Новые идеи, охватившие всю Россию в пятидесятые годы, вызвали живой отклик у молодежи шестидесятых, когда она услышала от своих вождей призыв посвятить жизнь благу народа. Белинский, Герцен, а позднее и Чернышевский стали учителями для детей третьего сословия. Дворянство передавало своим сыновьям и дочерям традиции французской революции. Поэтому молодежь была готова воспринять не только гуманистическое, но и социалистическое учение. Этим объясняется размах «хождения в народ», когда тысячи молодых людей – большинство в возрасте от 16 до 20 лет – вступили в борьбу со старым режимом, отказавшись от светской карьеры и комфортабельной жизни, которая была обеспечена им как представителям привилегированных классов. Нередко им приходилось приносить величайшую жертву – полный разрыв родственных связей. Можно без преувеличения сказать, что конец шестидесятых и первая половина семидесятых стали эпохой, породившей больше отважных и самоотверженных борцов, чем какой-либо другой период в истории революционного движения. Всевозможные учебные заведения поставляли новобранцев в революционную армию. Университеты того времени стояли на высоком интеллектуальном и нравственном уровне. В глазах общества университетские студенты были представителями наиболее прогрессивных и просвещенных слоев. Они были друзьями слабых и угнетенных, защитниками правды и справедливости. Много преданных и стойких работников также вышло из народных училищ, духовных семинарий, военных школ и женских институтов.
«Хождение в народ» по-настоящему началось после суда над Нечаевым. Это был первый процесс, официально и широко освещавшийся в газетах, благодаря чему общественность узнала всю историю этого заговора, политические воззрения его главных участников и мнения десятков либерально настроенных юристов. Такая гласность стала очень эффективной пропагандой, и революционное движение с самого начала получило полезную информацию о том, какого рода деятельности следует избегать тайным обществам и на достижение каких целей они могут надеяться. Этот процесс продемонстрировал необходимость взаимного доверия и строгого соблюдения всех правил и договоренностей.
До суда над Нечаевым происходили и другие важные процессы, включая суды над каракозовцами и долгушинцами,[67] но они проводились за закрытыми дверями в обстановке строжайшей секретности и поэтому почти не оказали влияния на общественное мнение. Суд над Нечаевым указал путь для тех, кто до сих пор не определился с направлением. Для старших же поколений он стал откровением. Они испугались, что то же самое может случиться с их детьми, если держать их взаперти дома. В результате множество девушек получило от родителей разрешение учиться в Москве или Петербурге. В то время для женщин были доступны лишь курсы фельдшеров, акушерок и языковые. Нашими первыми женщинами, учившимися в университете за границей, стали доктор Суслова,[68] доктор Кашеварова и самая выдающаяся из них – доктор Быкова. Первые две были специалистами и поэтому избежали преследований; но Быкова, которая как преподаватель постоянно выдвигала новые идеи, подвергалась гонениям вплоть до своей смерти в 1908 г. Основанная ею школа для девочек была лучшей в стране, и матери из числа интеллигенции считали, что им очень повезло, если удавалось туда устроить дочерей. Из-за гонений Быкова перевела свою школу вместе с некоторыми ученицами из Петербурга в Смоленск, затем в поместье своей матери в Тверской губернии, а потом и в Финляндию, где провела четыре года, прежде чем жандармы нашли ее и закрыли школу.
Тогда Быкова отправилась на Кавказ, в Сочи, где встретила горячий прием и основала первую образцовую школу. Но жандармы и там добрались до нее, вернули детей родителям, а оставили лишь нескольких сирот, доверенных ей в опеку, и заставили дать подписку, что больше она не станет открывать школ. После этого Быкова основала под Сочи ферму. Эта ферма до сих пор известна по имени братьев Жилинских – сирот, которых она воспитала. Жившие по соседству грузины, армяне и русские очень уважали этих учеников Быковой, а саму ее почитали как святую. Эти преследования учительницы, которая не участвовала в революционном движении, а посвятила жизнь исключительно образованию и благотворительности, служат отличным примером мнимого либерализма шестидесятых и семидесятых, когда постоянно говорилось о необходимости реформ, но пресекались любые частные инициативы в этом направлении. Литературная деятельность, библиотеки, музеи и школы находились под надзором невежественных жандармов и просто сельской полиции.
В результате наша молодежь росла в условиях, которые способствовали перемещению прогрессивной работы из сферы образования в сферу революционной деятельности. Эта работа была новой и трудной, в ней были неизбежны ошибки, но благодаря им мы накапливали ценный опыт. Эти самоотверженные, изведавшие много страданий молодые люди были лишь единицами среди миллионов неграмотных крестьян и рабочих, и лишь громадная энергия и неизменная вера в справедливость избранного дела позволяла им преодолевать колоссальные препятствия, стоявшие на их пути. Им пришлось встретить энергичное и неустанное преследование со стороны правительства, а также вековечное недоверие крестьян ко всему, исходящему от привилегированных классов, и ко всему, подрывающему их традиционную веру в царя. Пока сотни молодых людей несли просвещение в массы, миллионы бюрократов морочили народ реакционной литературой. На одну нелегальную революционную прокламацию приходились сотни тысяч листовок, призывающих народ сохранять верность трону. Революционные издания требовалось читать втайне; правительственные брошюры открыто зачитывались в церквях. В них поносились те, кто замышлял недоброе против царя, отца для своего народа. Борьба была неравная; но революционерам помогали суровые условия повседневной жизни народа, а крестьяне постепенно стали различать в поступках правительства скрытые мотивы. Так как в результате постоянной угрозы со стороны революционеров эти поступки с каждым днем становились все более жесткими, в распоряжении юных пропагандистов оказывалось все больше ярких примеров, иллюстрирующих их учение. В течение 13 лет правления Александра III и 23 лет, когда на престоле находился Николай II, эти молодые люди делали все возможное, чтобы разрушить веру в царя, из-за которой крестьяне столько времени оставались пассивными – крестьянские настроения находили выражение в таких типичных фразах, как «царь-батюшка нас любит. Мы платим ему налоги. Мы посылаем сыновей в его армию. Мы выполняем все, что он прикажет, без всякого возмещения. Как он без нас обойдется? Конечно, он хочет для нас справедливости, но только мешают помещики и чиновники. Они – наши враги».
Пока крестьяне так думали, власть царя оставалась непоколебима. Потребовалось много десятилетий, чтобы изменить такое мировоззрение. Когда крестьяне, наконец, открыли глаза, они увидели, что царь – еще больший бюрократ и помещик, чем те, кого они всегда ненавидели, и перенесли свою ненависть на него. Сотни миллионов разгневанных, утративших свою веру крестьян снесли всю систему одним сокрушительным ударом. Но при этом уничтожалось не только плохое. Погибло немало ценностей, ушло в небытие множество превосходных интеллектуальных сил, а старые фундаменты превращались в пепелища. И теперь интеллигенция должна снова честно и бескорыстно направить свои способности на службу крестьянам и помочь им найти выход из того хаоса, который стал результатом борьбы. Интеллигенция и крестьяне вместе пострадали, и общие страдания научили их понимать друг друга.
Тому, кто не осознает колоссальной ценности крестьянства, этого важнейшего слоя населения в государстве, тому, кто незнаком с историей зарождения и развития революционного движения в различных странах, «хождение в народ», осуществлявшееся русской молодежью в 1873–1875 гг., должно показаться либо трагикомическим инцидентом, либо бравадой, которая не принесла никаких реальных результатов. Это отношение, абсолютно ложное по своей природе, имело фатальные последствия. Правительство, сперва испугавшись, вскоре сообразило, что бунтарей легко сажать в тюрьму или ссылать и таким образом навсегда избавляться от них. Оно видело, что подавляющее большинство народа остается послушным, и считало, что можно держать его в таком состоянии, еще сильнее урезая его свободу. Когда Александр II, напуганный известиями о работе пропагандистов в 36 губерниях, завел разговоры о конституции, шеф жандармов Шувалов заставил его замолчать. Правительство не пыталось добиться мира уступками и реформами, а, наоборот, отменяло уже дарованные вольности и тем самым лишь углубляло пропасть, которая отделяла его от народа.
«Хождение в народ» стало для интеллигенции возможностью направить свою энергию в правильное русло, и ее не могли остановить даже жестокие наказания. Разумные люди прекрасно понимали, что путь к революции пролегает через необъятный океан российского крестьянства. В 1873–1875 гг. революционная работа вышла из подполья на свет. Сотни инициаторов движения были арестованы. Те их последователи, что остались на свободе, продолжали жить среди крестьян и вести пропагандистскую и организационную работу. Однако преследования усиливались, и вскоре работа с массами стала невозможна. Именно тогда народники решили ограничить свою борьбу политической деятельностью. Они поняли, что осознание гражданских прав и обязанностей является абсолютно необходимой предпосылкой того, что их усилия и жертвы окажутся не напрасными. Так была создана партия «Народная воля».
