В 1917 году Твардовскому было семь лет. Его отрочество и юность прошли в совершенно советское время, в глухой деревне. Он мечтал о городе, книгах, учебе. Деревню он слишком хорошо знал, поэтому позже никогда ее не идеализировал, за что и Есенина не любил. В русской деревне было слишком много темного, что высвечивал разве что Горький. Лет в одиннадцать Твардовский из рук матери перешел под тяжелую руку отца, с которым у него довольно быстро возник конфликт. Чувствуя в себе талант, Твардовский хотел вырваться из деревни в город и стать писателем. Давление таланта в человеке – это очень большая сила.
Он уехал в город, начал писать и уже когда жил в Смоленске, узнал, что отца раскулачили и выслали. Твардовский добился приема у секретаря обкома, но тот ему сказал: «Да, бывают моменты в жизни, когда или папу с мамой выбираешь, или выбираешь другое». И он выбрал Советскую власть, потому что в те годы истово верил, что советская власть деревню обновляет. Отца он кулаком не считал, но был уверен, что его высылка – это перегиб, который будет исправлен. Он очень хотел стать известным, чтобы помочь семье. И наконец издал «Страну Муравию», которая сделала его популярным. Там были строфы, которые не попали ни в первое издание, ни во второе, ни в третье, но которые он все время пытался вставить: «А кто сам не шел из хаты, кто кидался в обмороки, милицейские ребяты выводили под руки». Поэтому, конечно, мнение о том, что в то время Твардовский считал коллективизацию великим и бесспорным благом, достаточно спорно.
«Страну Муравию» он опубликовал в апреле 1936 года, после чего сразу помчался в ссылку за родителями и всю семью вывез в Смоленск. А до этого он ничего сделать не мог, его без конца называли «кулацким подголоском».
Во время войны Твардовский писал «Василия Теркина». Но в 1949 году они с Сурковым, автором знаменитой «Землянки», написали стихотворение для юбилея Сталина. По слухам, именно за это стихотворение тот и сделал Твардовского главным редактором «Нового мира». Но Сталину нравился и «Василий Теркин», несмотря на то, что там ни разу не упоминается сам Иосиф Виссарионович. Это настолько потрясающий факт, что и поверить трудно. В поэме, с лета 1942 года в течение всей войны публиковавшейся в «Красноармейской Правде», газете, которая была еще на несколько шагов более советская, чем сама «Правда», ни разу не упоминается имя Сталина. В самой газете это имя склонялось от первой строки до последней. А у Твардовского в поэме даже взвод трижды поднимают в атаку со словами «Взвод! За Родину, вперед!», не добавляя «за Сталина».
Второй раз Твардовский был назначен главным редактором «Нового мира» в 1958 году, как и первый раз сменив на этом посту попавшего в опалу Симонова.
«Новый мир» при Твардовском был, безусловно, изданием демократическим, насколько это было возможно в то время, и даже антисталинским. Но в то же время очень консервативным с точки зрения поэзии. Прозу же печатали самую разнообразную и очень оригинальную в том числе. Единственное, чего Твардовский не признавал в прозе, так это бессмысленной игры словами. А вот к поэзии он был пристрастен, как часто бывает у поэтов. Какие-то поэты для него вовсе не существовали, например Вознесенский.
Но в том, что касается передовой прозы, именно «Новый мир» дал старт «шестидесятничеству» в литературе. И не только Солженицыну. Там печатались Яшин, Некрасов, Семин, Фазиль Искандер. Твардовский напечатал и Гроссмана, еще будучи главным редактором с 1950 по 1954 годы, хотя потом вынужден был в этом каяться.
Главными антисталинскими произведениями самого Твардовского были поэмы «За далью – даль» и «Теркин на том свете», которого он задумал еще в 1945 году.
В «Новом мире» было напечатано и самое громкое произведение времен «оттепели» – «Один день Ивана Денисовича». Сначала его прочитали заведующая критическим отделом «Нового мира» Калерия Озерова и заведующая отделом прозы Ася Берзер. Они передали рукопись Твардовскому через голову редколлегии, поскольку знали, что та ее ни за что не пропустила бы: после XX съезда уже не раз осекали тех, кто слишком буквально воспринял доклад и поверил в свободу. Были и постановления ЦК, как надо правильно понимать сам культ личности и борьбу с культом личности.
Но Твардовский поставил цель – напечатать произведение Солженицына у себя в журнале. Он написал письмо Лебедеву, помощнику Хрущева, который устроил так, чтобы первый секретарь прочел «Один день Ивана Денисовича».
Хрущева книга впечатлила и силой содержания, и яркостью языка. И ее публикация в журнале «Новый мир» произвела на советское общество, может быть, еще большее впечатление, чем доклад Хрущева. Потому что хоть развенчание культа личности и началось с него, но обычным людям перемены были не всегда заметны. Что к чему, понятно и доходчиво им объясняла именно литература.
Потом Хрущев только и делал, что отступал. Про него лучше всех сказал Черчилль: «Он хотел перескочить пропасть в два прыжка». Хрущев в какой-то степени был последним утопистом России. Никита Сергеевич действительно верил, что к концу 70-х годов Советский Союз перегонит Соединенные Штаты по потреблению, а к 1980 году в браке и в семье полностью исчезнут всякие материальные расчеты и он будет строиться только на любви и дружбе. Утопия – очень страшная вещь, как известно. Утопия 20-х годов вымостила дорогу в ГУЛАГ. А Хрущев продолжал верить, что коммунизм будет построен, и поговорка про благие намерения – точно о нем.
Нельзя сказать, чтобы вся литературная общественность поддержала «Новый мир» и политику Твардовского. Сталинисты объединились вокруг журнала «Октябрь» и начали борьбу против того, что они называли предательством. Именно с «Октября» пошло множество мифов о Сталине и лжецитат известных деятелей о нем. Сталинисты были очень убедительны, они на себе готовы были рубаху рвать, защищая Сталина. Был такой критик Дмитрий Стариков, он просто чувствовал себя на переднем крае, считая, что вокруг только предатели, а он один борется за правду.
В итоге в начале 1970 года после долгой травли Твардовский Александр Трифонович ушел в отставку с поста главного редактора, а редакция журнала «Новый мир» была разогнана[48].
В июне 1957 года произошло заседание Президиума ЦК КПСС, на котором ветераны-партийцы попытались сместить Никиту Сергеевича Хрущева с поста первого секретаря. После чего был созван Пленум ЦК, где соотношение сил поменялось, и уже Хрущев объявил Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова антипартийной группой. Считается, что не говоря о борьбы за власть, в основе этого столкновения было противостояние сторонников десталинизации во главе с Хрущевым и людей, которые противились хрущевской десталинизации и хотели восстановить роль Сталина и в истории.
Некоторые придерживаются мнения, что в партии шла борьба стариков и молодежи, хотя на самом деле тот же Каганович был всего на несколько месяцев старше Хрущева.
Есть еще третья версия. Ее сторонники утверждают, что речь шла о захвате власти в стране партийной бюрократией. И Никита Хрущев победил в этой борьбе, потому что опирался на республиканский и областной партийный аппарат. Его же противники отстаивали «сталинскую» линию, что в государстве должен быть тотальный контроль над всем, в том числе и над партией.
Повышение роли партаппарата в Советском Союзе началось именно с возвышения Сталина как первого секретаря, поскольку при Ленине эта должность вообще ничего не значила. Большевики считали, что бюрократия должна быть подконтрольна. И до 1957 года каждый член партаппарата понимал, что если он совершит ошибку – безнаказанным не останется. Сталин лично выступал гарантом того, что бюрократия не получит всевластия. Когда он умер, его пытались заменить коллективным руководством, но Хрущев взял власть в свои руки и вскоре стал единоличным лидером.
Мало кто знает, что преемником Сталина мог стать Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко – молодой энергичный политик, заместитель Председателя Совета Министров, который во время войны возглавлял Центральный штаб партизанского движения и был руководителем Белоруссии. Но Хрущев, Берия, Молотов и остальные его быстро отодвинули, а в 1954 году отправили руководить Казахстаном. Потом Хрущев при поддержке Молотова и Кагановича сумел избавиться от Берии, который был из них самым талантливым, но и самым опасным для всех, в том числе и для ближайших соратников.
До того как главой СССР стал Хрущев, оставаясь при этом в должности Первого секретаря ЦК КПСС, номером один в стране считался тот, кто занимал пост Председателя Совета Министров. Именно этот пост занимал Сталин, и все привыкли к тому, что Председатель Совета Министров – человек номер один. С 1953 года таким человеком был Маленков.
Хрущев быстро стал многих раздражать, тем более, что все помнили, как он себя вел при Сталине: он был рубаха-парень, весельчак и хохотун. Теперь он стал хозяином, начал всем хамить, кидать указания, перетягивать на себя все возможные полномочия.