капитализма и торжеством свободы (и в первую очередь главного стража этой свободы — средств массовой информации). Я потратил тогда массу усилий, пытаясь объяснить тамошним властителям дум, что никакого такого равенства не существует, что это грубая ошибка, последствия которой непредсказуемы. Но… не получилось (см. главу двенадцатую «Как бы не повторить старые ошибки»).
Теперь мы знаем, что капитализм бывает разный, в том числе и «дикий» — с малиновыми пиджаками, золотыми цепями и трехметровыми памятниками на кладбищах, словом, с «бандитским Петербургом». Об этом сняты десятки сериалов. Знаем также теперь, что и при капитализме СМИ могут при определенных условиях стать своего рода государственным наркотиком, инструментом массового зомбирования населения, о чем тоже будут в свое время сняты сериалы. Бывает, слов нет, и капитализм цивилизованный, благоустроенный. Но в ельцинские времена, как, впрочем, и в сегодняшние, до него еще, как до звезды небесной, далеко.
Сейчас, однако, нам важно понять, что происходило с этими самыми СМИ именно в то время, когда они впервые почувствовали, что капитализм, за который они самоотверженно боролись против коммунистов, означает, между прочим, и то, что они тоже становятся своего рода товаром. Тогда и стали мне вполне понятны слова, которыми Отто Лацис завершил главу о выборах 96-го года в книге «Тщательно спланированное самоубийство». Да, конечно, относилась его горькая реплика «ПОБЕДИЛО МЕНЬШЕЕ ЗЛО» и к Ельцину, который после Чечни никогда уже не был в его глазах тем легендарным вождем демократической революции, каким представлял он себе его в августе 91-го. Но и что-то куда более интимное, связанное с судьбой родного ему коллектива Известий, послышалось мне в этих словах. В принципе вся эта глава не более чем попытка разобраться в том, что означало в устах Лациса это «меньшее зло», на борьбу за которое он положил жизнь.
Конечно, он оставался оптимистом. «Свобода слова в России, разумеется, появилась, — писал он, — Исчезла цензура в виде все предварительно читавшего Главлита, без которого нельзя было напечатать даже визитную карточку. Нет монопольно правящей партии, которая назначала всех номенклатурных руководителей прессы. Нет единой собственности на средства массовой информации-есть разные владельцы, конкурирующие между собой. Факт наличия конкуренции очень важен, он дает журналистам, как и читателям, выбор». Все верно, но за всем этим рутинным перечислением преимуществ капитализма чудилось одно большое невысказанное «НО».
«Но» было в том, что новые владельцы, как мы уже говорили, ни в грош не ставили сложившиеся годами традиции журналистского коллектива, не только не понимали, но просто не замечали его предпочтений, его идейного стержня, того, что делало его живым организмом. Пусть СМИ-товар, но товар особенный. Они могут быть мощным оружием, могут быть успокаивающим лекарством, даже наркотиком, могут воспитывать и могут развращать, но неживым инструментом в чужих холодных руках они быть не могут, протухают, становятся суррогатом, «порченым» продуктом. Хороший хозяин, конечно, не дал бы добру протухнуть. Но где было в ту, «полудикую», переходную олигархическую пору взять такого хозяина?
Не знаю, честно говоря, почему именно драма Известий показалась мне лучшим примером оборотной стороны победы капитализма в России. Отчасти, наверное, потому, что телевизионные скандалы, связанные с упомянутой попыткой «крупного капитала управлять политикой», давно уже во всех подробностях описаны и добавить мне к этим описаниям нечего. Не говоря уже о том, что один к одному походили они на аналогичные скандалы в Америке начала XX века, где породили целую литературу «разгребателей грязи», а Теодор Драйзер, классик этой литературы, еще в советские времена был переведен на русский. Увы, как я уже однажды писал, ни Ельцин, ни Путин оказались не ровня Теодору Рузвельту, сумевшему устранить олигархический произвол, не нарушив правила демократического общежития. Не понадобилось для этого Рузвельту сажать в тюрьму тамошних Ходорковских.
Но, кроме того, что не имело смысла повторять известное, были и другие причины, почему я выбрал драму Известий. Они, наряду с Московскими новостями и Огоньком, были флагманами Перестройки и вплоть до победы Ельцина на выборах 96-го — в первых рядах бойцов против коммунистов. Там работали близкие мне по духу Игорь Голембиовский, Отто Лацис, Станислав Кондрашов, сплоченный еще с «оттепельных», с аджубеевских времен журналистский коллектив — со своим лицом. Ну, и эмоциональные воспоминания: конечно, именно в Известиях опубликовал я свою первую большую статью в центральной печати, дай бог памяти, еще в 1964 году.
Но к делу. Первым, конечно, испытанием, ожидавшим редакцию, было испытание бедностью, удвоенное полным отсутствием опыта в акционировании, в маркетинге и вообще в бизнесе. Это понятно, не требовалось ничего подобного в советские времена. Между тем, тиражи общероссийских газет сократились за шесть лет в 20 (!) раз. Известия не были исключением. Цены бумаги, типографских и почтовых услуг росли стремительно, соответственно удорожалась газета, и уменьшалось число подписчиков. Но, хотя пришлось сократить корреспондентскую сеть наполовину, газета некоторое время еще держалась и даже выплачивала своим акционерам дивиденды (что, как очень скоро выяснилось, было катастрофической ошибкой: акции своей газеты надо было скупать, если хотели остаться независимыми, дивиденды могли и подождать, капитализм все-таки).
С акциями дело обстояло так. По закону 51 % акций распределялся между членами трудового коллектива — сотрудниками и пенсионерами — практически даром (за один ваучер они могли приобрести 12 акций), 49 % оставалось у государства, которое постепенно их распродавало на открытых ваучерных торгах. Вот в этом-то, как слишком поздно поняла редакция, и была вся загвоздка. На торгах фигурировали крупные игроки, массово скупавшие ваучеры. И ворочали они миллионами долларов. И ни редакции, ни владельцам отдельных ваучеров соваться на эти торги было не по карману. На первых же торгах выяснилось, что за один ваучер там можно было купить 0,018 (!) акции. Тогда только поняла свою ошибку редакция-и бросилась скупать акции Известий у собственных сотрудников и пенсионеров. Слава богу, было еще не совсем поздно. набрался пакет в 24,2 %, самый большой на начало 1996 года.
В конце года выяснилось, однако, что нефтяная компания ЛУКОЙЛ в дополнение к своему 20 %-му пакету докупила 15 %-й у Межпромбанка и еще 6 % скупила у мелких акционеров, затратив на все это 37 миллионов долларов, деньги, которые редакции и не снились. Теперь у них был 41 % против 24, и ЛУКОЙЛ мог в любой момент стать хозяином Известий. Поначалу, однако, он вел себя мирно, как ягненок. На предстоящем собрании акционеров, как условились заранее, в совете директоров будут четверо от ЛУКОЙЛа и трое от редакции, им достался пост председателя совета, но президентом и главным редактором, от которого зависела политика редакции, в
