— Гляди за левым флангом! И днем, и ночью гляди. Тут замышляется что-то большее, чем можно предполагать. И не только в воздухе, но и на земле появились новые крупные силы противника. Что они собой представляют мы пока не знаем.
— Надо ли мне наступать? — в свою очередь спросил я.
— Пока надо. Это путает противника и служит лучшим видом нашей защиты, — так закончил разговор Кирилл Афанасьевич. — К обороне перейдешь шестого сентября»[440], — вспоминал П.К Кошевой.
Этот разговор свидетельствует, что и 5 сентября командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков не знал о противнике почти ничего. Разведка фронта проспала появление Манштейна и его дивизий на фронте шлиссельбургско-синявинского выступа, а значит, командование не смогло внести коррективы в ход операции.
К этому времени нашим войскам противостояло пять пехотных, три горно-егерские и одна танковая дивизии. На фронте наступило равновесие сил. После 4 сентября советские войска не продвинулись вперед ни на метр. Противник отбил все атаки. Сосредоточив у основания прорыва значительные силы, гитлеровцы нанесли 6 сентября через рощу Круглую удар и начали теснить советские части. Чтобы отразить этот удар, командующий фронтом ввел в сражение 191-ю стрелковую дивизию и 53-ю стрелковую бригаду, взятые из третьего эшелона. Неприятель был остановлен и отброшен на исходные рубежи. У К. А. Мерецкова появилась надежда овладеть рощей Круглая. Надо было только подавить огневую систему противника на этом участке фронта. Однако атака на рощу Круглая не удалась. Встреченные плотным артиллерийско-минометным огнем, советские части вынуждены были окопаться. Тогда Военный совет фронта принял решение о вводе в сражение 8 сентября третьего эшелона 2-й ударной армии. Но к этому времени она состояла из одной неполной дивизии и одной стрелковой бригады. Поэтому командование фронта переподчинило ей 4-й и 6-й гвардейские стрелковые корпуса, которые были втянуты в сражение и в значительной степени ослаблены. Таким образом, вместо ввода третьего эшелона получилась своеобразная замена одного армейского командования другим с небольшим усилением стрелковых соединений. Но эта замена не дала никаких преимуществ. Удар получился слабый и на ход событий не повлиял. Это отмечали и в штабе группы армий «Север». В журнале боевых действий 9 сентября 1942 г. было записано: «Противник вновь атакует восточный фронт более слабыми силами, чем до сих пор».
2-й ударной армии удалось ликвидировать несколько огневых точек врага и местами улучшить занимаемое положение. Однако для развития наступления сил оказалось недостаточно. Как отмечал К. А. Мерецков, 2-я ударная армия не оправдала тогда свое громкое название. К моменту ввода в сражение в нее входила одна стрелковая дивизия восьмитысячного состава и одна стрелковая бригада[441].
В районе Невской оперативной группы началась оживленная подготовка к формированию Невы. «5 сентября произошло неожиданное осложнение. Меня срочно вызвал командующий фронтом (Л. А. Говоров) и приказал ознакомиться у начальника штаба с новым планом операции.
— Будем форсировать Неву тремя стрелковыми дивизиями и одной бригадой, — объявил он, — срок подготовки — трое суток.
Судя по тону, каким было сказано о тех сутках, я понял, что „сюрприз“ этот преподнесен сверху. Причины возврата к лобовому удару через Неву в районе Невской Дубровки выяснились уже в ходе спешной перегруппировки войск. Дело в том, что 8-я армия Волховского фронта, начав наступление на Синявино, довольно далеко продвинулась вперед и стала угрожать тылам вражеской ударной группировки. Манштейн оказался вынужденным бросить против 8-й армии часть дивизий, прибывших из Крыма для штурма Ленинграда. Удар по синявинской группировке врага из-за Невы должен был обеспечить развитие успеха Волховского фронта», — вспоминал Б. В. Бычевский.
В ходе подготовки к броску несколько раз менялись варианты оперативного построения войск. Лишь 7 сентября Л. А. Говоров принял окончательное решение: в первом эшелоне Неву форсируют 46-я и 86-я стрелковые дивизии, во втором эшелоне следует 11-я стрелковая бригада, в третьем — 70-я стрелковая дивизия.
Форсирование Невы — полноводной реки с быстрым течением — разворачивалось крайне трудно. Вскоре наступающие дивизии лишились почти всех переправочных средств. На плацдарм переправились отдельные батальоны. Связи с ними не было. Бои разворачивались очень тяжелые. Дивизии не смогли переправиться на левый берег Невы. Неудача с форсированием привела к тому, что батальоны, закрепившиеся на плацдарме, оказались фактически отрезанными от главных сил.
В плане повторного форсирования Невы, посланном в Москву 13 сентября, указывалось, что результатом операции должно быть соединение с Волховским фронтом. Однако все командиры Невской оперативной группы понимали, что четырех не полностью укомплектованных дивизий для прорыва фронта недостаточно. Враг мог выставить против них не менее пяти.
Повторная переправа через Неву началась 26 сентября. 86-я, 70-я дивизии и 11-я стрелковая бригада захватили по плацдарму каждая и начали бои изолированно друг от друга. Сил было явно недостаточно — по три батальона. Из-за сильного огневого противодействия немцев дневную переброску войск Невской оперативной группе пришлось свернуть до минимума. Высадившиеся войска все усилия направили на соединение трех плацдармов в один. Только к исходу третьих суток дивизии с большими потерями переправили на плацдарм свои основные силы. Враг тоже наращивал свои силы в районе предполагаемого прорыва. На земле и в небе шли ожесточенные бои.
29 сентября немцам все же удалось сбросить советские части в Неву в районе Анненского. Небольшой плацдарм в районе Невской Дубровки путем неимоверных усилий удалось отстоять. 4 октября против защитников плацдарма пошла в атаку 28-я легкопехотная дивизия, прибывшая из-под Синявино, где войска Волховского фронта уже перешли к обороне. С наступлением темноты немцы ударили по центру плацдарма. Это была самая мощная контратака. Врагу удалось вклиниться в оборону защитников плацдарма. Целый час шел рукопашный бой в траншеях и у командного пункта 11-й стрелковой бригады. Закончился он в пользу советских воинов. Немцы понесли огромные потери и отошли. От советских дивизий на плацдарме остались только номера и несколько сотен бойцов.
В этих условиях командование Ленинградского фронта приняло решение об эвакуации плацдарма и прекращении наступательных действий на этом участке фронта.
Отразив наступление 2-й ударной армии, немецкие войска, в свою очередь, нанесли 10 сентября удар по нашим флангам у основания прорыва. Завязалось упорное встречное сражение, вынудившее 2-ю ударную армию перейти к обороне. В последний раз эта армия сумела вклиниться в расположение врага 17 сентября. 20 сентября противник перешел в контрнаступление, пытаясь отрезать наши авангардные части. Манштейн получил крупные подкрепления: две бомбардировочные эскадрильи с Центрального фронта, две — с Южного фронта, одну — из Кенигсберга и еще две группы бомбардировщиков — со Сталинградского фронта. Шесть пехотных дивизий, три горно-егерские бригады и части танковой дивизии врага стали сжимать клещи вокруг вырвавшихся вперед советских частей. На земле и в воздухе развернулось ожесточенное сражение. Наши войска упорно пытались закрепиться на достигнутых рубежах, возводя в ночные часы оборонительные сооружения, которые противник непрерывной бомбежкой днем сравнивал с землей. Его пехоту и танки поддерживала многочисленная артиллерия и авиация. Действовали они по классическим канонам военного искусства, пустив вперед танки, затем густые цепи автоматчиков, нацелив с воздуха самолеты. Только после 10 сентября командование Волховского фронта получило полную ясность в отношении того, кто и какими силами действовал против советских войск. Советские воины не раз сходились врукопашную с немецкими егерями и гренадерами. Красноармеец 19-й гвардейской дивизии П. Г. Губченко огнем, штыком и гранатой уничтожил 15 солдат противника. Боец В. А. Яковлев сумел подобраться к вражескому орудию, перебил больше десятка солдат и подорвал пушку.
Хладнокровно и расчетливо действовал снайпер А. М. Мартынов. Умело маскируясь, он уничтожил 36 немецких солдат и офицеров.
Как отмечал в своих воспоминаниях Манштейн, «к 21 сентября в результате тяжелых боев удалось окружить противника. В последующие дни были отражены сильные атаки противника с востока, имевшие целью деблокировать окруженную вражескую армию прорыва. Та же судьба постигла и Ленинградскую армию, предпринявшую силами 8 дивизий отвлекающее наступление через Неву и на фронте южнее Ленинграда. Вместе с тем необходимо было уничтожить находящиеся в „котле“ между Мгой и Гайтоловом значительные силы противника. Как всегда, противник не помышлял о сдаче, несмотря на безысходность положения и на то, что продолжение борьбы, с оперативной точки зрения, не могло принести ему пользы. Напротив, он предпринимал все новые и новые попытки вырваться из „котла“. Так как весь район „котла“ был покрыт густым лесом (между прочим, мы никогда не организовали бы прорыва на такой местности), всякая попытка с немецкой стороны покончить с противником атаками пехоты повела бы к огромным человеческим жертвам. В связи с этим штаб армии подтянул с Ленинградского фронта мощную артиллерию, которая начала вести по „котлу“ непрерывный огонь, дополнявшийся все новыми воздушными атаками. Благодаря этому огню лесной район в несколько дней был превращен в поле, изрытое воронками, на котором виднелись лишь остатки стволов когда-то гордых деревьев-великанов. Из захваченного нами дневника советского командира полка мы узнали позже, какое воздействие оказывал этот огонь. Из него мы узнали также, с какой суровостью комиссары принуждали советские войска к продолжению сопротивления». Однако писавший эти строки Манштейн не мог понять силу духа русского солдата, который даже, казалось бы, в безвыходном положении сражался до последнего патрона, бросался в штыковые атаки. Он видел перед собой Ленинград, который ждал его помощи, он рвался к нему всем сердцем, не жалея собственной жизни. И в атакующих цепях вместе со всеми шли комиссары, показывая пример беззаветной храбрости и высокое понимание воинского долга.
