Между тем старший сын государя, Алексей Алексеевич, умер. Царь провозгласил наследником второго, Федора – болезненного инвалида. Хотя Алексей Михайлович был еще полон сил, ему исполнилось 47 лет. При дворе были уверены, что он переживет Федора, а там подрастет Петр – ребенок от второй жены, Натальи Нарышкиной. Но в 1676 г. царь сильно простудился на водосвятии. Болезнь усугубилась неправильным лечением – у государя начали пускать кровь, причем в лошадиных дозах. Он ослабел, и развилось воспаление легких. Могло ли быть так, что Алексея Михайловича уморили преднамеренно? Или просто проявилась медицинская безграмотность? Для той эпохи она была обычной. На Западе врачей называли «подручными смерти». А кровопускания и очищения кишечника европейская медицина считала общепризнанными средствами от всех болезней.
Как бы то ни было, государю становилось все хуже. Он благословил на царство Федора, но позаботился и о четырехлетнем Петре. Назначил опекунами его деда Кирилла Нарышкина, окольничих Прозоровского, Головина и Головкина. 29 января 1676 г. Алексей Михайлович отошел в мир иной. На троне оказался 16-летний Федор. У него опухали ноги, при ходьбе ему приходилось опираться на палку, он одевался с посторонней помощью, а во время приступов его носили на руках. Помогали ему двое сверстников, Иван Языков и Алексей Лихачев. Они росли вместе с Федором, постоянно были рядом – и стали ближайшими друзьями. Но теперь двое мальчишек очутились в роли советников царя! Третьим близким человеком стала сестра Софья. Энергичная, умная, властолюбивая. Их воспитывали вместе с Федором, они вместе сидели на уроках у Полоцкого.
К власти дорвались и родственники первой жены Алексея Михайловича, матери царя – Милославские. Родственников второй жены они ненавидели. Отца и братьев царицы Натальи отправили в ссылку. Главу правительства Матвеева оклеветали в колдовстве, отобрали все владения и сослали в Пустозерск. Конфискованные имения и руководящие посты расхватали победители. Одним из тех, кто возвысился при новой власти, стал Василий Голицын. Он служил при дворе уже 17 лет, но оставался в невысоких чинах, за ним не отмечали ни заслуг, ни талантов. Но был клевретом Милославских! А кроме того, в частном порядке обучался у Полоцкого. Голицын был ярым западником, а галантные европейские манеры, которые он усвоил, очень понравились Софье. Из стольников его одним махом пожаловали в бояре, передали под его руководство два приказа.
Но теперь пролезали наверх именно такие! Семена, посеянные Полоцким, бурно прорастали. Польскими влияниями оказались заражены сам царь, его сестра, их окружение. Они взялись переделывать всю Россию! Федор Алексеевич издал указ, рекомендовавший брить бороды. Для государственных служащих вводилось польское платье. В «старорусской» одежде вход в Кремль был вообще запрещен. В высшем свете распространялось польское вольнодумство, сомнительные учения, европейское изобразительное искусство, вечеринки с танцами. Это встревожило патриарха Иоакима, он предупреждал царя об опасности необдуманных преобразований. Но Полоцкий великолепно владел западным искусством богословских споров, опровергал перед Федором доводы Иоакима. А государю его близкие внушали, что патриарх попросту отстал от жизни и ничего не смыслит. В результате царь велел Иоакиму не вмешиваться в светские дела. Мало того, увеличил подати с церкви.
Реформаторы принялись рушить саму систему земской державы, созданную Иваном Грозным. Переделывали ее в аристократическую, как в Польше. Дворяне стали называть себя «шляхетством», а для черни переняли польское выражение «подлый люд». Налоги взвинтили. Вместо посошной системы (по количеству обрабатываемой земли) ввели подворную – с любого двора, богатого и бедного, стали брать одинаково. Земские самоуправления в городах лишили полномочий, передали их власть воеводам. А на воеводства и прочие выгодные места назначались любимцы царя и царевны, их друзья. Они ринулись правдами и неправдами удовлетворять собственные аппетиты. Прежде любой обиженный мог пожаловаться самому царю. Но немощный Федор почти не покидал дворец, а контакты с ним приближенные замкнули на себя.
В 1677 г. появился и прятавшийся Сильвестр Медведев. Полоцкий ввел его ко двору и наметил ему весьма ответственную задачу. Предложил назначить Сильвестра наставником царевича Петра, прихватить и его под католическое влияние. Но патриарх воспротивился. Он уже заподозрил, что обработка государственной верхушки осуществляется не случайным образом. Без патриаршего благословения оказалась мать Петра. Ну что ж, тогда для Сильвестра нашли другую должность – главного «справщика», то бишь редактора для издания богослужебных книг. Он вошел в круг друзей Софьи.
А царевна была дальновидной. Она понимала – брат не вечен. Да и Милославских с их мелочными амбициями только использовала. Софья постепенно утверждала свою самостоятельную роль в государстве, даже стала появляться на заседаниях Боярской думы. Вокруг себя она сформировала подобие западного королевского двора. Полоцкий выступал ее советником. Голицын стал не только помощником, но и фаворитом царевны. А молодой и учтивый Медведев вел себя как католический прелат – редко вспоминал о христианских устоях, зато оказался знатоком оккультных дисциплин, составлял для Софьи и царя гороскопы.
Между тем истекал срок Андрусовского перемирия с Польшей, надо было его продлять. И тут-то советники подсказали царю – имеется бесценный специалист, заключавший это перемирие! Ордин-Нащокин! Причем выяснилось, что бывший канцлер до сих пор не терял надежды вернуться в большую политику, сохранял в монастыре большой архив. По приказу Федора Алексеевича его быстренько переодели из монашеского платья в боярское, привезли в Москву. Он расцвел, загордился. Возомнил, что его мудрую линию наконец-то оценили. Выплеснул старые идеи, что с Польшей надо заключать тесный союз. Для этого необходимо вернуть ей Киев, а судьбу остальной Украины перерешить заново, на конференции России, Польши, Турции и Крыма. Но Федор Алексеевич, невзирая на увлечение польскими модами, оставался искренним поборником интересов Отечества! Услышав подобные предложения, он возмутился. Решил, что канцлер на старости лет повредился умом, и Ордина-Нащокина увезли обратно в монастырь.
Однако тайных друзей Польши и Ватикана в Кремле хватало без него. Перемирие продлили на очень своеобразных условиях. Речь Посполитая раньше уже признавала Киев владением царя. Да если бы и не признавала, что она могла предпринять? Разгромленная, разоренная. Тем не менее с ней достигли соглашения, что она подпишет перемирие, очередной раз «уступит» Киев, а ей в качестве компенсации отвалили 200 тыс. руб., да еще и отдали Невель, Себеж и Велиж с уездами. Три города с православным населением, которое уже четверть века жило в составе России! Федора Алексеевича сумели убедить, что это не преступление, не измена, а «успех» его дипломатов!
Реформаторы чувствовали себя настолько уверенно, что Полоцкий и Медведев возглавили партию «латинствующих» среди духовенства, отстаивали католические взгляды по некоторым богословским вопросам. Добились от царя разрешения открыть новую типографию, не подконтрольную патриархии. Увлекли Федора Алексеевича проектами создания Славяно-греко-латинской академии. Предполагалось, что это будет первый российский университет по западному образцу, а возглавит его Полоцкий. Нетрудно представить, каким рассадником чужеземных влияний могло стать такое заведение, но в 1680 г. Полоцкий умер. Медведев без него не обладал достаточным весом, и патриарх затормозил эти проекты.
Начали проявляться и угрожающие последствия преобразований. Западнические реформы вызвали массовый уход людей в раскольничьи скиты. А временщики и их присные обнаглели, разоряли народ, разворовывали деньги. Разваливалась армия. Жалованье не доходило даже до столичной гвардии, стрелецких полков. Начальники, имевшие «лапу» в правительстве, не стеснялись прибирать деньги в свой карман, заставляли подчиненных работать в личных хозяйствах. Стрельцы подали жалобу царю, и Федор поручил разобраться Языкову. Однако в деле были замешаны приятели Языкова, и он объявил челобитную клеветой. Досталось тем, кто ее подал, – их били кнутом и отправили в ссылку.
Но и любимцы государя беспокоились: если он умрет, их положение станет незавидным. В 1680 г. Федор женился на Агафье Грушецкой, у них родился сына. Но младенец сразу умер, и царица не оправилась от родов, тоже скончалась. Языков с Лихачевым запаниковали. Им позарез требовалось, чтобы Федор все-таки произвел сына, тогда они смогут зацепиться за ребенка в качестве опекунов. Сосватали государю 14-летнюю родственницу Языкова, Марфушу Апраксину. Всего через полгода после кончины Агафьи сыграли свадьбу. Но выяснилось, что крестным отцом Марфуши был опальный боярин Матвеев. Юная царица замолвила словечко, развеяла клевету. Федор Алексеевич признал Матвеева невиновным, повелел вернуть из ссылки, возвратить ему состояние.
