– Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу. Я ведь понимаю, кто тебе голову забивает! – однажды сорвался я.
Ответ поразил меня цинизмом:
– Саша, я вас умоляю, делайте с ним, что хотите, но только после выборов.
В предвыборном Совете Таню назначили независимым наблюдателем. Подлинный смысл этого словосочетания для многих был ясен. Все знали, что дочь Ельцина полностью зависит от мнения Березовского и Чубайса, а тогда понятно, кто и за кем на самом деле наблюдает, поскольку ни того, ни другого в Совете не было.
Первое время присутствия в Кремле Татьяна практически не вылезала из моего кабинета. Наш разговор начинался с ее театрального возмущения:
– Саша, я в этом «дурдоме» ничего не понимаю! Я верю только вам.
«Дурдомом» она весьма метко окрестила предвыборный штаб своего отца. С присущей мне откровенностью я комментировал события в этом «добровольно-принудительном заведении» и давал оценки отдельным его «пациентам». Потом мои наблюдения оказывались в ушах «везде ссущего» Абрамыча.
В Службе безопасности госпожу, тогда Дьяченко, прозвали «членом правительства». Ей выделили помещение в первом корпусе Кремля, те самые апартаменты, которые были положены супруге Президента России. Таня не постеснялась их оперативно занять и «работу» в Московском Кремле воспринимала так же буднично и естественно, как трудовую деятельность в своем институте. Как-то она появилась в первом корпусе Кремля в модных брючках. Я – не ханжа, но протокол есть протокол, и женщины всегда были обязаны ходить по историческим кремлевским коридорам в юбках определенной длины. Тане мое замечание про брюки и протокол не понравилось. Она вспыхнула, надула губки и ушла с обиженным видом. Но потом одевалась так, как подобает.
– Видите, Александр Васильевич, я учла ваше замечание, – подчеркивала она.
Если бы она учла и другие мои замечания…
Постоянные беседы про «дурдом» в предвыборном штабе меня утомляли. Таня принимала участие во взрослом и ответственном мероприятии государственной важности, но воспринимала все события с подростковой доверчивостью, простотой обывателя и недовольством домработницы. Одни штабисты казались ей мальчишами-плохишами, другие – прекрасными принцами. Как в сказке, которая вдруг стала явью.
Американские консультанты-недоумки, которых пригласил Чубайс, относились, разумеется, к категории иноземных принцев. После очередного совещания в штабе Таня сразу бежала к ним обсудить свежую информацию. По рекомендации американцев, например, Ельцин выступил перед избирателями на стадионе в Ростове. Дело, конечно, не в том, что выступил, а в том, как. По заморскому рецепту, Борис Николаевич должен был продемонстрировать публике молодой дух и сплясать что-нибудь для достоверности. Чувствовал он себя в этот день отвратительно. Уже в аэропорту выглядел смертельно усталым и был бледнее обычного. Но на концерт приехал. Перед выходом на сцену дочка добросовестно припудрила родного кандидата в Президенты:
– Давай, папочка, ты должен…
Папа без бумажки произнес предельно краткую, но пылкую речь и попросил музыкальный ансамбль Жени Осина:
– Подыграйте что-нибудь.
Тут же родилась зажигательная мелодия: «…Ялта, где растет золотой виноград, Ялта, где ночами гитары не спят…» Борис Николаевич резво задергался, пытаясь изобразить что-то вроде шейка. Наина Иосифовна тоже начала «топтаться» в такт, давя «ялтинский виноград» неподалеку от него. Танцевать шеф не умел никогда, но в этот момент никто из ближайшего окружения Президента не мечтал о художественных изысках. Мы молились, чтобы кандидат не упал замертво на этой сцене на глазах у пораженной ростовской публики.
Народ свистел, орал, некоторые зрители многозначительно крутили пальцем у виска. Но Таня приняла такую реакцию за высшее выражение восторга.
На стадионе собрались в основном подростки. А избиратели постарше смотрели прямую трансляцию концерта по местному телевидению. Ростовская область – преимущественно крестьянская, консервативная, и вид дергающегося в агонии танца Президента ростовчан обескуражил. Это подтвердили потом опросы общественного мнения.
После танцев Таня бросилась целовать «плясуна»:
– Папочка, какой ты молодец, какой ты замечательный! Что ты сотворил!
Что он сотворил, показал первый тур голосования. В Ростовской области «стиляга» Ельцин набрал в два раза меньше голосов, чем Зюганов, – областной конкурс кремлевская самодеятельность не прошла.
Российский Президент не должен так себя вести, как бы он ни хотел повторить свое избрание. После концерта я сказал Татьяне:
– Что ты делаешь с отцом?
Она возмутилась:
– Саша, вы ничего не понимаете!
Вот тогда мне стало окончательно ясно: у власти не Президент должен был остаться любой ценой, а его «обновленное» окружение. У Бориса Николаевича появились отнюдь не новые соратники, а поводыри танцующего медведя. Один приплясывает, а другие по кругу с шапкой ходят. И именно роль поводырей Березовского и Чубайса устраивала больше всего. Таня же незаметно для себя освоила профессию суфлера. Она безошибочно доносила чужие мысли до президентских ушей. Иногда, проконсультировавшись с американскими спецами, передавала ему записочки с трогательным детским содержанием. К сожалению, я не сохранил ни одного из этих «манускриптов», но суть их всегда была одна: «Ты, папочка, молодец, так держать!»
Пока Таня не решалась сделать окончательный выбор между мной и другой командой, но свою лепту в разрыв наших и без того хрупких отношений с Ельциным внесла ощутимую.
До выборов оставалось не так много времени. Президент нервничал и чрезмерно «расслаблялся». После очередного «расслабления» Таня пришла ко мне в отчаянии:
– Саша, надо что-то делать. Только вы можете повлиять на папу.
– Почему только я? Собирайте семейный совет и определитесь. Ты на него влияешь, как говорят, очень сильно. В конце концов, у вас Чубайс есть.
– Саша, это должны сделать только вы! Вы же его так любите.
В этот момент я почему-то вспомнил Шеннон, визит в Берлин, порванный на глазах у фашистов галстук…
– Таня, если я тебе скажу, что не люблю Бориса Николаевича, то это будет слишком мягко сказано.
Ее веки дрогнули, и в сузившихся глазах мелькнул недобрый огонек. Она прошептала: «До свидания» – и, пятясь, удалилась.
Уставившись в одну точку, я долго сидел в кресле. Меньше всего меня беспокоило, что дочка передаст недобрые, но откровенные слова папаше. Я не боялся отставки, не пугал меня разрыв отношений с Президентом. Впервые за последние три года я вдруг осознал, что никогда не любил Ельцина как человека. Сначала я просто вместе с ним работал. Он отличался от других номенклатурных работников, и эта разница меня восхищала. Потом, в период опалы, я его жалел. Борис Николаевич как-то мгновенно оказался слабым, поруганным, готовым свести счеты с жизнью… Я умел выводить его из депрессий, вселял энергию, и чем чаще это происходило, тем нужнее я себя чувствовал. После августовского путча мне казалось, что России выпал счастливый лотерейный билет. Такие выигрыши бывают в истории раз в тысячу лет. Власть почти бескровно перешла в руки демократов, страна жаждала перемен. И Ельцин действительно мог использовать этот «золотой» шанс. У него было все, чтобы грамотно провести реформы, предотвратить коррупцию, улучшить жизнь миллионов соотечественников. Но Борис Николаевич поразительно быстро был сломлен самим собой, всем тем, что сопутствует неограниченной власти: лестью, материальными благами, полной бесконтрольностью… Обещанные народу перемены свелись, в сущности, к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причем после очередной порции отставок и новых назначений во власть попадали люди, все меньше и меньше склонные следовать государственным и общественным интересам. Они лоббировали в пользу кого угодно: коммерческих структур, банков, офшорных инвесторов, бандитов, себя, наконец. Да и Ельцин все чаще при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства.
Возможно, я утрировал ситуацию, но подробности личных приемов в Кремле, которые устраивала дочь Президента для своего избранного круга – Чубайса, Березовского, Малашенко и менее важных приятелей, убеждали меня в правильности этих печальных выводов.
Тане, как члену штаба, выделили машину. Члены семьи Президента относятся к охраняемым лицам, и персональный транспорт положен им по инструкции. Сначала это были скромные «Жигули». Потом младшая дочь пересела на «Шевроле», «Ауди». Сейчас г-жа Юмашева разъезжает на «Мерседесе» с мигалкой. Борис Немцов не смог пересадить и этого «члена правительства» на отечественную «Волгу».
У Тани, видимо, с юности остался комплекс собственной нереализованности. Недаром Чубайс сразу после выборов заметил в узком кругу:
– Эта девочка полюбила власть. Давайте попробуем сделать из нее вице-президента.
