Исполненная в народно-насмешливой манере, эта баллада, тем не менее, проникнута верноподданническими чувствами. Никоим образом критике не подвергаются ни король, ни принц, ни Бекингем. Хотя автор очевидно отрицательно относится к проекту испанского брака, он не возлагает вину за этот проект на короля или принца и лишь очень косвенно – на Бекингема. Испанский брак представлен скорее в виде стихийного бедствия или испытания, посланного Богом, которое англичане с королем и принцем во главе с честью выдержали. Несмотря на явный протестантизм и антикатолицизм автора (или авторов), его ненависть к испанцам мотивирована не конфессиональными противоречиями – над английскими католическими лордами и французами он только смеется (правда, довольно резко). Не упоминается в тексте и Тридцатилетняя война – еще один повод для антииспанских настроений, поскольку упоминание Тридцатилетней войны неизбежно вело к критике Якова I за нежелание активно вмешаться в ход военных действий на стороне протестантов. Скорее это антагонизм, происходящий, безусловно, из конфессиональных конфликтов XVI века, но в 20-е гг. XVII в. воспринимавшийся как добрая старая английская традиция, происходящая из «славных времен Елизаветы». Так что вполне обоснованным выглядит предположение, что автор – елизаветинец, но одновременно и верный подданный Якова I. Он человек, для которого правление Елизаветы и все его элементы (в том числе и вражда с Испанией) – элемент «английскости», а Яков – законный наследник и продолжатель английских традиций. Очень похожа на предыдущую и баллада «На возвращение принца из Мадрида»:
Наш принц вернулся в край родной,
Восславим Бога всей страной,
Он повидал Мадрид.
И каждый плут, что раньше лгал,
Теперь «Я принца увидал!» —
На всех углах твердит.
Как много тех, кто ложь на бред
Нагромождали, целый свет
Вгоняя этим в страх64.
Но вот, к восторгу всей страны,
Принц не привез себе жены —
Паписты65 в дураках.
Тогда они ответят так:
Им разрешения на брак
Не дал Святой Престол.
Но не бояться папских кар
Просил нас хитрый Гондомар,
Пронырливый посол.
Еще расскажут, как скудна
Еда в Мадриде, но видна
Ложь в этой болтовне.
Там принцу с герцогом даны
Подарки столь большой цены,
Что рады все вполне66.
Когда наш принц пришел назад,
Казалось – пламенем объят
Наш град, везде огни67.
Их нынче больше здесь зажглось,
Чем видеть городу пришлось
В Марии68 злые дни.
Насколько радость здесь сильней,
Чем вызвал в людях принц Эней,
Прибывший в Карфаген69.
Какой-то пьяница сказал:
«Не должен плавать славный Карл,
Чтоб не попасться в плен».
Монарха и простых невежд —
Наш принц хранитель всех надежд,
На радость всем рожден.
И в кабаке дурак любой
Вердикт провозглашает свой
Под колокольный звон.
И наш Лорд-мэр был очень рад,
Надев торжественный наряд,
В Йорк-хауз поспешил.
Его не ждали, между тем,
Наш принц и добрый Бекингем,
Их след давно простыл70.
Скажу я так: желал бы я,
Чтобы в далекие края
Отправлен был судьбой,
Покинув край, где был рожден,
Я был бы лучше награжден,
Чем цепью золотой.
Царят паписты в той стране,
Так тяжек путь туда, ведь мне,
Не мил никто из них.
Мне люб мой принц и герцог мой,
За них расстанусь с головой,
О том поет мой стих.
Финальная фраза четко расставляет приоритеты автора – он добрый подданный короля, поэтому принц и королевский фаворит также находятся вне всякой критики. В целом это произведение повторяет идеи предыдущего, с несколько большим вниманием к религии (часто упоминаются паписты, преследования при Марии). Некоторое различие наблюдается в более активном применении исторических метафор (образ костров протестантских мучеников при Марии, призванный посеять одновременно тревогу и радость избавления) и античных мифологических образов (Эней, символизирующий происхождение британцев от троянцев и, таким образом, дающий мифологическое основание их идентичности). К своим соотечественникам автор относится без восторга (они плуты, лжецы, пьяницы, простаки, дураки), но и без особого негатива, скорее – снисходительно и иронично. Они живут в его мире, являются его органичной частью. Этот мир, основанный спутником Энея Брутом, впоследствии распавшийся, подвергшийся страданиям при Марии, снова объединен новым Брутом и счастливо избег новой угрозы повторного испанского брака. Поэтому его костры – огни радости, а его обитатели могут позволить себе пить, веселиться, говорить, возможно, не слишком мудрые вещи и вести себя комично. Скорее те, кто не веселятся – враги, поскольку они хотели, чтобы испанский брак случился и власть «папистов» установилась в «веселой Англии».
Попытка самоидентификации возможна и методом «от противного». В этой ситуации акцент делается на образе «чужого» и на том, что «мы» не такие как «они». Перед глазами лондонцев был человек, воплощавший для них все испанское и католическое – дон Диего де Сармиенто граф Гондомар, экстраординарный посол испанского короля и один из наиболее активных сторонников испанского брака. Ненависть к нему многократно превосходила даже обычное крайне негативное отношение к испанцам. Особенно ярко это проявилось во время процессии лорд-мэра в 1617 г. Представление «Мира, Процветания, Любви, Союза, Изобилия и Верности» (достаточно обычный сюжет процессий лорд-мэра) включало в себя «Сцену различных народов» (Pageant of several Nations). Капеллан венецианского посольства Орацио Бузонио отметил, что все внимание зрителей сосредоточено на незначительной части представления, где демонстрировали одиозных испанцев. Актер, к восторгу толпы, очень удачно пародировал ненавистного графа Гондомара. В итоге аллегория, которая должна была прославить англо-испанскую дружбу, стала центром ксенофобских настроений71.
Гондомар
О философе Хэриоте,72у которого была фистула in naso73 и сеньоре Гондомаре, у которого фистула была in ano74.
Как может быть? Неужто две страны
Одной болезнью вдруг поражены?
Страдают фистулой? Но проясним вопрос:
Испанский грех английский чует нос.
Любой испанец – словно скорпион:
Хвост полон яда – ликом честен он.
Возможно, он очистился в огне75
И этим стал известен всей стране.
Однажды, поскользнувшись, он упал
И весь скелет себе переломал,
И умер бы. Но дело при дворе76 —
Он скрылся сквозь бездонный табурет77.
Он англичанин внешне, что бесспорно.
Испанец в сердце – мир творит притворный,
Мечтая о войне78, но говорят,
Что точит франков хворь79 французский зад.
И Франция, и хитрый Гондомар
В Британию свой источают дар80,
Но Гондомар в носилках81 бога просит
Не повторять год восемьдесят восемь82
И Везель83 для него. Понятен страх —
По сговору, не по любви сей брак.
Казаться, а не быть84 – испанцев страсть,
Но в Англии считают – это грязь,
Свидетель Хэриот. Дырявый нос
Носил ничто – и смерть себе принес.
И тем же плут испанский награжден
За то, что был им заговор сплетен.
Случалось ли встречаться им? Возможно,
Но вот одно я знаю непреложно:
Чтобы заразу передать по кругу
Пусть зад они понюхают друг другу.85
В этом случае автор, хотя и рисует прямо противоположные образы, разделяет мир точно так же, как и два предыдущих. Принцип описания «от противного» предопределил целую цепочку негативных и непристойных тропов, призванных создать соответствующее настроение и отношение к главному герою у читателя. Кроме сравнения с Хэриотом, которое доказывало безбожие Гондомара и целого набора шуток «ниже пояса», автор использует исторические образы, прежде всего – знаковую и уже мифологизированную победу над Армадой. Таким образом, как и в первом случае, автор маркирует золотой Век Елизаветы как квинтэссенцию «английскости», а Испанию – как унаследованного врага. При этом «свой», англичанин, рисуется как бы в тени, как противоположность карикатурному образу испанца Гондомара. Эта оппозиция показана непосредственно в самом тексте. Французы снова выступают только в качестве объекта для шуток, связанных с французской болезнью, их католицизм не превращает их во врагов.
«Спасти истинную религию!» – конфессиональные радикалы
Артур и славный Круглый Стол…
Это произведение, демонстрирующее пример крайне негативного отношения к испанскому браку, написано в стиле народных баллад. Связь с народным творчеством должна была подчеркнуть неаккуратность написания – несколько раз ломается ритм, присутствие очень неточных рифм (thence – Prince), рифма it – it, переход от мужских окончаний строк к женским (все эти недочеты в переводе устранены или смягчены). При этом автор демонстрирует довольно высокую осведомленность в событиях испанского брака и в мифологии, окружавшей королевскую семью.
