Что именно навело Константина на мысль об этом символе? Объяснений приводилось несколько, и весьма вероятно, что с течением времени история обрастала новыми подробностями. В наиболее раннем отчете, приводимом Лактанцием, сообщается, что императору накануне сражения привиделся во сне христианский Бог, повелевший ему сделать это. Позднее, после смерти Константина, его биограф Евсевий заявил, что сам император рассказывал ему о более раннем знамении: глядя на полуденное солнце, он и его армия узрели на фоне его знак креста, на коем были начертаны слова «сим победиши» («hoc signo victor eris», или же «посредством сего знака обретешь победу», если перевести несколько более полную латинскую фразу, хотя в тексте Евсевия она дается по-гречески). В ту ночь императору во сне явился Иисус и объяснил, что если он использует этот символ, то победит. В конце концов, детали не имеют принципиального значения. Константин был не первым из римских лидеров, считавшим, что его карьера совершается под знаком божественного покровительства — просто он выбрал себе другое божество{252}.
Христианский Бог явил свою мощь, и вследствие этого Константин принял христианство. Отныне и впредь его армия выступала под особым флагом (он назывался «лабарум»); его верхняя часть была украшена буквами «хр». Когда он объединился с Лицинием, оба подтвердили право христиан отправлять свой культ, данное умирающим Галерием, и пошли еще дальше: возвратили им конфискованное имущество и в том числе те места, где стояли разрушенные церкви. Желая, чтобы никто не остался в обиде, императоры заявили, что нынешние владельцы этой собственности также получат компенсацию. (Традиционно это соглашение известно как Миланский эдикт, хотя — как указывали многие исследователи — формально оно не являлось эдиктом и не имело отношения к Милану.) Дальнейшая борьба между Лицинием и Максимином Дайей приобрела религиозную окраску. Ходила легенда, будто в ночь перед решающей битвой Лициния посетил ангел и прочел молитву, которую должны были повторять его солдаты. Молитва носила скорее монотеистический, нежели отчетливо христианский характер, однако решительная победа Лициния послужила доказательством в пользу ее эффективности. Позднее, когда началась война Константина с Лицинием, некоторые пытались изобразить ее как своего рода крестовый поход, однако не сохранилось убедительных свидетельств тому, что Лициний действительно враждебно относился к церкви. Вероятно, он верил, что многие выдающиеся христиане симпатизируют его противнику, и потому не доверял им, но дальше этого его неприятие христианства не заходило. Тем не менее войско Константина, несшее перед собой лабарум, одержало победу{253}.
В армии Константина сражались христиане, но также было и немало язычников, и еще больше тех, у кого не было по-настоящему прочных религиозных убеждений.
Он выиграл не потому, что использовал резервы, прежде изолированные или игнорировавшиеся государством. Все свидетельства указывают на то, что в начале IV века христиане составляли меньшинство населения. Также постоянно утверждается, что их было очень мало, однако здесь никакой ясности нет. Как обычно, надежной статистики не существует, и, конечно, у нас даже нет сведений о размерах населения империи. В одном недавнем исследовании автор утверждает, что христиане составляли десять процентов всего населения империи, однако это всего лишь предположение{254}.
Весьма маловероятно, что их численность была меньше указанной; возможно, она превышала ее в два-три раза. Больше всего сведений мы имеем относительно церкви в восточных провинциях, в том числе в Египте, слышим довольно много об общинах в Северной Африке, знаем кое-что о церкви в Риме, но почти ничего — о христианской жизни в западных провинциях. В ряде областей на Востоке христиане могли составлять большинство населения. Армения стала первым государством в мире, где после того как в начале IV века царь принял христианство, оно стало официальной религией. Это еще более усилило ее близость с Римом, когда Константин силой оружия устанавливал контроль над всей империей. Вскоре христиане, жившие под властью персидского царя, оказались под подозрением в симпатии к врагу Персии — Риму{255}.
Рассматривая религиозные группировки, важно не упрощать. Разделение между христианами и язычниками играло значительную роль для первых, но было куда менее очевидно для вторых. Язычники, безусловно, представляли собой неоднородную массу и вовсе не обязательно питали какую-то особую симпатию к другим нехристианам, которых христиане считали язычниками же. Христианство было куда более организованным религиозным течением, нежели любое массовое течение в язычестве. У его адептов были свои священные тексты, с самого начала дополненные литературой, анализировавшей доктрину (количество этих сочинений постоянно увеличивалось), почитаемые мученики и желание объяснять собственные верования посторонним. Христиане стремились обращать окружающих в свою веру способом, в значительной степени отличавшимся от принятого в других массовых религиях того времени. С христианскими общинами было связано множество людей, интересовавшихся верой и относившихся к ней с симпатией, но пока не утвердившихся в ней. Со временем кто-то принимал крещение, кто-то отходил от христианства, а кто-то продолжал оставаться, так сказать, на обочине. Пытаясь определить численность христиан, мы должны учитывать как это разнообразие, так и все многообразие уровней участия людей в общине и их твердости в вере{256}.
Нельзя с излишней определенностью говорить об одной-единственной церкви. Существовало множество христианских общин; у каждой была своя история возникновения, иногда в чем-то особая религиозная практика, а порой и само учение. Разделение также могло основываться на языковых различиях. В восточных провинциях существовала большая община, члены ее говорили по-сирийски, и тамошние традиции, по-видимому, значительно отличались от характерных для греческого христианства. Даже те общины, которым вскоре суждено было образовать католическую церковь с присущими ей строгими нормами, вовсе не отличались таким единообразием, как впоследствии. Нам, обладателям знаний об исторической перспективе, не следует полагать, что церковные институты возникли внезапно, они складывались в течение длительного периода.
Константин добился власти над империей силою оружия. Помощь христиан была ценной, но далеко не главной составляющей его успеха. И все же у нас нет веской причины сомневаться, что император искренне верил: победу ему даровал Бог. Практически все исследователи принимают это положение, хотя в течение длительного времени не умолкала бесплодная дискуссия на эту тему и кое-кто предпочитал считать его совершенно циничным прагматиком. Но сторонники этой точки зрения игнорируют три важнейших обстоятельства (не говоря уж о том, что она основывается на чрезмерно упрощенных представлениях о человеческом характере). Первое заключается в том, что разные люди, обратившись, меняются на разный лад. Перемены в их поведении и позиции могут быть и быстрыми, и постепенными. Следует помнить, что Константин до своего обращения вряд ли обладал глубокими познаниями в области христианской доктрины, хотя и звучат утверждения, будто впоследствии он проводил долгие часы за изучением Писания. Во-вторых, когда его веру подвергают оценке, от него требуют особой взыскательности и нетерпимости: считается, что он должен быть не только активным сторонником христианства, но и непримиримым врагом любых других верований. Константин не был фанатиком, однако вряд ли кто-либо из христиан того времени хотел принудить всех язычников к обращению. Наконец, Константин был не рядовым армейским офицером, не частным лицом, но императором. Более половины своего правления он провел в борьбе за власть; подчас ему приходилось вести открытую войну Как и у Диоклетиана, главной задачей Константина являлось выживание, а реформы начались позже и проводились постепенно. Большую часть времени и сил отнимало у него управление империей{257}.
Последний момент часто оказывается утрачен в описаниях царствования Константина, поскольку они сосредоточены почти исключительно на церкви. Несомненно, христианские общины при нем процветали. Христианство не только получило официальное признание: Константин щедро финансировал строительство больших храмов. Одними из первых они появились в Риме. Преторианцы и другие гвардейские части, расквартированные в Риме, поддержали Максенция, и после его поражения их распустили; здание, ныне известное под названием Храма Святого Иоанна на Латеране, было построено на фундаменте разрушенных казарм кавалеристов, служивших в гвардии. Храм Святого Петра выстроили на Ватиканском холме, где, согласно традиции, апостол был погребен после мученической смерти при императоре Нероне. (Учитывая, что здесь некогда находился Большой цирк Нерона, можно предположить, что место определили верно.) Эти и другие храмы, выстроенные Константином, с точки зрения устройства отличались от языческих (хотя в дальнейшем христиане заняли и перестроили многие языческие храмы): их конструкция скорее напоминала базилику — традиционное для римлян место встречи граждан для отправления общественных обязанностей. Они были велики, с высокими (часто сводчатыми) потолками, что позволяло собирать в них большое количество людей{258}.
