Луденские бесы
Процесс против священника Грандье – почти «близнец» инквизиторского суда над Гофриди. Та же драма, основанная на показаниях истеричных монахинь, обвиняющих священника в том, что он их околдовал. Та же процедура изгнания и заклинаний бесов и суда над несчастным духовником одержимых. Особенно известным в наши дни этот процесс стал во многом благодаря книге американского писателя Олдоса Хаксли «Луденские бесы» (1952).
По одной из версий, выдвигаемых историками, молодой священник Грандье, прибывший из Бордо в провинциальный Луден, был просвещён, любезен, обладал даром хорошо писать и ещё лучше говорить. В короткое время он перессорил весь городок, причём женщины были за него, почти все мужчины – против. Он становится заносчивым, несносным, старается поразить всех своим великолепием; отпускает насмешки по адресу кармелитов, говорит с кафедры дерзости против монахов вообще. На его проповеди собираются такие толпы, что можно задохнуться.
Женщины в его полном распоряжении. Необычайно нежна к нему дочь королевского адвоката Мадлен де Бру, а у дочери королевского прокурора, Филиппы Тринкант, от него ребёнок. Именно ради дочери королевского адвоката Грандье пишет трактат, направленной против целибата (обета безбрачия).
В Лудене находился совсем небольшой монастырь Урсулинок, населённый благородными, но отнюдь не богатыми девицами. Сам по себе монастырь был беден, при его основании ему было дано только одно помещение – старая гугенотская школа. Настоятельница, дама из очень знатной и родовитой семьи, горела желанием расширить и обогатить монастырь, сделать его известным. Весьма возможно, что она пригласила бы к себе Грандье, но в обители уже был священник, имевший прочные связи в крае, близкий родственник двух главных чиновников города – каноник Миньон. И вот оба они из признаний исповедующихся монахинь (настоятельница также исповедует их) делают ужасное заключение, что молодые монахини только и мечтают, что о Грандье, только и говорят о нём. По другой версии, именно Миньон, родственник Тринкант, подговорил монахинь дать против Грандье показания.
«Заговорщики» – каноник Миньон и настоятельница, а также ещё двое весьма именитых и обиженных Грандье горожан среди покровительствуемых ими бедняков находят двух человек, которые соглашаются громко заявить, что больше не могут терпеть у себя такого развратного священника, колдуна, дьявола, вольнодумца, который «в церкви становится только на одно колено», насмехается над всеми постановлениями и даёт разрешения в ущерб правам епископа.
Грандье же в ответ отправляется к самому королю, бросается на колени и просит отомстить за нанесённое ему оскорбление. Король готов был стать на его сторону, но нашлись люди, донёсшие королю, что оскорбление – это результат любовных похождений Грандье и ярости обманутых мужей.
Церковным судом в Пуатье Грандье был приговорён к церковному покаянию и изгнанию из Лудена, то есть был обесчещен как священник. Но светский суд, пересмотрев дело, признал Грандье невиновным. За него был также и Сурди, архиепископ Бордо, стоявший выше епископа Пуатье. Благодаря личным связям среди сильных мира сего Грандье в течение года восстанавливает утраченные позиций и вновь получает прежние должности.
Оправданный священник, вместо того чтобы покинуть Луден, решает воспользоваться победой и остаётся в городе. Кроме того, он угрожает своим врагам и требует удовлетворения. Противники его, сами попав в опасное положение, вспоминают дело Гофриди из Экса, в котором дьявол, отец лжи, реабилитированный самым почётным образом, фигурировал в качестве свидетеля, заслуживающего веры как со стороны Церкви, так и со стороны чиновников короля. Отчаявшись в других средствах, они взывают к дьяволу, и тот появляется к их услугам в образе урсулинок.
Луденская история началась с того, что настоятельница и некая вполне послушная ей монахиня начали биться в конвульсиях и бормотать на дьявольском наречии. Другие монахини принялись им подражать.
Надо сказать, что о настоятельнице – Жанне де Анж – мы знаем довольно много из воспоминаний современников. До принятия иноческого сана она именовалась Жанна де Беклиер (Бециер) и была поистине воплощением святой. Но в то же время она отличалась странным нравом и обладала большими амбициями. Богатая и экстравагантная дочь барона, она ушла в монастырь, с одной стороны, будучи истинно верующей, а с другой – в надежде стать матерью-настоятельницей. Однако при виде привлекательного мужчины, каким, судя по всему, был Грандье, она потеряла голову, её стали мучить странные грёзы о святом отце, который являлся к ней во сне в виде сияющего ангела и говорил с ней, как истинный дьявол, соблазнял и склонял к греху. В результате Жанна стала кричать по ночам, бредить во сне и выкрикивать невозможные для монахини вещи.
На Жанну была наложена епитимья и произведена по решению Миньона, её духовника, порка, но Жанна тише не стала. Постепенно инкубы стали овладевать и другими монахинями.
О новой эпидемии заговорили повсюду – даже в Париже при дворе. Французская королева – испанка с сильно развитым воображением и очень благочестивая – прислала в монастырь своего священника, а лорд Монтегю, заядлый папист, – своего верного чиновника, который всё видел, всему поверил и обо всём донёс папе римскому. Таким образом, чудо было признано. Все видели раны одной из монахинь и стигматы на руках настоятельницы – знаки, которыми отметил их дьявол.
Двор поверил, но сам Луден не верил нисколько. Эти дьяволы повторяли утром то, чему учили их накануне вечером. Они не сумели бы сказать ничего, если бы секретные увещеватели, старательно разучивая с ними дневной фарс по ночам, не учили их, как выступать и что говорить перед народом. Такова одна из версий. Во всяком случае, Жанна и одна из монахинь показали, что все насельницы одержимы двумя демонами – Асмодеем и Забулоном, которых наслал на обитель отец Грандье, перебросив через монастырскую стену букет роз.
Крупный чиновник – судья города, выйдя из себя, сам явился взглянуть на фарс и пригрозил, что выведет всех на чистую воду. Таково же было тайное мнение об этих «чудесах» и архиепископа Бордоского, к которому апеллировал Грандье. Им было послано специальное распоряжение относительно монахов-экзорцистов с целью положить конец произволу урсулинок, тем более что епископский хирург, осмотрев девушек, заявил, что не находит их ни одержимыми, ни сумасшедшими, ни больными. Кто же они в таком случае? Несомненно, обманщицы.
Настоятельница монастыря растерялась. Ничего не стоило установить, что её стигматы были нарисованы и подновлялись каждый день. Но она приходилась родственницей королевскому советнику Лобардемону, которому поручили вершить суд над Грандье. Тот ставит в известность кардинала Ришелье, своего хорошего знакомого, что обвиняемый – приятель одного из многочисленных агентов враждебной Ришелье королевы Марии Медичи, что он сделался секретарём своей прихожанки и от её имени пишет подлые памфлеты.
Ришелье, который не мог простить Грандье якобы написанной им в 1618 году клеветнической сатиры, а также памятуя о своей родственнице, сестре Клэр, которая находилась в монастыре, назначает Лобардемона главой комиссии и поручает ему арестовать смутьяна.
Грандье, по приказу Лобардемона, схватили и бросили в Анжерскую тюрьму. Его посадили в темницу в доме одного из его врагов, который приказал заделать камнем все окна, чтобы арестант там скорее задохнулся. Затем стали искать на теле обвиняемого «дьявольские знаки», втыкая в тело иголки и коля его копьём. Однако наблюдатели, такие как доктор Фурно, врач, готовящий Гранте к пыткам, и аптекарь из Пуатье, возражали против заключения инквизиции, в котором говорилось, что ведьмины отметки на теле несчастного найдены, так как сами таких знаков не видели, и утверждали, что их не видел никто. Грандье отвели в церковь, поставили лицом к лицу с девицами, которым Лобардемон вернул дар речи и которые при виде обидчика пришли в неистовство.
На обряды изгнания дьявола, которые проводят капуцин отец Транквилл, францисканец отец Лактанций и иезуит отец Жан Жозеф Сурен, собирается множество людей.
Девушек признают одержимыми, что, без сомнения, способствует увеличению аудитории. Сюда приходят слушать из уст женщин то, чего ни одна никогда не решалась произнести до тех пор.
Помимо обвинений, выдвинутых монахинями против Грандье, о виновности несчастного свидетельствует его любовница, которая живописует о супружеских изменах, кровосмесительных связях, святотатстве и других страшных грехах, не просто совершённых священником, а совершённых с «особым цинизмом», в самых святых местах храма.
Это становилось всё более смешным, как, впрочем, и отвратительным. Даже то немногое, что заставляли несчастных урсулинок зазубривать по-латыни, они коверкали вкривь и вкось. Публика находила, что дьяволы не могли бы выдержать экзамен за четыре класса приходской школы. Инквизиторы, ничуть не смущаясь, заявляли, что если дьяволы и не сильны в латыни, зато превосходно говорят по-ирокезски и на других столь же «известных» языках.
