Во второй половине пятидесятых годов византийские войска высадились в Италии. Их основным соперником был норманнский король Сицилии Вильгельм. Это было знаменательное предприятие: наконец-то Восточная Римская империя приняла реальные меры для восстановления былого могущества римских императоров.
Лишь несколько южноитальянских городов признали власть Византии. Дальнейшие завоевания застопорились. Союзники — германцы и венецианцы — на помощь не пришли, а норманны стали брать верх над византийским экспедиционным корпусом. Тогда Мануил поменял союзников: он предложил мир сицилийцам, которые опасались наступления германского императора. Византийские посольства посещали крупнейшие итальянские города, которые сопротивлялись начавшемуся наступлению Фридриха Барбароссы, и добились некоторых успехов. Например, Мануила признал Милан.
И все же война в Италии была бесперспективной. Стремление итальянских городов наладить отношения с Византией и даже готовность формально признать ее главенство проистекали не от любви к императору Мануилу, а от безвыходности: германцы Фридриха Барбароссы вели наступление на независимость итальянских коммун. Но как только Барбаросса был остановлен, итальянские города потеряли интерес к союзу с Византией.
Имперские устремления Мануила были пустыми. Реальная расстановка сил была такова, что Византия не могла стать важным фактором в европейской политике. Бесконечные войны, которые вел Мануил, разоряли в первую очередь саму Византию. Расходы на имперские увлечения Мануила были бременем, которое не могла компенсировать военная добыча.
Пока Мануил был силен, его враги в самой Византии затаились.
Правда, за одним исключением.
Андроник Комнип, двоюродный брат Мануила, фантастическая личность даже по масштабам этого фантастического времени, так и не смог стать верным подданным императора.
Андроник был очень высок — тираны бывают либо маленького роста, либо гиганты, тираны среднего роста в истории почти не отмечены. До конца своих дней он оставался строен, силен и красив. Отлично знавший Андроника историк Никита Хониат рассказывает, что тот был искусен во всех забавах и рыцарских потехах, неотразим для женщин, соблюдал умеренность в еде и питье, чтобы поддерживать физическую форму. Война была его любимым занятием. Он всегда мчался в середину схватки и всю жизнь оставался сначала рыцарем, а затем уж государственным деятелем. Он был Ричардом Львиное Сердце, пересаженным на зыбкую византийскую почву, которая открывала куда больше возможностей, чем суровая английская действительность, для подвигов и аптиподвигов. Это был чернобородый византийский лев, созданный эпохой и страной и безнадежно испорченный властью и изменами. У Андроника было еще одно важное в Византии качество — он был талантливым актером, который мог играть роль светского льва, демократа, пекущегося о народе, и благородного воина, проливающего слезы над гробницей врага. Неизвестно, когда он был искренен. Может быть, никогда. Но умел находить друзей и союзников, потому что никто лучше его не умел одурачивать людей.
Андроник был очень начитан, знал несколько языков, был автором ряда философских сочинений и остроумных эпиграмм, не верил ни в бога ни в черта и стремился лишь к власти и наслаждениям.
Андроник и его брат Иоанн были сыновьями Исаака Комнина, младшего брата покойного императора Иоанна. Исаак Комнин, хотя и хранил верность старшему брату, доверием его не пользовался, и вся жизнь его прошла в странствиях, а порой и в бегстве от брата. Сыновья сопровождали отца. Еще мальчиком Андроник повидал немало стран, научился разбираться в интригах, бояться собственных родственников и никому не верить. Исаак умер в изгнании. Старший его сын, Иоанн, отказался вернуться в Константинополь, остался у конийского султана и даже перешел в мусульманство. Младший, Андроник, был взят в императорский дворец, где его воспитывали вместе с наследником престола Мануилом. Двоюродные братья были ровесниками, оба родились в 1120 году. Они вместе росли и воспитывались. Братья дружили — оба стремились к приключениям и могли удовлетворять самые невероятные капризы. Очевидно, этой дружбой можно объяснить несвойственную для византийских правов снисходительность Мануила к кузену в последующие годы.
Андроник быстро позабыл о детской дружбе. Соперничество с двоюродным братом, вражда с родственниками, не раз страдавшими от острого языка Андроника, любовные истории, в которых влюбчивый принц никогда не думал о последствиях, рыцарские эскапады — все это увеличивало и популярность Андроника, и ненависть к нему. Особенно обострились отношения с двором, когда у Апдроника завязался роман с его двоюродной сестрой Евдокией. Ее родные возмутились, в чем была доля ханжества. Родная сестра Евдокии Феодора была официальной любовницей императора, и это возмущения не вызывало. Но разница в положении привела к тому, что все обвинения и упреки, которым должен был бы подвергнуться император, обрушились на Андроника. Это злило тридцатилетнего светского льва, который открыто заявил: «Подданные должны следовать примеру своего государя, и естественно, что товары, изготовленные в одной мастерской, должны нравиться нам с ним одинаково».
Осторожный Мануил решил отправить кузена в почетную ссылку. В 1152 году Андроник был послан в Киликию, чтобы возглавить войска, воевавшие с сельджуками. Византийцам приходилось там расхлебывать последствия Второго крестового похода, который, вместо того чтобы укрепить власть христианства на Ближнем Востоке, показал сельджукам, что европейских рыцарей можно побеждать.
Андроник кампанию провалил. Он выиграл несколько сражений, отважно гарцуя впереди войска и размахивая мечом, но в конце концов вынужден был отступить и очистить важные малоазиатские области. К тому же Мануилу донесли, что Андроник завязал подозрительные отношения с конийским султаном и королем Иерусалима.
Мануил, который далеко не полностью доверял кузену, отозвал его, прежде чем тот успел сколотить антивизантийскую коалицию, и направил в другой конец империи, на границу с Венгрией. Там, вместо того чтобы блюсти интересы Византии, Андроник вступил в сношения с венгерским королем, выясняя, поможет ли тот ему захватить трон в Константинополе. Однако и тут шпионы Мануила не сплоховали. Тайная переписка Андроника была перехвачена и доставлена Мануилу. И на этот раз Мануил ограничился семейным выговором. Император чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы позволить определенный либерализм. Но он призвал кузена к себе в Македонию, где находился с войском, и окружил шпионами.
В военном лагере собрался весь византийский двор. Разумеется, и прекрасные сестры — Феодора и Евдокия. Встреча с Евдокией была сердечной, и любовные отношения возобновились. Гневу родственников не было предела — брат и деверь Евдокии решили убить наглого любовника.
Андроник находился у любовницы, когда вооруженные слуги родственников окружили ее шатер. Евдокия, хотя, как говорит летописец, «ее внимание было занято совсем другим», услышала подозрительный шум. Понимая, что Андронику но устоять против убийц, Евдокия предложила ему переодеться в женское платье. Но такой выход был неприемлем для знаменитого рыцаря. Когда об этом узнают, он станет посмешищем.
Андроник отстранил Евдокию, распорол мечом боковую стенку шатра и кинулся на убийц сзади. Он зарубил одного из них и побежал к своему шатру.
Мануил сделал виновным внушение. Поэтому следующий ход родственников был тоньше. Они сообщили императору, что Андроник готовит на него покушение. Была ли в том доля истины, неизвестно, но Андроник был немедленно арестован, закован в кандалы и отвезен в Константинополь.
Андроник провел в тюремной башне, в условиях, которые убили бы менее выносливого узника, девять лет, до 1164 года. Он вошел в нее тридцатипятилетним бравым рыцарем, вышел пожилым, поседевшим, озлобленным и много передумавшим человеком. И если раньше Мануил имел в его лице ненадежного подданного, то теперь получил непримиримого врага.
Ни на секунду Андроник не смирился с заточением. Первый его знаменитый побег, которому позавидовал бы граф Монте-Кристо, был построен на том, что Андроник сумел раздвинуть доски пола. Камера его была на втором этаже башни, и он увидел, что внизу — пустой каземат, перерезанный сточной канавой, заваленной мусором. Из разорванной на полосы одежды он сплел веревку, затем ночью привязал ее так, чтобы можно было ее снять снизу. Повиснув на веревке, он сдвинул доски обратно и спустился в сточную канаву. Там он улегся, забросав себя мусором и грязью. Наутро стражники обнаружили, что заключенного в камере нет.
Эта таинственная история наделала немало шума: дело явно но обошлось без нечистой силы. Приказано было обыскать все корабли в порту и подозрителытые дома. Разумеется, схватили жену Андроника, полагая, что она причастна к бегству, и посадили ее в освободившуюся камеру мужа.
