Практически все главные фигуры оппозиции и значительная часть ее деятелей были в разное время и по разным поводам связаны с властью, некоторые из них верно служили ей и оказались в оппозиции из-за того, что она или отказалась от их услуг, или даже стала представлять угрозу для них, их бизнеса и безопасности. В такой ситуации нет ничего аномального ни для постсоветского пространства (для него эта ситуация была как раз нормальной), ни для человеческой истории в целом. Однако в специфическом украинском контексте она порождала целую серию проблем для формирования устойчивой оппозиции то ли парламентского типа (парламент является самым естественным местом для этого), то ли в виде общественного движения, форума оппозиционных сил и т. п. Во-первых, участие во власти или вовлеченность в клановые схемы или в сомнительное «первоначальное накопление» значительно снижали общественную легитимность лидеров оппозиции168. Более того, власть активно пользовалась этим обстоятельством для дискредитации главных оппозиционеров. Во-вторых, власть довольно искусно использовала удобную для нее оппозицию (КПУ и ПСПУ — лучшие примеры, о мелких партиях-«клонах», создаваемых властью целенаправленно, тут речь не идет). В-третьих, как это ни парадоксально, оппозиция во многом была копией самой власти — в ее временами исключительно неуклюжих политических действиях, интеллектуальной недоразвитости, неспособности к выстраиванию перспективных долгосрочных стратегий и последовательной их реализации, идеологической всеядности, склонности к демагогии. Более того, политические программы и лозунги оппозиции в значительной мере совпадали с политическими программами и лозунгами власти. Последняя в лице ее высшего представителя точно так же заявляла о беспощадной борьбе с коррупцией, о засилье олигархов, о пути в Европу и о дружественных отношениях с Россией, о преодолении бедности и социальной справедливости и т. п. Наиболее острые противоречия с властью действительно системного характера наблюдались разве что у «левых», однако они нивелировались специфическими отношениями с президентом Л. Кучмой и с властью как таковой. Идеологическая похожесть оппозиции и власти крайне затрудняла формирование идеологического и политического лица самой оппозиции, ее лидерам приходилось обращать свои инвективы лично Л. Кучме и персонифицировать породивший их «преступный режим». В-четвертых, оппозиция показала неспособность к созданию конструктивной программы, элементы разрушения и отрицания в ее действиях и планах всегда были более выразительны и эффективны. Можно предположить, что это было вызвано как деструктивными действиями власти относительно оппозиции, так и уровнем политической культуры ее лидеров (вполне адекватных уровню политической культуры общества) и общей интеллектуальной бедностью оппозиции.
Все это следует принимать во внимание, рассматривая перипетии борьбы между оппозицией и президентом в конце 1990-х — начале 2000-х годов.
Политика: виртуальная и реальная
Украина 1990-х может служить показательным примером взаимодействия двух видов политики — виртуальной[215] и реальной. Виртуальная политика создавала у граждан иллюзию участия в решении общегосударственных проблем. Она имела внешние признаки и атрибуты публичности и представительной демократии (выборы, партии, общественные движения). Политика реальная заключалась в организации прямого или опосредованного давления на структуры, имеющие решающее значение в принятии решений и проведении их в жизнь, а также в организации масштабных общественных мистификаций и манипулировании массовым сознанием. При президенте Л. Кучме главными центрами осуществления реальной политики был сам президент и его администрация, в меньшей мере — правительство, особенно фискальные и силовые структуры, затем шли парламент и региональные структуры исполнительной власти. Оба вида политики существовали в тесном взаимодействии и взаимовлиянии — можно сказать, что виртуальная политика была внешним выражением, репрезентацией и прикрытием реальной, основными актерами которой были группы интереса и кланы. Виртуальная политика периодически превращалась в реальную и наоборот.
Противостояние парламента и президента «послеконституционного» периода было перманентным, особенно когда речь шла о реальной политике, то есть о дележе власти. Достаточно вспомнить, что закон о Кабинете министров, который должен был окончательно разделить сферы полномочий президента и правительства, так и не был принят (Л. Кучма накладывал на него вето восемь раз). Вторая половина 1990-х — период практически непрерывного конфликта между президентом и оппозиционными группами в парламенте. Своего рода пиковыми моментами в этом конфликте были избирательные кампании и периоды, связанные с переделом депутатских мест после них. Следует заметить, что украинскому избирателю не давали соскучиться: с 1998 по 2007 г. стране пришлось пережить четыре парламентские, две президентские кампании и один референдум. Если учесть, что каждая кампания с предвыборной подготовкой и выдвижением кандидатов, как правило, продолжалась минимум полгода, придется признать, что времени для нормальной, находящейся вне рамок предвыборного популизма и обмана избирателей деятельности бьшо не слишком много.
Почти двухлетняя подготовка нового избирательного закона, предусмотренного новой Конституцией, закончилась достаточно драматическим противостоянием между президентом и частью парламента: два бывших премьера, П. Лазаренко, бешеными темпами строящий партию «Громада», Е. Марчук, находившийся в «умеренной оппозиции» к президенту, и А. Мороз, находившийся в оппозиции реальной, отстаивали смешанную систему выборов, при которой 50 % депутатских мандатов получались по партийным спискам. Их союзниками были две крупнейшие партии — коммунисты и Рух. Л. Кучма в союзе с частью «колхозно-совхозно-директорского» лобби отстаивал мажоритарную модель, акцентируя на том, что партии слишком слабы и не отображают реальных политических симпатий общества (тут он был в определенной степени прав). В сентябре 1997 г. изнурительные внутрипарламентские дискуссии закончились — с пятого раза новый закон о выборах был принят, затем последовала эпопея с принятием/непринятием президентских поправок, и закон был принят. Как заметила английская исследовательница Сара Витмор, «юридическое качество закона было принесено в жертву во имя достижения согласия между фракциями». К декабрю 1997 г., то есть когда кампания уже стартовала, понадобилось еще три дополнения к закону. К тому же буквально накануне выборов, в марте 1998 г., Конституционный суд признал 21 положение нового закона несоответствующими Конституции[216]…
Согласно новому избирательному закону, мартовские выборы 1998 г. проходили по смешанной мажоритарно-пропорциональной системе — половина из 450 депутатских мандатов доставалась партиям, преодолевшим барьер в 4 % отданных за них голосов, половина — в одномандатных округах. Для того чтобы признать выборы состоявшимися, явка избирателей должна была составить не менее 25 % от общего количества. При этом можно было баллотироваться по двум категориям — и в списках партий, и в одномандатных округах. К моменту выборов в Украине было зарегистрировано 53 политических партии, в выборах смогли принять участие 30.
Сдвиги в избирательном законодательстве сами по себе не обеспечивали нормального структурирования украинской политики: в Украине по-прежнему отсутствовали партии общенационального масштаба (даже коммунисты и Рух не могли претендовать на такой статус). Кроме того, выборы проходили в страшной организационной неразберихе, вызванной одновременными выборами в местные советы (понадобилось почти четыре недели, чтобы огласить окончательные итоги выборов в Верховную Раду), в условиях почти полной неосведомленности избирателей о технологии голосования.
На избирательные участки пришло 70,8 % избирателей — почти на 4 % меньше, чем в 1994 г. Ожидания большинства аналитиков оправдались: перевес оказался на стороне партий «левой» ориентации. По партийным спискам в парламент прошли 8 партий и блоков, из них коммунисты завоевали 24,7 % голосов, Социалистическая и Селянская партии, шедшие на выборы в едином блоке, — 8,6 %, Прогрессивная социалистическая партия (отделившаяся от Социалистической партии) — 4,05 %. Неожиданным оказался избирательный успех новой для Украины Партии зеленых (5,4 %) — его можно объяснить или финансовыми вливаниями в кампанию партии со стороны крупного капитала («харьковского клана»), заинтересованного в пристойно выглядящем политическом прикрытии, или привлекательностью экологической демагогии и усталостью избирателей от «традиционных» партий. Рух набрал 9,4 % голосов, правые и националистические партии, участвовавшие в выборах единым блоком «Национальный фронт», по партийным спискам в парламент не прошли. Одной из «олигархических» партий, обеспечивших себе ощутимое присутствие в парламенте по партийным спискам, стала «Громада», собравшая 4,7 % голосов (успех был достигнут в основном за счет подконтрольной П. Лазаренко Днепропетровской области) — для Л. Кучмы это был весьма болезненный удар, поскольку его администрация делала все, чтобы «лазаренковцы» в парламент не прошли.
