В Ветхом завете упоминается обычай, не подтвержденный данными клинописных текстов: ''царь Вавилонский остановился на распутье, при начале двух дорог, для гаданья: трясет стрелы, вопрошает терафимов, рассматривает печень'' (Кн. Пророка Иезекииля XXI, 21).
По-видимому, также влиянием субстрата объясняется предпочтение, которое оказывалось в том же регионе (Малая Азия - Ассирия - Сирия - Палестина) птицам в качестве оракулов. ''Наблюдатель птиц'' как специалист по гаданию, многократно упоминается в ассирийских текстах. В Ассирии в этой роли наряду с местными специалистами выступали военнопленные египтяне. Однажды (в амарнский период) царь Кипра потребовал, чтобы ему доставили авгура узкой специализации - египетского предсказателя, который умел бы толковать поведение орлов [47] . Хеттские источники упоминают ''хранителя птиц'' среди специалистов-предсказателей; в еще более раннем тексте из Алалаха говорится о дерущихся птицах, за которыми наблюдают, чтобы предсказать будущее [48] . По-видимому, Запад был центром авгурии, т. е. предсказаний на основе поведения птиц, в то время как Месопотамия специализировалась на гадании по внутренностям ягненка. Правда, мы не знаем, наблюдали ли западные авгуры за птицами в неволе или на свободе, поскольку этот вид предсказания не регистрировался систематически в научных компендиях. В одном странном клинописном тексте, обнаруженном при раскопках в Султантепе (бывший Харран, поздний провинциальный центр учености в Верхней Месопотамии), мы находим упоминания о наблюдениях за полетом птиц (они имеются также и в текстах из Ашшура, а одно - в табличке из Ниневии) [49] . Предсказания по поведению птиц нередко встречаются в месопотамских клинописных текстах и перечисляются в табличках, в которых часто говорится о предсказаниях, полученных путем наблюдения за животными. Из текстов namburbi (см. ниже), описывающих апотропеические ритуалы, известно, что встреча с определенными видами птиц предвещала беду.
Обратимся к сборникам клинописных текстов, содержащих знамения. Прежде всего рассмотрим характер и стиль этих многочисленных текстов. Аккадцы старовавилонского периода верили, что все происходящее вокруг не только объясняется конкретными - пусть неизвестными - причинами, но имеет и определенную цель: сообщить наблюдателю намерения той сверхъестественной силы, которая вызвала к жизни эти события. Поэтому довольно рано все заслуживающее внимания стало записываться: сначала отдельные конкретные эпизоды; позднее однородные наблюдения группировались в небольшие сборники. Делалось это для того, чтобы закрепить виденное и пережитое для последующего использования, а может быть, и для будущих поколений. Так, делались записи о странном поведении животных, необычных небесных явлениях и т. д.; тем самым предсказание будущего как бы перемещалось из области фольклора в область научной деятельности. Позднейшая систематизация таких собраний уже может рассматриваться как научное достижение. Они составляют важную часть клинописной научной литературы и являются вполне самобытным продуктом аккадской мысли. Шумерских текстов со знамениями не найдено, но, как мы увидим, гадание по внутренностям жертвенных животных при выборе верховного жреца практиковалось шумерами или, точнее говоря, в Месопотамии в те времена, когда шумерский был языком всех письменных документов. Каждая запись в этих сборниках состоит из протасиса, где излагается происшествие, точно так же как в любом разделе юридического кодекса, и аподосиса, где содержится предсказание. Сам характер изложения происшествия определяет место и последовательность знамений для каждого сборника, причем тематические разделы разграничиваются особыми линиями. В четко написанных библиотечных текстах само расположение знаков в пределах протасиса служит основой для упорядочения бесконечных рядов сходных случаев. Прорицания в аподосисах излагаются с помощью фразеологии, обозначающей, с одной стороны, периоды процветания, всяческих благ и побед, а с другой - голода, бедствий, опустошения применительно к обществу или стране, либо периоды семейного благополучия и успехов в делах - и болезней, несчастий и смертей отдельных людей [50] . И по содержанию и по стилю аподосисы тесно связаны с литературными текстами поздних периодов, которые тоже описывают преимущества мира и процветания, ужасы войны, голода и восстаний и содержат сложно сформулированные благословения и проклятия, похожие на те, которые встречаются в некоторых месопотамских царских надписях и правовых документах. Чем древнее тексты знамений, тем более детальные и конкретные предсказания в них содержатся. Позднее мы наблюдаем большую стандартизацию; кроме того, для той или иной ситуации писцы цитируют несколько предсказаний, почерпнутых из имеющихся у них под рукой двух (или более) оригиналов, содержащих разночтения. Только в исключительных случаях можно обнаружить какую-то логическую связь между предзнаменованием и предсказанием, хотя часто наблюдаются парономастические ассоциации и расчеты, связанные с благоприятствованием человеку того или иного направления или числа. Во многих случаях заметны результаты работы каких-то подсознательных ассоциаций, вызванных специфическими побочными значениями тех или иных слов, придающими последним положительное или отрицательное звучание, которое влияет на общий смысл предсказания. С точки зрения истории литературы интересно отметить, что первоначальная практическая направленность таких собраний со временем стала уступать место попыткам теоретического осмысления, а порой и вовсе ими вытеснялась. Вместо того чтобы попытаться изложить общие принципы толкования знамений в отвлеченной форме, писцы стремились охватить все разнообразие возможных толкований, группируя отдельные случаи попарно (левое - правое, низ - верх и т. д.) или в виде длинных рядов [51] . Предсказание, содержащееся в аподосисе, каким бы специфическим и разработанным ни было его словесное оформление, считалось только предупреждением, что в точности соответствует латинскому значению слова omen. Если за предупреждением следовал нужный апотропеический ритуал (а некоторые сборники предзнаменований предусмотрительно давали их рецепты вслед за перечислением знамений), то все дурные последствия полученного знамения можно было считать устраненными.
Если предсказатель - бару наливал масло в чашу с водой, держа ее на коленях, то это делалось для того, чтобы угадать волю божества в отношении страны или частного лица. Перемещение масляной пленки относительно поверхности воды или кромки чаши могло предсказать царю мир, процветание или войну, восстание; частному лицу это могло предвещать прибавление семейства, успех в делах, восстановление здоровья и удачную невесту, если он собирался жениться, или наоборот. Мы знаем три старовавилонские таблички со знамениями, относящимися к этому способу предсказания, который, очевидно, в более поздний период вышел из употребления. Эти первые таблички позже не копировались; имеется лишь несколько похожих отрывков на табличке из Ашшура [52] . Меньше известно о способе предсказания, толкующем движение и форму струйки дыма из курильницы, которую предсказатель держал на коленях. Здесь имеется только один ранний ниппурский текст и более пространный текст на табличке старовавилонского периода [53] .
Рассмотрим теперь те ''методы общения'', которые были придуманы для того, чтобы божество могло ''по требованию'' передавать сообщения. Чтобы получить от божества ответ, следовало убить жертвенное животное. Бару, уже известный нам гадатель по маслу и дыму, сначала обращался к богам-оракулам Шамашу и Ададу с молитвами и благословениями и просил ''написать'' то, что они желали сообщить, на внутренностях жертвенного животного [54] . Затем он исследовал в традиционной последовательности дыхательные пути, легкие, печень, желчный пузырь, кольца кишок животного, искал отклонения от нормального состояния. Всякого рода атрофия, гипертрофия, смещение, особые признаки и другие аномалии органов считались основой для предсказания. Сложная и детально разработанная техническая терминология давала возможность составить исчерпывающее описание всех наблюдавшихся явлений, со строго научным перечислением как нормальных, так и патологических особенностей. К сожалению, далеко не всегда удается понять используемую терминологию.
Обратимся к генезису месопотамского гадания по внутренностям, что поможет понять сложное происхождение этого способа предсказания. Здесь различаются два направления: одно использует печень (возможно, вместе с желчным пузырем), другое рассматривает почти все внутренности. Иными словами, это гепатоскопия и экстиспиция. Есть основания полагать, что первая была принадлежностью более древней культуры, в то время как вторая представляет местную, месопотамскую разновидность. Предлагаемое здесь разделение - более древняя гепатоскопия и вторичная, более поздняя экстиспиция, - по-видимому, подтверждается следующими соображениями: в позднейшей литературе есть упоминания о конкретных исторических событиях, имевших место в древности и предугаданных жрецами, которые наблюдали за внутренностями жертвенных животных. Замеченные ими необычные явления всегда касались печени - такие замечания даже специально назывались ''знамениями печени''. Будущих жрецов-предсказателей в то время почти всегда обучали именно на печени, о чем свидетельствуют дошедшие до нас многочисленные глиняные модели печени. Они обнаружены в самом Вавилоне, но еще больше их найдено в Мари [55] и Малой Азии (Богазкёй); недавно несколько слепков нашли в Хацоре (Израиль) [56] . Переписка по политическим вопросам, найденная в Мари, дает дополнительные доказательства значения гепатоскопии [57] . Характер распространения этого способа в сочетании с общим для всей Азии интересом к осмотру убитых животных, равно как и вера семитов в значение печени как вместилища эмоций, также указывает на то, что в Месопотамии гепатоскопия была древнее экстиспиции и уже стала принадлежностью фольклора. Шумерский обычай выбирать жреца ( en ) городского божества с помощью гадания на внутренностях жертвенного животного (см. примеч. к гл. VI) говорит о том, что ранняя гепатоскопия находилась на бинарном уровне, т. е. обеспечивала только ответ ''да - нет'' [58] . Об этом же говорит и любопытный поздний текст, в котором ученый халдейский царь Набонид рассказывает с большими подробностями, как его дочь была избрана богом Луны в качестве верховной жрицы этого культа. Набонид явно подражает древним, повествуя о постепенном сужении круга возможных кандидаток по мере того, как с помощью экстиспиции на разных этапах получаются ответы ''да - нет'', и мы вполне можем предположить, что в шумерский период жрец еп выбирался точно так же.
