Со вступлением на престол Александра II (1858-1881), казалось, началась новая эра. Была отброшена старая идея недопущения всего иностранного и сделана попытка направить страну по западному пути промышленного развития. Особые правила призыва евреев на воинскую службу были отменены. Богатые торговцы, механики и лица с университетским образованием могли селиться в любом месте империи. Евреи были допущены к занятиям адвокатурой. Это было, конечно, не много, но моральный эффект оказался весьма значительным. Российское общество в целом начало относиться к евреям более терпимо. Процесс руссификации, не навязываемый более сверху так явно, становился более быстрым. И если положение евреев было еще далеко от статуса их единоверцев в Западной Европе, то нельзя забывать, что идея конституционной монархии и парламентарного строя едва только начала проникать в Российскую империю. В те либеральные дни мало кто сомневался в том, что дело идет к полной эмансипации и что русские евреи будут пользоваться теми же возможностями, правами и привилегиями, как все прочие граждане страны и свободные люди во всем мире. Процесс был нелегкий, но всем было ясно, что это лишь вопрос времени.
4. Одним из факторов, делавших эмансипацию евреев неизбежной, была та важная роль, которую отдельные евреи стали играть в новой экономической и интеллектуальной жизни. В мире финансов доминировал дом Ротшильдов. Но это была лишь одна из многих семей, достигших важнейшего положения в этой сфере (достаточно упомянуть семьи Перейра, Гольдшмид, Сасун). Евреи вошли во все отрасли торговли и промышленности, в некоторых из них (например, в портняжном деле) они преобладали. Аналогичные условия сложились в профессиональной деятельности и в общественной жизни; не было такой сферы, куда бы не проникли евреи и где бы они не отличились. Во всех странах к концу XIX века имелись выдающиеся евреи - государственные деятели, писатели, артисты, музыканты, учителя, ученые, врачи, философы, драматурги, военные. Падение гетто с удивительной быстротой повлияло на изменение внешнего вида евреев. Исчезла прежняя сутуловатость, хрупкая комплекция перестала быть всеобщим явлением, на несколько сантиметров увеличился средний рост.
Эпоха, когда еврейская наука ограничивалась изучением и составлением стандартных раввинских текстов, осталась позади. Как еврей, выйдя из стен гетто, расширил круг своих интересов до общечеловеческих, так и еврейская наука должна была выйти из своей изоляции. Путь указал Моисей Мендельсон своим переводом Библии. Когда прусское правительство попыталось наложить запрет на чтение проповедей в синагогах на разговорном языке, посчитав это за нововведение, простой учитель Леопольд Цунц опубликовал работу "Проповеди у евреев" (1832), в которой он показал, что обращение к народу на языке данной страны является обычаем незапамятной древности. Эта книга до сих пор остается кладезем еврейских знаний. Но еще более важна она была как попытка применить современные критические методы и нормы к изучению проблем древней еврейской литературы. Ей обязано своим началом научное изучение иудаизма.
Не довольствуясь этим, Цунц посвятил ряд книг исследованиям в области еврейской литургии и синагогальной поэзии. Он нашел себе достойных последователей: лучший еврейский библиограф Мориц Штейншнейдер обследовал богатства еврейских библиотек, своими каталогами и статьями сделал их доступными ученому миру и продемонстрировал, сколь многим западная культура обязана еврейским переводчикам средневековья; первая со времен Библии история евреев, если не считать одной-двух средневековых хроник и примитивных протестантских попыток, была составлена Исааком Марком Иостом и напечатана в двадцатых годах XIX века; ее превзошел капитальный труд Генриха Греца, опирающийся на оригинальные источники на самых различных языках, который сохраняет свое значение до сего дня.
Вне территории Германии, хотя и в пределах Австрийской империи, иврит продолжал служить языком еврейской науки, однако методы ее стали более современными. Галицийский еврей Нахман Крохмал в своем "Руководстве для заблудших нашего времени" попытался сформулировать философию еврейской истории, которую он представлял себе по Гегелю как ряд волн подъема и упадка, точно отражающих все главные тенденции мира. Соломон Рапопорт в серии глубоких очерков воссоздал образы и события талмудической и послеталмудической эпох. В Северной Италии Самуэль Давид Луццато из Падуи, собиратель и ученый широкого диапазона, вместе с Исааком Самуэлем Редджо из Гориции привели древние традиции итальянокой еврейской культуры в соответствие с новыми концепциями, появившимися в Германии. Родившиеся или учившиеся в Германии ученые принесли с собой идеи немецкой "еврейской науки" в Париж, Лондон и другие центры, хотя еще долго эти идеи оставались достоянием преимущественно германоязычного мира. Лабораториями новой науки явились различные теологические семинарии, вполне современные по методам и целям, которые возникли в этот период. Первая такая семинария была создана в 1829 году в Падуе; вскоре они появились чуть ли не в каждой крупной стране.
Даже в России шло интеллектуальное возрождение или, скорее, перестройка. Правда, здесь характер ее был совершенно иной. В то время, как среди просвещенных еврейских слоев на Западе возрождение приняло форму ознакомления европейских кругов с модернизованной еврейской наукой через посредство местного (преимущественно немецкого) языка, в Восточной Европе возрождение заключалось во внедрении светской литературы в еврейские круги с помощью древнееврейского языка. Это движение называлось "гаскала" ("просвещение"). Деятельность немецких "меасфим" вызвала эхо симпатии в Восточной Европе, и появилось множество подражаний журналу. Преданные своему делу литераторы приступили к составлению книг, с помощью которых они надеялись пересадить европейскую культуру на почву иврита. На языке, который прежде считался исключительно "святым", стали публиковаться очерки, стихи, брошюры, научные труды, даже романы.
Гибкий иврит смог выйти за пределы чисто схоластической сферы и высокопарной раввинской фразеологии. Была заложена основа для культурного возрождения, которое приняло в дальнейшем внушительные размеры.
В качестве иллюстрации достаточно назвать несколько имен: отец движения Ицхак Левинзон - эссеист и философ; Иегуда Гордон - первый современный поэт на иврите; Авраам Мапу - основатель ивритского романа;
Перец Смоленский - возглавивший неудавшийся бунт против того, что он считал мракобесием. Параллельно с возрождением иврита, но чуть позже его, зародилась литература на идиш, давшая несколько действительно гениальных поэтов и прозаиков, отразивших в своем творчестве жизнь евреев в русской "черте оседлости". Лучшими из них были Соломон Абрамович, известный под псевдонимом Менделе Мойхер Сфорим (Менделе книгоноша), и великий еврейский юморист Шолом Рабинович (Шалом-Алейхем).
5. Тенденция к модернизации не обошла стороной и духовную жизнь. Традиционные религиозные обряды, которые начали складываться свыше двух тысяч лет назад, легко подошли к духу гетто, но для поколения, всеми силами старавшегося войти в европейский образ жизни, они казались неподходящими. Поэтому параллельно с еврейской эмансипацией шло движение за религиозную реформу. Возглавил его Израэль Якобсон (1768-1828), финансист короля Вестфалии Жерома Бонапарта и президент созданной им консисториальной организации. В 1801 году в Зеезене близ Гарца Якобсон открыл школу-интернат, где еврейские и христианские дети воспитывались на принципах взаимного уважения и дружбы. В 1810 году он открыл синагогу, в которой был установлен орган, молитвы читали на древнееврейском и немецком языках и проводили конфирмацию юношей и девушек.
С падением Вестфальского королества все эти нововведения автоматически прекратились, и Якобсон перебрался в Берлин. Здесь он и Якоб Герц Вер, отец композитора Мейер-бера, организовали в своих домах богослужение по-новому. Однако реакционное прусское правительство в принципе было против всего нового и запретило эти частные богослужения. Один из молодых людей, посещавших эти службы, Эдуард Клей вскоре возглавил еврейскую школу в Гамбурге, где вокруг него собрался кружок лиц с такими же взглядами. Так была основана первая реформистская синагога (1818). Был выпущен новый молитвенник, содержавший ряд изменений.
Постепенно реформисты стали занимать все более отличную позицию во многих вопросах религиозной доктрины, ритуала и обрядов. То, что началось как движение за поверхностную реформу синагогального богослужения, превратилось в бунт против традиционных форм и против талмудического иудаизма в целом. Старый ритуал был ими отброшен, отвергнута вся раввинская структура. Вместо мессианской идеи в старом смысле, возникла новая концепция "миссии Израиля", которая мирилась с жизнью в диаспоре. Реформа нашла себе защитников среди ученых, таких, как Самуэль Гольдгейм, который проповедовал, что иудаизм никак не связан с национальностью, и руководил берлинской синагогой, в которой "шабат" был перенесен с субботы на воскресенье. Гольдгейм нашел себе преданного соратника в лице Авраама Гейгера, идеолога реформы, который создал теорию развивающегося иудаизма, постоянно меняющегося и обновляющегося в соответствии с новыми условиями.
