СИЗОВА. А как переехать? Ну... что вы написали бы, обратившись к советским властям за разрешением на переезд в другую страну?
ПИФФЛЬ. Я задал ему такой вопрос. Он ушел от прямого ответа. Сказал, что главное - мое согласие. Получив его, они будут действовать...
СИЗОВА. Они?..
ПИФФЛЬ. Как я понял, в Германии существует организация, занимающаяся такими делами.
СИЗОВА. Дали вы согласие?
ПИФФЛЬ. А вот послушайте... Отец не раз рассказывал, почему уехал из Германии. Вкратце дело было так. В ответ на кровавые события в России в январе тысяча девятьсот пятого года в Руре забастовали сотни тысяч углекопов. Отец был членом стачечного комитета на своей шахте; когда произошла стычка с полицией, сгоряча двинул по физиономии одному из шуцманов. Отец был на полголовы выше меня, весил сто двадцать кило. Короче, шуцмана отправили в больницу. А отцу пришлось бежать. Товарищи собрали ему денег, он перешел границу, некоторое время скитался по Скандинавии, попал в Россию. В конце концов осел в Баку. Сперва рыл нефтяные колодцы, потом строил вышки - это когда скважины стали продалбливать штангами с долотом. Называлось "ударное бурение". Он плевался, когда узнал, что владелец промысла - барон Ротшильд. Надо же, опять попал под власть германского хозяина!.. Но решил остаться. К этому времени он уже обзавелся семьей - моя мать была дочерью горничной, вывезенной из Германии инженером-немцем. Она родила меня в восемнадцатом году. При Советской власти отец прожил одиннадцать лет. Семья была хорошо устроена. Меня даже пытались учить музыке... И все же его не оставляла тоска по Германии.
СИЗОВА. Хотел бы вернуться туда?
ПИФФЛЬ. Ему была нужна не всякая Германия!
СИЗОВА. Он был коммунист, ваш отец?
ПИФФЛЬ. Нет.
СИЗОВА. А вы сами?
ПИФФЛЬ. Тоже беспартийный.
СИЗОВА. Так что же вы ответили гостю?
ПИФФЛЬ. Не сказал ни да ни нет... В тот раз так и закончился наш разговор.
СИЗОВА. Были и другие беседы?
ПИФФЛЬ. Еще одна.
СИЗОВА. С вашим знакомцем?
ПИФФЛЬ. Это был новый человек. Он позвонил мне по телефону. Передал привет от того, другого, и спросил, подтверждаю ли я готовность содействовать расцвету Германии... Вопрос поставил меня в тупик. Разумеется, я не пошевелил бы пальцем, чтобы чем-то помочь нацистам: мне, как и моему отцу, не всякая Германия по нутру. Но за Германию, где у власти стоит народ и все делается по справедливости, я не пожалел бы и жизни. И я дал уклончивый ответ. Я знал, о какой Германии говорил собеседник. Ну, а я имел в виду свою Германию... Кроме того, хотелось знать, чем все это кончится...
СИЗОВА. Чего добивается собеседник?..
ПИФФЛЬ. Вот именно.
СИЗОВА. Что было потом?
ПИФФЛЬ. Он назначил мне встречу. Свидание состоялось в кино "Форум" - это на проспекте Кирова.
СИЗОВА. Когда?
ПИФФЛЬ. Сегодня утром. Там дневные сеансы. Шла какая-то глупая картина, в зале было всего несколько человек. Я сел в двенадцатом ряду на предпоследний стул. Так было условлено. Он появился, когда погас свет. Но сел не возле меня, как я ждал, а сзади. Наклонился вперед, тронул меня за плечо. Попросил не оборачиваться. Передал нечто в коленкоровом переплете, похожее на тонкую брошюру. Это был немецкий заграничный паспорт. Я раскрыл его. То был мой паспорт, с моим фото, вклеенным в углу первой страницы...
СИЗОВА. Вы дали согласие на переезд?
ПИФФЛЬ. В ту минуту я плохо соображал... Вы должны понять мое состояние. Но я уже знал, что приду сюда, в ваше учреждение. Собеседник ждал моей реакции. Постепенно ко мне вернулась способность рассуждать, и я понял, что не должен спешить с согласием. Сказал, что сомневаюсь в своей полезности для Германии: моя профессия - нефть, а в Германии нет нефти. "Вы нужны именно в таком качестве, - был ответ. В качестве человека, который хорошо знает, где и что лежит на нефтяных промыслах и заводах Кавказа". Так у меня "вырвали согласие" ехать в Германию. Паспорт он взял, сказав, что мне возвратят его, когда я буду переправлен в Иран. Потом на коленях у себя я ощутил тяжелую кожаную коробку. "Это мина, - шепнул собеседник, - не беспокойтесь, пока совершенно безвредная. Пристройте ее у основания установки номер семнадцать вашего цеха, выдерните кольцо, которое увидите, как только снимете крышку футляра. Взрыв последует через шесть часов. Таким образом, уезжая домой, вы как следует хлопнете дверью".
СИЗОВА. Где эта коробка?
ПИФФЛЬ. Дома. Точнее, возле дома, в сарае. Я не рискнул везти ее к вам.
СИЗОВА. Она действительно похожа на мину?
ПИФФЛЬ. Я не раскрывал футляр.
СИЗОВА. Как вы расстались?
ПИФФЛЬ. Он ушел. Попросил сидеть прямо, не оборачиваться, и исчез. Но прежде сказал, что после взрыва я встречусь с человеком, которому поручено переправить меня в Иран.
СИЗОВА. Когда должен был бы произойти взрыв?
ПИФФЛЬ. Этой ночью.
СИЗОВА. Что вы можете сказать о собеседнике?
ПИФФЛЬ. Я так и не увидел его.
СИЗОВА. А голос?
ПИФФЛЬ. Высокий, как у женщины.
СИЗОВА. Быть может, это была женщина?
ПИФФЛЬ. Не думаю. Скорее всего, нет. Знаете, мне запомнился его запах. Так пахнут мужчины, если они недавно побрились...
СИЗОВА. Разговор велся по-немецки?
ПИФФЛЬ. Да. И язык он знает в совершенстве.
СИЗОВА. Еще какие-нибудь мелочи! Вспомните, это очень важно.
ПИФФЛЬ. Боюсь, что больше ничего... Стоп! У него есть часы. Я увидел их, когда он протянул руку, чтобы забрать назад паспорт. Перед моими глазами оказалась часть руки, край манжеты сорочки и - часы на руке.
СИЗОВА. Они были с браслетом? Может, на ремешке? Какая форма корпуса, цвет циферблата? Напрягите память!
ПИФФЛЬ. Помню, что часы, а вот все остальное...
СИЗОВА. Сейчас, пытаясь вспомнить, вы косите взглядом направо. Почему?
ПИФФЛЬ. Хочу зрительно восстановить, как все было. Как он протянул руку...
СИЗОВА. Рука должна была протянуться слева. Часы носят на левой руке.
ПИФФЛЬ. Но все было, как я сказал. Отчетливо помню, что я держал паспорт в правой руке и чуть наклонился вправо - с этой стороны была дверь запасного выхода и над ней светилась лампочка. Вот я и подался к свету, чтобы прочитать запись в паспорте.
СИЗОВА. Тогда-то он и забрал паспорт? Уверены, что его рука протянулась из-за вашего правого плеча? Хорошо помните это?.. Видите ли, бывает, что человек вдруг внушил себе ложную версию какого-нибудь события, внушил так сильно, что уже как бы видит то, чего в действительности и не было...
ПИФФЛЬ. Рука протянулась справа.
СИЗОВА. А как он сидел? Точно ли прямо позади вас, в затылок? Быть может, занимал кресло, которое стояло правее?
ПИФФЛЬ. Думаю, что сидел в кресле с тем же номером, что и мое. Ведь кожаную коробку он передал мне слева.
СИЗОВА. С левой стороны? Значит, левой рукой. Смотрите, что получается: тяжелую коробку он передает вам левой рукой. А часы носит на правой... Какой можно сделать вывод?
ПИФФЛЬ. Боже, да он - левша!
СИЗОВА. Теперь попробуйте вспомнить еще что-нибудь. Видите, как по мелочам накапливаются сведения о человеке. Ну, напрягите же память!.. Ладно, мы еще вернемся к этому разговору. А пока надо ехать за тяжелым предметом в кожаном футляре... Вот ваш пропуск. Идите вниз, ждите меня на углу, где стоянка машин. Я буду через несколько минут.
ПИФФЛЬ. Я хотел бы сказать... Быть может, стоит взять с собой специалиста? Знаете, на всякий случай.
СИЗОВА. Разумеется, мы поедем не одни.
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Саша раскрыла блокнот с записями, вопросительно взглянула на полковника Агамирова.
- Можете приступить, - сказал тот. - Временем не ограничиваю, так что не торопитесь. Кстати, хочу выслушать и то, что нам с вами было известно и раньше. Словом, нарисуйте полную картину... Но сперва вопрос: как ему живется в камере? Жалобы были?
- На завтрак ему дали обычную пищу. А он потребовал яйца всмятку, джем и масло.
- Понял... Ну, приступайте.
С этими словами Агамиров вышел из-за стола и устроился в дальнем углу кабинета, на диване. Он всегда делал так, если предстояло выслушать обстоятельное сообщение, доклад - переключал телефоны на секретаря, забивался в угол дивана и сидел неподвижно, смежив веки, будто очень устал и дремлет. Это помогало сосредоточиться, не упустить ни единой мелочи из того, что докладывали сотрудники. Страстный курильщик, он не брал в рот папиросы во время доклада, не задавал вопросов и не делал записей. Сидел и слушал. У него была феноменальная память. Однажды услышав фамилию, дату, обстоятельство происшествия, он запоминал их навсегда.
- Мы располагаем следующими данными. Прежде всего, промысловый слесарь Джафар Бабаев утверждает, что предъявленное ему взрывное устройство однотипно с "амперметром", который он обнаружил в буровой ноль одиннадцать - сперва в углу, при входе в вышку, а назавтра, за час до взрыва и пожара, - возле устья скважины, у основания фонтанной арматуры. Далее, получена справка руководителей конторы бурения, нефтепромысла и каротажной партии: никто из их работников не оставлял на ноль одиннадцатой каких-либо приборов или устройств в течение последней недели перед ЧП. Слесарем Бабаевым подписан протокол: на одной из предъявленных ему фотографий он опознал человека, которого увидел возле ноль одиннадцатой, когда он, Бабаев, за сутки до ЧП вернулся на эту буровую за сумкой с инструментами. Эта фотография переснята с карточки, наклеенной на заграничном паспорте Швейцарской конфедерации. Паспорт выписан на имя некоего Мортимера Леже. Владелец паспорта был снят с парохода, направлявшегося из СССР в Иран. И наконец, последнее в этой группе доказательств. После ликвидации пожара на ноль одиннадцатой и укрощения фонтана государственная комиссия обследовала место происшествия. Установлено, что выброс произошел в результате повреждения фонтанной арматуры. Характер деформации арматуры предполагает применение взрывного устройства... Теперь о второй группе доказательств. Основываясь на свидетельстве Готфрида Бердта Пиффля, следствие пришло к выводу, что человек, с которым Готфрид Пиффль встретился в зале кинотеатра и от которого получил взрывное устройство, - этот человек, возможно, левша. Проведены два следственных эксперимента, чтобы отработать версию, согласно которой собеседник Пиффля и швейцарец Леже - одно и то же лицо. Первый эксперимент. Надзиратель велел подследственному прибрать в камере. Леже действовал веником, держа его в левой руке. Далее, ему возвратили часы, отобранные при аресте (предварительно заменив стекло плексигласом).
