Причем русский оперативный план военных действий (не сомневаюсь, что он существовал) зачастую осуществлялся в первый период войны в такой степени бестолково и путано, что ставил в тупик не один десяток исследователей. До сих пор они сами себе задают вопросы, на которые не могут найти исчерпывающие ответы, до сих пор иногда гадают и не поймут, почему так произошло. Именно по этой причине проистекают споры военных историков, и затем возникает многообразие точек зрения в исследовательской среде. Тактических промахов русские генералы допустили множество, правда, таковых было с избытком и у французских военачальников. Можно сказать, что русское командование вместе с армией прошло всю кампанию 1812 г. по лезвию ножа. Во всяком случае, такое ощущение возникает. Но, главное, русские генералы оказались победителями. Да еще какими!!!
С 1810 г. до начала войны в адрес высшего русского командования было подано довольно большое количество планов военных действий (как наступательных, так и оборонительных) с непобедимым доселе Наполеоном. Проекты поступали не только из среды российского генералитета. Письменные предложения передавались и иностранцами. Необходимо отметить, что комплекс предвоенных планов, ставший предметом анализа военных историков, ограничивается несколькими фамилиями: М. Б. Барклая де Толли (план 1810 г.), П. И. Багратиона, А. д’Алонвиля, К. Ф. Толя – П. М. Волконского. С известными оговорками к ним можно причислить предложения Л. И. Вольцогена, К. Фуля, Л. Л. Беннигсена. Всего насчитывалось порядка 40 планов[244]. Думается, что список составителей подобных проектов был еще больше, а анализ их содержания как свидетельство борьбы среди русского генералитета по вопросу о выборе пути и средств к достижению победы мог бы стать предметом самостоятельного исследования. В то же время большинство предложений служило лишь фоном и не оказало прямого влияния на выработку планов, так как по многим причинам они не отвечали требованиям реально складывавшейся и быстро меняющейся обстановки. Большая часть указанных нами авторов не знала многих важнейших деталей, необходимых для планирования, в силу отсутствия нужной информации, особенно о состоянии Великой армии Наполеона, а зачастую и русских сил, расположенных на границе.
И. С. Дорохов. Художник Дж. Доу. 1825 г.
Именно с этой точки зрения заслуживает внимания мнение одного из руководителей Особенной канцелярии военного министерства (то есть военной разведки) подполковника П. А. Чуйкевича, хорошо информированного лица, о состоянии французских войск. 2 апреля 1812 г. он написал в Вильно М. Б. Барклаю де Толли аналитическую записку «Патриотические мысли или политические и военные рассуждения о предстоящей войне между Россиею и Франциею». По занимаемому положению Чуйкевич имел доступ к разведывательным данным о силах Наполеона и был знаком с большинством военных проектов, которые, как правило, попадали в Особенную канцелярию и хранились в ее архиве. Это был документ, в котором был подведен обобщающий итог анализа данных, накопленных в течение длительного времени, и выработаны конкретные рекомендации русскому командованию.
Не касаясь всех вопросов, рассматриваемых в записке, ограничимся разбором основных положений, касающихся численности армии Наполеона и предложенной автором концепции ведения военных действий. Чуйкевич дал следующую оценку численности Великой армии, почти готовой перейти русскую границу: «По всем сведениям, которые военное министерство имеет, можно утвердительно сказать, что никогда Наполеон не предпринимал столь чрезвычайных мер к вооружению и не собирал столь многочисленных сил, как для предстоящей войны с Россиею. Они простираются до 450 тысяч, включая в сие число войска Рейнского союза, итальянские, прусские, швейцарские, гишпанские и португальские». «Рассмотрев силы России» (всего 200 тысяч человек) и проанализировав «род и причины употребляемой Наполеоном войны» («прославился быстротою в военных его действиях», «ищет генеральных баталий, дабы одним или двумя решить учесть целой войны»), он высказался за необходимость вести «оборонительную войну», придерживаясь при этом правила «предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает» (подчеркнуто в оригинале. – В. Б.). По его мнению, гибель 1-й и 2-й Западных армий могла иметь «пагубные для всего отечества последствия». «Потеря нескольких областей не должна нас устрашать, – писал автор, – ибо целость государства состоит в целости его армий». Концепция тактики в предстоящей войне, выдвинутая Чуйкевичем, заключалась в следующем: «Уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопускание до фуражировки и решительность в продолжении войны: суть меры для Наполеона новые, для французов утомительные и союзникам их нетерпимы». «Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык…», «…соображать свои действия с осторожностью и останавливаться на верном»; заманить противника вглубь и дать сражение «со свежими и превосходящими силами», и «тогда можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомимое»[245].
Разъезд французской армии под Кочергишками. Гравюра Х. В. Фабер дю Фора. 1830-е гг.
Эта записка была написана специально для Барклая. Чуйкевич, вероятно, устно уже не раз докладывал ему свои доводы. Но, чтобы мнение разведки было учтено, военный министр потребовал представить официальное письменное заключение, каковым и явилось мнение Чуйкевича. По своему характеру записка была интересным эссе по прогнозированию войны, но вряд ли была воспринята современниками как план военных действий, хотя бы потому, что автор не являлся признанным авторитетом и не мог претендовать на это в силу своей молодости и небольшого чина. Ценность записки, на наш взгляд, состояла в убедительной аргументации идеи необходимости отступления. Вероятно, любой грамотный штабной офицер, имея несколько лет доступ к такому объему секретной информации, пришел бы к выводам, аналогичным сделанным Чуйкевичем.
Собранные разведывательные сведения, бесспорно, оказывали влияние на сам процесс выработки планирования, чему способствовали и высказываемые мнения наиболее компетентных представителей русской разведки, таких, как полковники Ф. В. Тейль фон Сераскеркен и А. И. Чернышев. Их аргументированные мнения о концентрации всех сил на главном театре военных действий, безусловно, способствовали тому, что русское командование окончательно отказалось в 1812 г. от стратегических диверсий в Северной Германии и на Балканах[246].
Необходимо признать, что сама идея русского командования об отступлении перед превосходящими силами противника оказалась плодотворной. Перед 1812 г. российский император и его военный министр победили в «битве мозгов». И благодаря блестяще действовавшей разведке они смогли разработать трехлетний стратегический план войны с Наполеоном. Первый период (1812 г.) – затягивание войны по времени и в глубь русской территории, а затем (1813 – 1814 гг.) – перенос боевых действий в Европу. Американский историк Э. Э. Крейе полагал, что планы российского императора в Европе после 1812 г. «связывались в первую очередь с повстанческим движением. Даже если Александр и не желал этого, он был вынужден унаследовать руководство национальным движением». Он рассматривал это движение «как инструмент своей политики, как грозное оружие, которого Франция должна быть лишена». Американский исследователь заодно также подверг сомнению тезис, что Александр I якобы был подвержен влиянию своих иностранцев–советников, напротив, он сделал вывод, что «политика царя выглядит как тщательно продуманный на длительную перспективу курс»[247].
Необходимо подчеркнуть, что в основу русской концепции легли идеи, совершенно противоположные наполеоновским замыслам. Последующие события лишь доказали правоту этого предвидения. В отличие от Наполеона (у которого тактические успехи должны были окончательно определить и расставить стратегические цели) Александр I на первое место в своей деятельности поставил стратегическую задачу, пожертвовав тактическими преимуществами. Перед отъездом в армию в 1812 г. Александр I уже допускал мысль «о возможности неприятеля пробраться до Петербурга». Об этом свидетельствует письмо Александра I графу Н. И. Салтыкову от 4 июля 1812 г. о вывозе государственных ценностей и учреждений из Петербурга[248]. Именно этим можно объяснить парадоксальный факт – утверждения многих французских авторов о том, что Наполеон в 1812 г. «лично» не проиграл ни одного сражения (при Красном и на р. Березине он смог, несмотря на огромные потери, оторваться от главных сил русской армии). Даже если согласиться с этим распространенным среди иностранных историков мнением, то что получилось в итоге – катастрофа и гибель наполеоновской армии, поскольку в стратегическом плане французский полководец проиграл кампанию 1812 г.! Русские его переиграли!
