— Пока это проблематично.
— Деловые люди должны смотреть вперед, господин Галавас, — жестко отмахнул реплику Коншин. — Что бы там ни болтали наши эмигрантские газетенки, я считаю, что нэп показал не слабость большевиков, а их силу, их способность трезво учитывать обстановку и использовать ее для скорейшего восстановления хозяйства. Здесь мы должны вбивать сейчас главный клин. У комиссаров нет делового опыта, навыков хозяйственной деятельности, им не хватает технических специалистов, сырья, материалов. Как бы они ни горячились, в деле восстановления хозяйства они вынуждены будут пойти на поклон к Европе. И вот тогда мы, промышленники, продиктуем условия и поставим большевиков на колени…
Виктор Анатольевич ощутил, что наступил подходящий момент прощупать почву.
— Но сообщения о предстоящей конференции в Генуе и о приглашении туда большевистской делегации…
— Вздор! Газетная писанина. Мы не позволим большевикам появиться в Генуе.
— Но если все-таки договоренность о встрече в Генуе будет достигнута?
— При чем тут договоренность? — запальчиво воскликнул Коншин. — Пусть договариваются присяжные дипломаты. Политику вершат деловые люди. И у нас есть возможности заткнуть рот любому. Прошлый раз я не познакомил вас с моим гостем. Штаб-ротмистр Эльвенгрен. За хорошие деньги он умеет стрелять без промаха…
То ли у Решетова изменилось лицо, то ли сообразив, что не в меру разговорился, Коншин замолчал и пригладил встопорщенный хохолок на голове.
— Мы отвлеклись от предмета нашей беседы… Конференция в Генуе к нему отношения не имеет… Это я сказал в порядке теоретического варианта.
«Крутит, — подумал Решетов. — Штаб-ротмистр — это не теория. Это самая что ни на есть практика… Без надобности деловые люди штаб-ротмистров пригревать не будут».
— Генуя нас не беспокоит. Если большевики и приедут на конференцию, за стол дипломатических переговоров с ними сядут отнюдь не простаки… Я опять отклоняюсь в сторону.
— Я слушаю вас… Так в чем же конкретно будет состоять моя работа в Риге?
— Вы будете давать консультации моим доверенным людям, с которыми я держу связь. Если говорить точнее — оказывать техническую помощь преданным служащим Коншинской мануфактуры, а также других ткацких фабрик, где мои коллеги из Торгпрома имеют деловые интересы.
— Не очень понимаю. Вы выразили сожаление, что усилия ваших людей оказались на руку большевикам.
— Да. И эту ошибку теперь нужно исправлять. Нашим людям приходится работать в особой обстановке, и обычными средствами они не могут защищать наши интересы. Всякие же другие методы требуют технических консультаций… Ведь новые шпули с утком могут и не выдавливать отработанные. Мало ли случается всяких неполадок…
«Так вот как они хотят дело поворачивать», — подумал Решетов.
Предложение Коншина не согласовывалось с прямым заданием Решетова, хотя и перспектива отправиться в Ригу полномочным техническим консультантом и взять в свои руки тайные связи Торгпрома с доверенными людьми, затевавшими вредительство на восстанавливаемых предприятиях, была заманчива…
Резолюция XI конференции РКП (б), состоявшейся в декабре двадцать первого года, «Очередные задачи партии в связи с восстановлением хозяйства» определила, что «Компетенция и круг деятельности ВЧК и ее органов должны быть соответственно сужены и сама она реорганизована».
Декретом ВЦИК в феврале двадцать второго года ВЧК была упразднена и создано Государственное Политическое Управление — ГПУ.
— Нет, Павел Иванович, чекисты без работы не останутся, — сказал Вячеслав Рудольфович Нифонтову, взъерошенному от возбуждения.
— ВЧК же побоку! Так работали и вдруг получайте — «упразднить».
— Не горячитесь, прошу вас. Давайте попробуем во всем спокойно разобраться… ВЧК была комиссией, как говорит само название, чрезвычайной, а чрезвычайные обстоятельства революции и гражданской войны себя теперь уже исчерпали…
— Как же они исчерпали, Вячеслав Рудольфович, — запальчиво возразил Нифонтов, — если контрики по углам прячутся, шпионы в каждую щель лезут, бандиты… Вы же знаете, сколько нечисти еще осталось.
— К сожалению, Павел Иванович, с таким печальным обстоятельством вынужден полностью согласиться. И не только мы с вами это знаем. Центральный Комитет и правительство сей факт тоже учитывают. Потому и создано Государственное Политическое Управление.
— Тогда выходит, просто вывеску сменили… Так что ли понимать?
— И тут вы заблуждаетесь. В отличие от ВЧК, работавшей как особый орган в государстве, ГПУ создано уже как орган конституционный, орган политической защиты завоеваний диктатуры, естественно необходимый Советскому государству. Смею вас уверить, что дело тут вовсе не в названии. Существенно изменяется направленность работы, задачи и, конечно, методы…
Вячеслав Рудольфович говорил, а перед глазами стояла страничка с лаконичными заметками Владимира Ильича — набросок проекта постановления Политбюро ЦК РКП(б), которую ему показали в Центральном Комитете.
«1-ое: компетенцию сузить
2-ое: арест еще уже права
3-ье: срок <1 месяца
4-ое: суды усилить или только в суды
5-ое: название
6-ое: через ВЦИК провести > серьезные умягчения».
— Дела о спекуляции, о преступлениях по должности и все остальные им подобные будут теперь, Павел Иванович, решать обычные суды. Внимание чекистов будет полностью сосредоточено на политической охране государства и обеспечении его безопасности.
— С одной стороны, это так, Вячеслав Рудольфович…
— Уверяю вас, что и с другой стороны — так. Подумайте спокойно, не горячитесь, и вы непременно придете к такому же выводу… Дочь у Решетова поправилась?
— Да, Вячеслав Рудольфович. Температура уже нормальная. Занятная девчушка! Беленькая, аж светится, и волосы возле ушей колечками. У Федюшки в эти годы точь-в-точь такие же волосы были… А жена у Виктора Анатольевича — кремешок! По глазам вижу, что все понимает, но ни одного вопроса не задает…
— Отец семейства что сообщает?
— Савинков и Эльвенгрен выехали в Берлин… Фотокарточку штаб-ротмистра раздобыть не удалось… Все архивы перерыли — не нашли. Или не сохранилось ничего, или господин штаб-ротмистр человек предусмотрительный. Решетов сообщает приметы.
— Приметы могут и подвести, а в этом деле ошибаться мы не имеем права. Выходит, все складывается так, что только «инженер Галавас» может опознать Эльвенгрена. Как поживает та компания на ткацкой фабрике?
— Пока мелкая возня.
— Малые гадюки тоже могут быть ядовиты…
— Взяли их под наблюдение товарищи из московской чека. Появлялась в той компании одна неустановленная личность, но сейчас исчезла. Скрипилев выезжал в Москву явно для встречи, но на контакт с ним никто не вышел. Или учуяли что-то или решили, что для больших дел эта компания не годится. Было предложение арестовать участников сборищ у Скрипилева, но это преждевременно. Может быть, неустановленная личность еще надумает посетить старых знакомых.
— Правильно, Павел Иванович… А вы говорите, что чекистские дела кончаются. Савинков и Эльвенгрен, судя по сообщениям «инженера Галаваса», нацеливаются на нашу делегацию, которая поедет в Геную. Решетову придется сделать крутой поворот.
— С Коншиным интересно вырисовывается…
— Пусть Виктор Анатольевич сам принимает решение о Коншине в зависимости от обстоятельств. Таких, как Решетов, не нужно на коротком поводке водить. Я в принципе всегда против мелочной опеки.
— Вы, Вячеслав Рудольфович, такую ценную мысль нашим хозяйственникам внушите. Вчера получал бумагу и карандаши — пять резолюций на заявке потребовали… Формальный бюрократизм разводят!
— Формальный не надо, а к порядку нам всем нужно приучаться. К советскому порядку и деловитости… Когда будут готовы материалы по эсерам?
— Обещаю на следующей неделе.
— Попросите, чтобы ускорили следствие, Павел Иванович. Передайте от моего имени товарищам такую просьбу.
На берлинском вокзале Савинкова и Эльвенгрена встречал господин Орлов, доверенный представитель некоей влиятельной организации, предпочитающей не афишировать свою деятельность.
В уютном особнячке на неприметной улице, обсаженной липами с такой педантичностью, что они казались парадными шеренгами гренадеров, состоялся деловой разговор.
— Нужно оружие и паспорта для наших людей, которые на днях приедут в Берлин, — напрямик заявил Эльвенгрен. — Фото Чичерина, карта Берлина и сведения о советской делегации. Когда все это можно будет получить?
— Паспорта и все остальное чуть позже, — ответил хозяин квартиры. — Оружие — хоть сию минуту.
