Она узнала, что он может быть жесток: слышала от других узников, как он убил заключенного, замешанного в контрабанде. Но в последующие дни и недели Хелена видела, как доброжелателен Вунш по отношению к ней. Когда он ушел в отпуск, то посылал ей коробки с «печеньем» через посредника, «дружка» – одного из мальчиков, прислуживавших капо. А по возвращении решился на еще большую дерзость: посылал ей записки. «Он вошел в бараки, где я работала, и, проходя мимо, бросил мне записку. Мне пришлось сразу же ее уничтожить, но я увидела слова: “Люблю! Я в тебя влюблен”. Я была несчастна. Думала: лучше умереть, чем быть с эсэсовцем».
У Вунша был свой кабинет в «Канаде», и он пытался придумать какие-нибудь предлоги, чтобы она пришла к нему. Однажды он попросил ее сделать ему маникюр. «Мы были одни, – говорит Хелена, – и он сказал: “Подравняй мне ногти, чтобы я мог смотреть на тебя хоть в течение минуты”. И я сказала: “Не буду – я слышала, что ты убил парня у ограждения”. Он всегда говорил, что это была неправда… Но я сказала: “Не приводи меня в эту комнату! Никакого маникюра не будет. Я не делаю маникюр”. Развернулась и отрезала: “Все, я ухожу, не могу тебя больше видеть”. Он закричал на меня – внезапно вновь превратившись в обычного эсэсовца: “Если ты выйдешь в эти двери, тебе не жить!” Достал пистолет и пригрозил мне. Он любил меня, но его честь, его гордость были задеты. “Ты что, думаешь, уйдешь отсюда без моего разрешения?” И тогда я сказала: “Ну, застрели меня! Стреляй же! Лучше умереть, чем играть в эту двойную игру”. Конечно, он не застрелил меня, и я ушла».
Но через какое-то время Хелена осознала: каким бы невероятным это ни казалось ей поначалу, она все же может рассчитывать на Вунша. Знание о чувствах Вунша к ней давало ей «ощущение безопасности». «Я думала: “Этот человек не позволит, чтобы со мной что-то случилось”». Это чувство усилилось, когда однажды Хелена узнала от знакомого словака, что ее сестра Рожинка и двое ее маленьких детей поступили в лагерь, и что их забирают в крематорий. Эту невыносимую новость Хелена услышала после работы в бараках Биркенау. Несмотря на комендантский час, она выскользнула из барака и побежала к крематорию.
Вунш узнал об этом и перехватил Хелену у крематория. Сначала он крикнул другому эсэсовцу, что она его «лучшая работница на складе». Затем он швырнул ее на землю и стал бить ее за нарушение комендантского часа, чтобы скрыть отношения между ними от других эсэсовцев. Вуншу уже сказали, что Хелена побежала к крематорию, потому что ее сестру забрали туда, и бросил ей: «Быстро говори, как зовут твою сестру, пока не поздно». Хелена ответила: «Рожинка», и добавила, что сестра с двумя маленькими детьми. «Детям здесь не жить», – сказал Вунш и убежал в сторону крематория.
Ему удалось найти Рожинку и вытянуть ее оттуда, соврав, что это его работница. Но ее дети умерли в газовой камере. Впоследствии Вунш сумел устроить Рожинку на работу в «Канаду» к Хелене: «Сестра не могла понять, где она, – говорит Хелена. – Ей сказали, она будет работать, а ее дети будут ходить в детский сад – такие же сказки рассказывали всем нам. Она спрашивала меня: “Где мои дети?” И я отвечала: “С другой стороны этих зданий есть детский дом”. Она спрашивала: “Меня к ним пустят?” И я отвечала: “Это разрешается только в определенные дни”».
Другие женщины, работавшие в «Канаде», видели, как расстраивали Хелену эти постоянные расспросы сестры о судьбе ее детей. Поэтому однажды они сказали Рожинке: «Хватит приставать! Нет твоих детей. Видела огонь? Вот там сжигают детей!» Рожинка пришла в ужас. Она впала в апатию, «не хотела жить».
Следующие несколько месяцев только постоянная забота сестры помогла ей выжить. Другие женщины в «Канаде» наблюдали за ними со смешанными чувствами. «Моя сестра была жива, а их сестры – нет, – говорит Хелена. – Все из-за того, что он [Вунш] спас ей жизнь. Почему это чудо не произошло с ними, потерявшими целый мир – братьев, родителей, сестер? Даже те, кто радовался за меня, смотрели косо. Я не могла поделиться чувствами со своими друзьями. Я боялась их. Все они завидовали мне. Одна из них, очень красивая женщина, сказала мне: “Если бы Вунш увидел меня раньше, он бы влюбился в меня, а не в тебя”».
Вунш спас жизнь ее сестры – и чувства Хелены к нему совершенно изменились: «В конце концов, со временем я действительно полюбила его. Он не раз рисковал своей жизнью [ради меня]». Но эти отношения никогда не могли дойти до конца, хотя в Освенциме бывало и иначе: «Еврейские заключенные [мужчины] влюблялись в женщин, с которыми они работали. Они иногда исчезали в бараках, где складывали одежду, и занимались там сексом. Кто-нибудь при этом стоял на страже, чтобы предупредить их, если появится эсэсовец. Я так не могла, потому что он [Вунш] был эсэсовцем». Их отношения поддерживались взглядами, быстрыми словами и второпях нацарапанными записками: «Он быстро оглядывался по сторонам, и, увидев, что никто не слышит, шептал: “Я люблю тебя”. И это ободряло меня в этом аду. Это поддерживало меня. Это были просто слова, они говорили о безумной любви, которая никогда не смогла бы стать реальностью. Мы не могли строить никаких планов – им здесь просто не суждено было сбыться. Это было невозможно. Но были секунды, когда я забывала, что я еврейка, а он не еврей. На самом деле. И я любила его. Но это не имело отношения к действительности вокруг нас. Всякое случалось там – и любовь, и смерть – но в основном смерть». Однако спустя какое-то время «весь Освенцим» неминуемо узнал об их чувствах друг к другу. Кто-то донес на них. Заключенный или эсэсовец – неизвестно. Но, как выражается Хелена, «кто-то настучал».
Однажды, когда Хелена в колонне заключенных возвращалась в лагерь после работы, капо приказала ей выйти из строя. Ее забрали в карательный бункер блока 11. «Каждый день мне угрожали, что если я не скажу, что у нас происходило с этим эсэсовским солдатом, меня просто убьют на месте. Но я стояла на своем: ничего у нас с ним не происходило». В это же время был арестован Вунш, и так же, как Хелена, на допросах отрицал какие-либо отношения. В конце концов, после пяти дней допросов их обоих освободили. В дальнейшем Хелена была «наказана» тем, что работала в одном из отделений «Канады» в одиночку, подальше от остальных женщин, и Вуншу приходилось проявлять максимальную осторожность, чтобы поддерживать с ней отношения. Тем не менее, как мы увидим в шестой главе, Вунш продолжал защищать Хелену и ее сестру до самого конца существования Освенцима.
История отношений между Хеленой и Вуншем крайне важна. Примитивная жестокость во всех ее видах – убийство, воровство, предательство – стала в Освенциме нормой поведения. А вот история любви для этого места – такая редкость. И тот факт, что в подобных обстоятельствах между еврейкой и эсэсовским надзирателем могла возникнуть любовь, пусть и короткая, просто поражает. В Освенциме случалось такое, что опиши подобные вещи в литературе – сочтут просто выдумкой и фантастикой.
Но стоит отметить и то, что возникновению этих отношений способствовали только случайные обстоятельства. Ведь никак не смог бы Вунш влюбиться в Хелену, если бы она так и работала в подрывном отряде (занимавшемся сносом зданий). У них не было бы возможности войти в близкий контакт, а у Вунша – защитить ее, как это ему однажды удалось. И уж никак у нее не было бы ни малейшего шанса очаровать его пением по-немецки в день его рождения. Но в «Канаде» не только случился подобный контакт между еврейкой и эсэсовцем: был и шанс для развития длительных отношений. Неудивительно, что по сравнению с остальными узниками Освенцима женщин, работавших в «Канаде», спаслось больше.
Кроме всего прочего, отношения между Хеленой и Вуншем показывают, как далека была реальность Освенцима от представления Гиммлера о лагере. Он бы оценил действия Вунша как частный пример «коррупции», разросшейся в Освенциме. И осенью 1943 года во время посещения лагеря оберштурмфюрером (старшим лейтенантом) СС Конрадом Моргеном была предпринята попытка вернуть ситуацию в Освенциме в «правильное», с точки зрения руководства СС, русло. Визит Моргена имел серьезные последствия, так как он был не простым офицером СС, а судьей резервных войск СС и следователем Государственного управления криминальной полиции. Его поездка в Освенцим была частью проверки фактов коррупции в лагерях высшим руководством СС – что, конечно, расходилось с ханжеским утверждением Гиммлера в Познани, что «мы ничего не взяли у них [евреев] для себя».
Оскар Гренинг и его товарищи были хорошо осведомлены о причинах приезда Моргена: «Думаю, распространение коррупции стало так очевидно, что они решили: “Мы должны помешать этому – преградить путь коррупции”». Но вот выбор конкретного времени для проведения рейда Моргена в казармах унтер-офицеров стал полной неожиданностью. Вернувшись из поездки в Берлин, Гренинг узнал, что «два товарища уже в тюрьме. У одного в шкафчике нашли авторучки и банку с сардинами, а у другого уж и не знаю, что обнаружили, но вскоре этот парень повесился. А мой шкафчик был опечатан».
