнена тактика и программа дальнѣйшей борьбы. Благодаря такому естественному ходу умозаключеній, правительство, несмотря на крупныя неудачи у самаго преддверія его первыхъ шаговъ, было привѣтствовано со стороны самыхъ разнообразныхъ слоевъ и группъ.
Какъ я уже говорилъ выше, при самомъ своемъ появленіи правительство было поддержано, въ лицѣ большинства своихъ членовъ, — псковской думой, коопераціей, учительскимъ съѣздомъ, соціалистическимъ блокомъ, ревельскимъ Русскимъ Совѣтомъ, публично санкціонировавшимъ вхожденіе своего предсѣдателя въ составъ правительства, а затѣмъ послѣдовательно шли привѣтствія отъ бывшаго русскаго посла изъ Стокгольма, отъ ингерманландцевъ (31-го августа), отъ имени желѣзнодорожниковъ (16-го сентября), отъ карпато-русскаго конгресса въ Америкѣ (въ началѣ сентября), отъ эстонскаго правительства (29-го августа)[99]. Большинство относящихся сюда документовъ приведено въ приложеніи къ этой книгѣ, здѣсь отмѣчу лишь выдержку изъ ингерманландскихъ документовъ, звучащую прямымъ укоромъ господамъ апологетамъ Гельсингфорскаго Политическаго Совѣщанія.
«Наиболѣе важнымъ политическимъ событіемъ послѣдняго времени является образованіе правительства Сѣверо-Западной Россіи. Правительство создано по настоянію и при близкомъ участіи союзныхъ военныхъ миссій Англіи и Франціи. Образованіемъ правительства была исправлена ошибка, допущенная по той или иной причинѣ русскими военными и гражданскими кругами въ отношеніи нынѣшней лѣтней кампаніи противъ большевиковъ, такъ какъ война велась безъ строго-продуманной опредѣленной политической программы, равно безъ надлежащей гражданской власти — а поскольку эта власть и была, она всецѣло осуществлялась реакціонными представителями военныхъ круговъ. Блестящіе результаты боевой дѣятельности потеряны, надо думать, преимущественно вслѣдствіе плохой политики. Объ этомъ можно и слѣдуетъ пожалѣть, но тѣмъ болѣе основаній принять извѣстіе объ образованіи демократическаго правительства съ чувствомъ удовлетворенія и радости»[100].
Привѣтствуя правительство и обѣщая ему поддержку, ингерманландскій съѣздъ постановилъ вмѣстѣ съ тѣмъ: «Войти въ связь съ даннымъ правительствомъ для согласованной работы вообще и въ частности для осуществленія національно-культурной автономіи для ингерманландцевъ». Какъ видитъ читатель, вопреки утвержденіямъ въ свое время разныхъ Бибиковыхъ, Хомутовыхъ и самого генерала Родзянко, ингерманландцы даже не заикались о какой-либо «республикѣ», когда имъ пришлось свидѣтельствовать о пожеланіяхъ своей народности не передъ генералами, а даже передъ представителями самыхъ демократическихъ теченій русской общественности. Въ числѣ подписавшихся подъ обращеніемъ и привѣтствіемъ правительству на первомъ мѣстѣ стояло имя виднаго мѣстнаго дѣятеля, предсѣдателя ингерманландскаго комитета Г. Г. Тюнни, того самаго, котораго, по словамъ И. Т. Евсѣева, такъ безцеремонно грозилъ «повѣсить» лѣтомъ ген. Родзянко.
Что бы ни писали и ни говорили впослѣдствіи, но появленіе правительства съ опредѣленно отчеканенной демократической программой сопровождалось въ то время многими знаками выраженія симпатій и съ его именемъ связывалось много надеждъ въ борьбѣ съ большевиками. Предшествующія неудачи бѣлаго командованія словно не отняли вѣры въ конечный успѣхъ бѣлаго дѣла. Большевики несомнѣнно учли это обстоятельство, какъ они при мнѣ во Псковѣ учитывали настроеніе солдатъ эстонскаго демократическаго правительства («Идутъ подъ флагомъ свободы») и, послѣ безуспѣшныхъ атакъ на Гдовъ, начали форсировать мирные переговоры Москвы съ Ревелемъ.
