— Никогда под пулями не кланялся и врага не боялся, — парировал он все наши доводы. — А если кто считает, что там и без нас обойдутся, может со мной не ходить.
После этого попробуй задержаться на НП или в штабе. Все, конечно, пошли в дивизии и полки первого эшелона».
Орел, Климент Ефремович! Но разве в том состоит доблесть полководца? Пулям не кланяется, врагов не боится, а взять на себя ответственность — слабо. Такому и отделение доверить нельзя.
Вот маршал курирует Ленинградский фронт: идет вслед за танком по льду Невы, дабы наглядно убедиться, что лед вес танка не выдержит. Убедился: танк утонул. Картину с восхищением наблюдал офицер-пограничник А.П. Козлов: «Враг обстреливает район, но Ворошилов, наблюдая за полем боя, словно и не замечает близких разрывов. Убит стоявший неподалеку полковник. Даже и после этого маршал не счел нужным уйти… На Ладоге о Клименте Ефремовиче ходили легенды. Рассказывали, что еще в 1941 году, будучи командующим Ленинградским фронтом, Ворошилов, чтобы предотвратить отход отдельных наших пехотных подразделений на направлении главного удара немцев, бросился с группой офицеров наперерез отступавшим и тем самым восстановил положение, предотвратил прорыв фронта».
Что и говорить, храбрый был вояка. Приехал и грудью закрыл прорыв «на направлении главного удара». Непонятно только, кто фронтом руководил, пока «первый маршал» занимался такими интересными делами?
До Ворошилова действия Петрова «координировал» маршал Тимошенко, примерно таким же манером:
«— Прикройся от этой высоты дымовой завесой, — сразу же решил представитель Ставки Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко, который прибыл на мой наблюдательней пункт и которому я докладывал свои соображения. — Вызови авиацию, они поставят дымы, а ты в это время атакуй. Ну а сейчас поехали, посмотрим, как твое войско живет.
Противник с высоты своих позиций кое-где неплохо наблюдал наши коммуникации и, разумеется, не пропускал ни одной машины, чтобы не обстрелять ее из орудий или минометов… Ехали медленно, в нескольких местах немцы обстреляли нас из минометов, но ни Тимошенко, ни его водитель как будто не замечали этого… Эти несколько часов, пока я с маршалом ездил, потрачены были с большой пользой».
Так и катались по фронтам «китайские наблюдатели», давая советы, демонстрируя войскам безумную личную храбрость, а потом — в вагончик, слушать на ночь Гоголя в профессиональном исполнении холуев-полковников (вот и Соколовский сидит в 100 км от фронта с адъютантом-полковником. Непременно должен быть именно полковник, это подчеркивает твою значимость — видно, что ты большой начальник).
Получив подкрепление в лице «видного полководца сталинской школы», командующий Отдельной Приморской армией начал разрабатывать новый план. К этому времени на плацдарме скопились девять стрелковых дивизий, две морские, одна танковая бригады, тяжелая артиллерия.
Основная роль по-прежнему отводилась войскам 16-го стрелкового и 11-го гвардейского корпусов. На этот раз главный удар решили нанести на правом фланге плацдарма, в обход «неприступного» поселка Булганак с севера. Для обеспечения успеха прорыва и захвата командных высот, которые трудно было штурмовать в лоб, по инициативе Ворошилова было намечено высадить на Азовское побережье в ближайшем тылу немецких войск в районе мыса Тархан тактический морской десант. План операции Ставка утвердила 22 декабря, на подготовку отвели 10 дней.
Для высадки азовцы собрали все исправные средства — около 40 тендеров, мотоботов, рыбацких сейнеров, несколько сторожевиков и бронекатеров. Основной десант состоял из 166-го гвардейского стрелкового полка, 143-го батальона морской пехоты и роты разведчиков под общим командованием подполковника Г.К. Главацкого общей численностью около 3000 бойцов и командиров. Численность вспомогательного десанта майора Н.Д. Алексеенко не превышала 700 человек Ответственность за подготовку десантов, посадку на суда и обеспечение перехода по морю возложили на адмирала Холостякова, вступившего во временное командование Азовской флотилией. Высадка неоднократно откладывалась то из-за неготовности сухопутных войск, то по причине плохой погоды.
Как вспоминает Холостяков: «Впору было отменять ее и в ночь на 10 января: накануне над морем висел непроглядный туман, а теперь угрожал разыграться шторм. Однако новая отсрочка считалась невозможной, приказ был категорическим, и десант пошел».
Посадка началась вечером 9 января 1944 года. От кордона Ильич, где суда принимали на борг войска, до мыса Тархана всего 15 миль, но на Азове снова поднимался шторм, из-за чего задерживались погрузка и выход в море. Когда десант к рассвету добрался до места высадки, сила шторма достигла пяти баллов. Снова захлестываемые волнами тонули и разбивались суда, снова матросы и солдаты бросались в прибой и с трудом выбирались на берег под огнем неприятельской артиллерии и ударами авиации. На главном направлении высадилось 1765 человек, на вспомогательном — 374. Снова, сражаясь с врагом и со стихией, десантники выполнили задачу, овладев грядой высот в тылу противника.
И снова — все без толку. Атака армии с фронта захлебнулась. Части 11-го гвардейского стрелкового корпуса за сутки сумели продвинуться на 1–2 км, но соединиться с отрядом Главацкого не смогли. К исходу второго дня, не получая помощи и израсходовав боеприпасы, десантники по приказу Петрова сами прорвались к главным силам. Корпус без всякого результата бился о немецкую оборону до конца января, за сутки боя удавалось продвинуться максимум на 200–300 метров. От артиллерийского огня погибли половина офицеров штаба, в том числе командир корпуса.
Тогда триумвират — Ворошилов, Петров, Штеменко — принял решение, не прекращая атак по всему фронту, основные усилия перенести на левый фланг армии. Главный удар теперь должен был наносить 16-й стрелковый корпус, обходя Булганакский укрепленный район с юга. И конечно — морской десант, который планировалось высадить прямо в Керченский порт. В первом эшелоне шли 369-й и 393-й батальоны морской пехоты, во втором — планировался полк 339-й стрелковой дивизии. Набор задач — стандартный: зацепиться, закрепиться, отвлечь на себя, держаться до подхода основных сил.
В ночь с 22 на 23 января Азовская флотилия, уж невозможно и представить на чем, успешно высадила в черте города морских пехотинцев. Одновременно поднялись в атаку дивизии Провалова. Эта совместная операция армии и флота оказалась самой короткой: батальоны в ночном бою потеряли друг друга и действовали вразнобой, полк второго эшелона так и не дождался посадки на суда, части 16-го стрелкового корпуса прорвать оборону не смогли, хотя массированно применили тяжелые огнеметы…
«…несмотря на настойчивость и упорство Приморской армии, — пишет Василевский, — действия ее войск не только не дали желаемых результатов, но и привели к значительным и неоправданным потерям, а потому вызвали беспокойство в Ставке. Верховный Главнокомандующий в разговоре со мной по телефону неоднократно выражал недовольство руководством боевыми действиями Приморской армии».
Люди у Петрова закончились, полки по численности сравнялись с батальонами, а батальоны были меньше роты. 28 января генерал Петров вынужден был остановить наступление.
Чтобы оправдать свое фиаско, наши мемуаристы придумали версию о том, что своими активными действиями и «массовым героизмом» Приморская армия приковала к себе семь дивизий противника, причем называются номера частей, которые и вовсе в Крыму никогда не бывали. Кроме того, как сообщает маршал Еременко, в тылах 17-й армии настолько активизировались партизаны, что против них пришлось бросить две дивизии румынского горнострелкового корпуса. Интересно, с кем же сражалась в это время на Перекопе 51-я армия Крейзера и кто окружил в районе Армянской 19-й танковый корпус, если всего в Крыму имелось десять дивизий противника?
Оптимизм наших полководцев в оценке самых неудачных своих действий неизменно однообразен: «Несмотря на отсутствие территориальных успехов со стороны советских войск, враг понес огромный урон…»
Как писал начинающий поэт: «Пусть пушка взорвана, она еще стреляет…»
В начале февраля генерал Петров предпринял еще одну попытку вырваться с плацдарма на оперативный простор, но к этому времени на Керченском полуострове появилась 73-я пехотная дивизия.
7 февраля в командование Отдельной Приморской армией вступил генерал армии А.И. Еременко. Петров с формулировкой «за самоустранение от проведения боевой операции» был понижен в звании до генерал-полковника и выведен в резерв Ставки.
В первых числах февраля, когда велись бои за никопольский плацдарм, маршал Василевский представил свои соображения по организации наступления в Крыму, считая возможным начать наступление 18–19 февраля. Однако Верховное Главнокомандование приняло решение провести его после того, как будет очищено от противника нижнее течение Днепра до Херсона и войска Толбухина освободятся для решения других задач. 17 февраля Ставка в связи с разгромом никопольской группировки противника приказала начать наступление в Крыму не позднее 1 марта независимо от хода других операций. Но из-за ненастной погоды и сильных штормов на Азовском море, задерживавших перегруппировку войск фронта и их переправу через Сиваш, операцию пришлось отложить. 16 марта Сталин приказал начать ее после овладения районом Николаева и выдвижения советских войск к Одессе.
