Летом 1941 года фашисты форсировали Днепр севернее и южнее Киева. Обе фашистские группировки спешили друг другу навстречу, чтобы окружить советские войска. Разгадать замысел врага - достаточно двух классов духовной семинарии... В создавшихся условиях было одно разумное решение сохранить армию. Так поступил Кутузов в 1812 году. И такое же предложение внес Жуков, предлагая отвести войска за реку Псел. Сталин не разрешал отвод, а когда разрешил, было поздно. Немцы кричали, что захватили в плен 650 тысяч русских. Если эти данные уменьшить втрое, то и 216 тысяч страшная потеря, 500 офицеров во главе с командующим Кирпоносом темной ночью хотели вырваться, но счастье им не улыбнулось. Они все погибли.
...Эту тему можно продолжать и продолжать. Но сердце не камень и требует отдыха. Мы судим убийцу одного человека, а как поступить с тем, по чьей вине погибли миллионы?
19 июня 1987 г.
Ю И. Музыченко,
сын командующего 6-й армией
генерала И. Музыченко, г. Москва
ПРИШЛО ВРЕМЯ ПРАВДЫ
В 1938 году мой отец, комбриг, командир 4-й Донской казачьей дивизии (дивизию принял от Г. К, Жукова), неожиданно летом получил от доброжелателей по телефону предупреждение о том, что ночью его арестуют органы НКВД. По характеру решительный, он поднял этой же ночью всю семью: мать, сестру, меня. Вызвал "эмочку" - и не успели мы охнуть, как покатили на поезде в Москву. Переволновались так, что вспоминать тошно.
В Наркомате обороны отец получил разъяснение: его обвиняют в том, что он скрывает свою национальность, что он не русский, а швед, еще какая-то чепуха. Надо же было какому-то злопыхателю и доносчику состряпать такое!
Ворошилов дал отцу отпуск, чтобы тот доказал, что он русский (а не наоборот - чтобы органы НКВД доказали, что он швед). Повезло отцу! Разыскал моего деда, а тот - попа, который крестил отца. Он, поп, и выдал убедительные документы.
Угодил отец после этого в преподаватели оперативнотактического искусства на Высших кавалерийских курсах в Новочеркасске. Обратно в дивизию его уже не послали.
Они, командиры, называли это "ссылкой"...
Как Генеральный секретарь ВКП(б) и глава правительства, Сталин несет ответственность за все, что присходило в стране в тех нелегких условиях, но разделить с ним эту ответственность следует всем: и Политбюро, и ЦК партии, и правительству, и органам НКВД.
Меры к повышению боеготовности войск принимались, и немалые. Войска Юго-Западного фронта (заблаговременно созданного) сумели занять УРы (укрепленные районы).
Мой отец, в ту пору командующий 6-й армией, разъяснял мне: чтобы быстро, по тревоге, занять УРы, войска должны быть обучены, действовать по минутам - и решительно!
Историки в свое время отметят, что командующие 5, 6, 26-й армиями были соратниками Г. К. Жукова, и боевая готовность этих войск была на должном уровне.
Да, Евгений Аронович Долматовский, автор "Зеленой брамы", совершил гражданский подвиг, поведав суровую правду о гибели наших 6-й и 12-й армий в 1941 году под Уманью. Поведал с высоких позиций, не опустился до уровня обывателя.
За две недели до смерти отца у меня с ним был тяжелый разговор. Он сказал: "Я очень жалею, что правду о гибели 6-й армии народ наш никогда не узнает. Я, как командующий, никаких претензий к красноармейцам и командирам не имею - они дрались героически и свой долг выполнили до конца. Я хотел бы, чтобы память о них осталась в народе".
Я горячо доказывал отцу, что придет время, найдутся те, кто поведает правду. Е. Долматовский первым сказал эту правду, и жаль, что отец не дожил до этого дня.
После освобождения из плена и прохождения госпроверки приказом Сталина от 31 декабря 1945 года отцу и его боевым товарищам были восстановлены генеральские звания, годы плена засчитали как службу в Красной Армии, возвратили все ордена. Судьба же командующего 12-й армией генерала Понеделина оказалась после госпроверки трагической... [См.: Симонов К.. Уроки правды. - Наука и жизнь, 1988, No 4, с. 16 - 25]
22 июня 1987 г.
А. Гланц, переводчик, 40 лет,
г. Горловка Донецкой обл.
ПОБЕДА НАД СТРАХОМ
Мы много говорим об ущербе, который принесли обществу сталинские репрессии. Называем цифры репрессированных, тысячи известных и миллионы неизвестных имен. Но никакие цифры не передадут точного количества людей, не убитых, а контуженных ударной волной сталинизма, волной страха, отчуждения, трусости, растления человеческих душ. Эта ударная волна не только искалечила души современников Сталина. Она продолжает уродовать судьбы по сей день, подобно атомной бомбе Хиросимы, жертвы которой умирают уже в третьем-четвертом поколении.
И. Эренбург пишет в мемуарах о самоубийстве военного журналиста генерал-майора М. Р. Галактионова. Он был контужен "ударной волной ежовщины"; застрелился после пресс-конференции, на которой американские журналисты задали ему вопрос: "Может ли советский журналист потребовать отставки Сталина и замены его хотя бы Молотовым или Литвиновым?" Страшно было не только отвечать - страшно было слышать это...
Надежда Мандельштам вспоминает, как знакомые при встрече с ней и с опальным мужем перебегали на другую сторону улицы. Точно такой же случай запомнился и мне в детстве. В 1952 году мне было пять лет, и я помню, как из нашего дома исчез сосед-шофер дядя Володя. Впоследствии оказалось, что он, будучи за городом, попал в автокатастрофу, был несколько дней без сознания. Документов при нем не было, и личность его долго не могли установить, а когда установили, то не сразу сообщили семье о случившемся. За неделю или полторы, которые он отсутствовал, среди соседей пронесся слух, что его "забрали органы".
И этого было достаточно, чтобы соседи подвергли остракизму его семью. При встрече с его женой соседи перебегали на другую сторону улицы. Соседка, ребенка которой спасла жена Володи во время сердечного приступа, захлопнула дверь перед ее носом. Соседские дети кидали камни в ее детей и обзывали "немцами". Я сначала не хотел этого делать, но сладкий яд безнаказанной травли сидит в каждом из нас. Я уже нагнулся за камнем, я уже кричал, но мать схватила меня за руку.
В 1971 году я приехал в гости к своему дяде, подполковнику медицинской службы, кандидату медицинских наук.
Черт меня дернул упомянуть за столом, что у меня с собой стихи, которые редакторы в моем городе не публикуют и которые я хочу показать редакторам в его городе. Но первым "редактором" стал дядя: "Я с тобой буду говорить об этих стихах по стандартам тридцать седьмого года. Вот этот стих - 10 лет, за этот - 15, а за этот - 25..." Я пытался объяснить, что неопубликованные стихи - не значит запрещенные. Но куда там!..
В 1978 году инструктор Горловского ГК КПУ вызвал секретаря общества книголюбов Людмилу Ильиничну Светлицу: "На вечере, посвященном футуристам, ваш подопечный Гланц читал антисоветских поэтов". - "Что вы, каких антисоветских? Он читал Маяковского и Пастернака!" - "Пастернак антисоветский поэт". - "Но, позвольте, его ведь печатают!" Тогда инструктор торжествующе показал ей свой текстовой анализ вечера: оказывается, два стихотворения Пастернака - "Гамлет" и "Август", которые я читал на вечере, к 1978 году еще не были опубликованы (их напечатали в
1980-м).
Вернусь к эпизоду, с которого начал свое письмо. Когда Володя возвратился, самое страшное, на мой взгляд, заключалось в том, что ни он, ни жена на соседей нисколько не обиделись. Они восприняли их поведение как совершенно нормальное, само собой разумеющееся. Они бы, наверно, и сами так поступили, если б это случилось с кем-то другим.
Самое страшное в тоталитарных диктатурах - даже не убийство, а растление душ. Самое страшное - не тогда, когда за человеком приходят ночью и уводят в ночь. Самое страшное - когда при солнечном свете его друзья перебегают на другую сторону улицы.
Страшно, когда из библиотек изымают книги опальных авторов. Но еще страшнее, когда человек в собственной квартире тайком уничтожает эти книги. Помните слова Фадеева по поводу санкционированного им временного изъятия романа Эренбурга "Падение Парижа"? "Я проявил политическую перестраховку в лучшем смысле этого слова", Что же говорить о худшем смысле этого слова - "перестраховка", корень в котором все тот же "страх"?
Волна страха и ненависти могла бы и приутихнуть за 34 года, прошедшие после смерти Сталина. Но затухнуть ей не давали и те, кто заставлял писать покаянные "объяснительные", и те, кто их писал, черня друзей и выгораживая себя.
Сталинизм не победишь одним изъятием портретов и переименованием городов. Сталинизм - это прежде всего страх. Страх перед начальством, перед неверными друзьями, перед самим собой. И когда умрет страх, умрет и сталинизм. Победа над страхом - самое важное в искоренении ошибок прошлого.
22 июня 1987 г.
А. П. Охрименко, журналист,
65 лет, г. Москва
ЧИСТЫЙ ПЕРЕУЛОК,
ЧЕРНЫЕ РАССВЕТЫ
Рано утром меня разбудил резкий звук - у подъезда нашего дома затормозила машина.
