Герцог только что достал платок и теребил его в пальцах, не отвечая.
- Рассказывают еще, - продолжал капитан Якобус, что позже, по настоянию матери, молодой король в знак примирения щедро осыпал вас льстивыми ласками. Но это оскорбление - вы сохранили его на щеке, глухой звук этой пощечины ещё звучит у вас глубоко в сердце, след её не стерся. Да и сейчас, когда я говорю вам об этом, краска стыда и гнева вспыхнула на вашем лице!
- Ах, эта пощечина! - тихо проговорил герцог.
Но, сделав вдруг над собой невероятное усилие, он сказал переменившимся голосом:
- Я был тогда почти ребенком, и король тоже.
- Да, ребенком, который носил шпагу! Но тот был наследником короля - и потому вы её не обнажили!
- Ах, замолчи! Чего ты хочешь? Чего ты добиваешься, говоря мне все это?
- А позже (вы увидите, сударь, что я прекрасно знаю все), когда вы достигли возраста взрослого человека, разве вы не решили придать более ослепительный блеск вашему роду, из которого произошли, женившись на принцессе Бранденбургского Дома?
- Кто сказал тебе это?
- А как вы думаете, что остается делать капитану, странствующему по миру в поисках приключений, если не разгадывать тайны вельмож, которые его используют? Я расспрашиваю, слушаю и узнаю. Ну так вот, искренне или нет, но вы были влюблены в принцессу Элеонору, дочь курфюрста Гийома; но вот появились послы шведского короля, и от его имени попросили руку этой принцессы, а вы, герцог Левенбург, вернулись в свои замки с разбитым сердцем и с пустыми руками! И ваше высочество увидело рядом с ней того же человека, который вам дал пощечину, монсеньор. Верно?
- Ах, дьявол, ты знаешь все! - проговорил герцог.
- О нет, это ещё не все! Однажды страсть к путешествиям свела вас с молодой красивой женщиной. Нет, вы не помышляли надевать на неё корону герцогини. Она вовсе незнатного происхождения, но вы любили её, и ваше сердце билось сильней, когда вы слышали её легкие шаги. Сколько усилий было потрачено вами, сколько пролито слез, чтобы смягчить это немилосердное сердце! С каким упорством вы искали пути к нему! Но появился один человек, и то, чего ваши вздохи, ваши восторги не смогли удостоиться, он получил в один день. С тех пор Маргарита Каблио принадлежала графу де Вазаборгу.
Герцог больше не теребил пальцами платок, скомканный в его руках, - он прикусил его.
- Граф де Вазаборг? Ах Боже мой, и я поверил однажды, что это было настоящее имя обольстителя, - продолжал капитан. - И я тоже не знал, что король, как студент университета, искал приключений, заворачиваясь в темный плащ, и пробирался под покровом ночи в сад, где объяснялся в любви у ног юной девушки, когда вы считали, что он у себя во дворце занят государственными делами! Но вы-то, ведь вы уже знали об этом?
- О, да! - прошептал герцог.
- И вы знаете также, что однажды, вконец измученный этой страстью, вы лично пришли к человеку, который говорит вам сейчас об этом, с кошельком золотых, чтобы похитить Маргариту. Это была, возможно, любовь, которая вдохновляла вас, но, может быть, также это была и ненависть. Ах, печать её я видел на вашем лице, когда вы пришли ко мне, тогда, в ночь этой неудачной попытки похищения из белого домика; и, пока я заворачивал ваши золотые в свой пояс, вы крикнули мне: "Уходи! Исчезни! Этот человек сильнее всех!". Так вот: вы меньше думали о Маргарите, чем о том, что проиграли Густаву-Адольфу, который вас победил. Какая жестокая улыбка на ваших губах! Как исказились черты вашего лица! Послушайте, я уверен, что никогда король не видел вас таким. Без сомнения, он узнал бы вас лучше!
Лоб герцога Франсуа-Альберта покрылся потом, он тяжело дышал. Бросив вдруг на пол разорванный в клочья платок, герцог крикнул:
- Скажи, наконец, зачем ты говоришь мне все это? Какое тебе до этого дело?
- Затем, что и я, я тоже ненавижу Густава-Адольфа. Моя ненависть сродни вашей, и затем, что его смерть, которой вы желаете, нужна и мне!
Минуту собеседники лицом к лицу смотрели друг на друга.
Герцог взял капитана за руку.
- Так ты его ненавидишь! Ну, говори же, говори! И если ты предлагаешь месть, каково бы ни было вознаграждение, на которое ты претендуешь, оно твое!
- Месть прихрамывает, сударь, дайте ей время дойти. И вы выберите время, и я буду, когда надо, рядом с вами, в вашей тени, а когда вы скомандуете мне: "Удар!" - я ударю. Вам нужен сообщник, человек, которому можно сказать все и который готов на все, который всегда начеку и который всегда молчит, который ничего не забывает и никогда не прощает? Таким человеком, готовым отдать свое тело и душу на службу темному делу и неистовствующим возле жертвы, подобно тому, как стервенеет волк, идя по следу, являюсь я. Посмотрите на меня!
В тот момент капитан Якобус стоял с непокрытой головой, сверкающими глазам, мертвенно-бледный, губы его дрожали от ненависти, он был страшен.
- Да-да! - сказал герцог. - Ты как раз тот, кого я ждал!
- Так за дело же! - воскликнул капитан. - Вы - человек королевской свиты, двери всех дворцов открыты для вас, и вы не хотите запятнать кровью ваш семейный герб... Вы будете мыслью, я буду инструментом. А я что? Разве есть у меня будущее? Мне все равно, будет ли мое имя проклято в будущих поколениях, если Густав-Адольф падет от моей руки... Он меня оскорбил как человека, он надругался надо мной, как над солдатом, он лишил меня всего обесчестил, опозорил, изгнал!.. Моя месть - вот мой закон. И если потребуется выполнить опасное и грязное дело, связанное с преступлением, только позовите - и я здесь, вот он я!
- Ладно! Я согласен, - ответил герцог. - А теперь бери свое оружие и следуй за мной.
Капитан вложил шпагу в ножны, надел шляпу и, завернувшись в просторный плащ, который скрывал его лицо, вышел из шведского лагеря и вскоре добрался до берегов Одера.
- Ах-да, понимаю, - говорил между тем по дороге капитан. - Ваша милость собирается побывать в лагере Торквато Конти.
- Неужели ты думаешь, что я хочу там остаться? Я там наездом, ответил герцог.
Во время ночной скачки, герцог дал волю своей ненависти:
- Смерть королю! Конечно, я желаю ему смерти, как и ты... Однажды я увижу его умирающим у моих ног! Но то, чего я хочу прежде всего, то, что мне нужно, то, что у меня будет, если Бог даст мне дожить до этого часа, так это его падение и унижение! Так и будет! Он оказывает мне свое доверие, этот король, который меня оскорбил, и я не пожалею ничего ради того, чтобы эта армия, которую он собрал, была разгромлена, чтобы он сам, как побитый пес, драпал через всю Германию, куда явился как завоеватель! Я узнаю его планы, я выслежу все его действия и выдам врагу их тайну... Ты подсобишь мне в этом темном деле. И если, несмотря на мои усилия его погубить, судьба будет благоприятствовать ему в сражениях, будь спокоен, я не замедлю скомандовать тебе: "Удар!" и, может быть, ударю первым!
- Может быть, - сказал Якобус.
Оба они уже увидели ближайшие огни бивака императорской армии, когда всадник, проносившийся мимо них по дороге, остановился и заговорил с ними.
Герцог де Левенберг узнал графа де Паппенхейма, которому не составило труда узнать в свою очередь капитана Якобуса.
Все трое замедлили ход своих лошадей.
- Какие новости везете, господа? - спросил г-н де Паппенхейм голосом, в котором за вежливостью чувствовалась плохо скрываемая ирония.
- Король завтра снимает свой лагерь, - ответил герцог. - Он хочет предложить сражение Торквато Конти.
- Опираясь на Штеттин, король становится слишком сильным, Торквато Конти не согласится на сражение, - ответил великий маршал.
- Гарнизоны по течению Одера сданы, король пойдет на Барнденбург: он уже сговорился с курфюрстом, своим тестем.
- Мы будем ждать, когда он станет хозяином курфюршества, как в Померании; уже через неделю я увижусь с графом де Тилли.
- Поторопитесь! Король несется как ветер!
- Что ж! Мы обернемся молнией! - ответил граф де Паппенхейм.
Они расстались возле императорского лагеря: один пошел к Торквато Конти, другой продолжал путь.
33.
Неожиданная встреча
Вернемся к тому, что м-ль де Парделан и м-ль де Суви-ни, приставленные к особе Ее величества королевы Элеоноры королем Густавом-Адольфом, направлялись к Берлинскому Двору, в то время как шведская армия высаживалась на берега Померании.
Г-н де Парделан, несмотря на свою усталость, не смог удержаться от желания участвовать в походе и доверил обеих девушек своему старому оруженосцу, поседевшему на службе в его доме.
Дюжина вооруженных слуг сопровождала двух кузин.
По распоряжению Густава-Адольфа, вдохновившему всех его придворных, две молодые девушки должны были думать больше о праздниках, которые ждали их в Берлине, чем о сражениях, в которые предстояло вступить армии. Им почти не приходило в олову, что победителю польского короля может быть оказано сопротивление. Пока ведь в Германии его встретили не как завоевателя, а как освободителя. Курфюрст Саксонии Ян-Георг, курфюрст Гессена, курфюрст палатинский герцог де Мекленбург и многие другие принцы-протестанты, растоптанные Австрийским Домом, пошли за ним. И вместе с этими принцами - сотня крупных городов и народов, которые ждали лишь случая, чтобы освободиться от императорского ига. Это был не поход, а скорее триумфальное шествие, которым командовал шведский король.
