И Леня опять захватил забывчиво руку Тани и посмотрел на нее такими остановившимися, долгими и широкими глазами, что она улыбнулась медленно и сказала, отвернувшись:
- А глаза совсем как у мальчишки... Даже смешно.
Посмотрела на него еще раз внимательно, еще раз улыбнулась и отвернулась снова. Но руки своей уже не вырывала.
IV
В ближайший выходной день решено было сделать "вылазку" на Днепр. Бермудского шлюпа уже не было у Лени: он продал его перед поездкой в Ленинград. Оставался только косой парус для одномачтовой лодки, однако парус этот, лежавший в кладовке, успели проточить мыши.
Леня узнал об этом только утром, в день задуманной вылазки, и так как матери надо было идти за хлебом и прочим для обеда, то Леня принес дырявый парус и мешок для его починки Тане, сказав ей:
- Кто любит кататься, тот люби и саночки возить... Изволь-ка заштопать сначала парус, если умеешь штопать.
Толстую иглу для этого пришлось просить у Розалии Борисовны, матери Фриды, уехавшей с утра на целый день к сестре Розе. Белокурая Розалия Борисовна принесла иглу и даже моток суровых ниток, но не удержалась, чтобы не сделать замечания инженеру, который не сумел сохранить от порчи такую ценную вещь.
И с первых же слов она, имевшая в своей лавке не так давно еще дело с книгами, которые покупали у школьников в начале лета, чтобы перепродать потом другим школьникам осенью, перешла на книги:
- Я, когда была еще лет семи, ну, может, восьми только, я взяла краски на картонке, и я взяла кисточку, - а слюни у меня были, конечно, свои, - и я взяла у своего папы совсем новую книгу и всю ее раскрасила этими самыми красками. А уж за это меня мой папа так раскрасил, что я даже две недели потом сидеть не могла... Так что даже потом, когда мы с мамой пошли в баню, так ей даже говорят разные знакомые: "Ну-у, уж вы, мадам Мермель, что же это такое? Разве же можно так своего ребенка раскрашивать? Это же называется чистое истязание". И вот я все-таки папу своего любила, а маму нет... Потому что кто же просил папу меня так раскрасить? Ну, конечно же, это мама сама и просила. А сама из дому ушла, чтобы не слышать, как я кричала...
Так тараторя, она помогла Тане выкроить из мешка заплаты, чтобы хватило на все немалые прорехи, а Леня в это время ел яблоки, приготовленные Таней в дорогу.
В одно вялое, мягкое яблоко неглубоко воткнул он, между прочим, иглу, лежавшую около него на столе, и сдавил яблоко в руке. Игла выскочила тут же. Он поглядел на эту огромную иглу с недоумением и воткнул ее снова, поглубже, потом сжал яблоко обеими руками. Игла медленно пошла вверх и выскочила снова.
Розалия Борисовна ушла в свою комнату навести там порядок, а Таня сказала:
- Теперь остается только пришить заплаты, и парус готов... А где иголка?
- Иголка? - переспросил Леня, не выпуская из рук иглы. - Иголка эта оказалась очень умная, и я ее хочу взять себе на память... Она наводит меня на какую-то мысль... Сейчас скажу... Вот видишь, какой эксперимент?.. Я его повторю, чтобы ты видела. Вот я втыкаю иглу в яблоко... Яблоко вялое, мягкое... Давлю, - видишь? Игла выходит. Еще давлю... Игла выскочила. Что это значит?
- Ну-у, пустяки какие! Что значит? Да ведь так и занозу выдавливают из пальца... Давайте, буду шить.
- Всякую ли занозу, - раз... И почему заноза выдавливается, - два. Жало пчелы, например, и сама пчела не в состоянии вытащить и ты не выдавишь, потому что на нем зазубрины... Штыли, какими мы бревна когда-то из Днепра вытаскивали, тоже были с зазубринами, тем-то они в бревнах и держались. Игла же эта выходит потому, что она почти абсолютной гладкости, - раз, и имеет коническую форму на конце, - два... Но есть тут еще и третье условие, и самое важное... Почему выдавливается игла? Как объяснить это физически?
- Выдавливается, и все.
- Нет, это не ответ... Когда я давлю на иглу снизу, то ткань яблока плотнеет, вот что важно. Она твердеет... почти как камень...
И вдруг у Лени стали такие же глаза - длинные и широкие, как недавно в вагоне трамвая. Это заметила Таня и уже готовилась улыбнуться, как тогда, но он вскочил быстро.
- И-де-я! - почти крикнул он. - Вот это - идея!.. Ведь коксовый королек начинает сгущаться, твердеть откуда? Снизу! Снизу вверх!.. Так что если погрузить в уголь такую вот иглу до дна, когда начнется плавление, то потом... потом игла будет выталкиваться сжатием, как заноза. Ясно? А иглу можно градуировать во всю длину. Вот мы и измерим толщину пластического слоя. Так? Ясно?
- Может быть, - пожала плечом Таня, продевая нитку в иглу.
- Как же "может быть", когда ясно?
И вдруг, быстро прикинув на столе рукою возможную длину иглы, которую можно бы было прикрепить к аппарату Копперса, Леня сказал тихо и даже побледнев сразу, так что отшатнулась Таня:
- Ну, кончено! Этот день мы запомним! Загадку кокса я благодаря тебе решил! Теперь дело только кое в каких деталях.
И он поднял Таню так, что лицо ее пришлось вровень с его лицом, и поцеловал ее крепко в яркие, как два Сириуса, глаза.
1934 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Искать, всегда искать! В № 9 журнала "Октябрь" за 1934 год впервые появилась в качестве самостоятельного произведения "Память сердца". Затем эта повесть вошла в сборник "Маяк в тумане" без указания даты. В № 6-7 "Октября" за 1935 год впервые появился роман С.Н.Сергеева-Ценского "Загадка кокса". Первая глава этого романа представляет собой сокращенный и подвергшийся незначительной стилистической правке рассказ Сергеева-Ценского "Небо". В последний раз как самостоятельное произведение "Небо" было напечатано в сборнике "Печаль полей" и датировано автором: "Ноябрь 1908 г." ("Московское товарищество писателей", 1929). В 1935 году Гослитиздат выпустил роман С.Н.Сергеева-Ценского "Искать, всегда искать!", первую часть которого составляет "Память сердца", а вторую - "Загадка кокса". После опубликования романа автор тем не менее неоднократно включал в сборники своих повестей и рассказов "Память сердца" как самостоятельную вещь. Роман "Искать, всегда искать!" был включен автором в том второй Избранных произведений (Гос. изд. "Художественная литература", Москва, 1937). В отдельном издании и в Избранных произведениях роман датирован автором: "Алушта, ноябрь - декабрь 1934 г.". В изданиях, предшествовавших десятитомнику, было указано: "Конец 1-й книги романа". В десятом томе собрания сочинений (изд. "Художественная литература", 1956) автор это указание снял.
Эпиграфом к "Памяти сердца" С.Н.Сергеев-Ценский взял первые две строки из стихотворения К.Н.Батюшкова (1787-1855) "Мой гений".
H.M.Любимов
