Операция «Праздник сбора урожая» проводилась в то время, когда изменилась сама суть нацистской доктрины «окончательного решения еврейского вопроса». Осенью 1941 и весной 1942 годов программа уничтожения евреев хотя бы частично мотивировалась желанием создать «пространство» для новой немецкой империи на востоке. Но к осени 1943 года уже стало ясно, что нацисты проигрывают войну, и тогда центральное место заняла совершенно иная мотивация: месть. Убийства евреев нацистами теперь вызывались, прежде всего, желанием гарантировать, что их главные противники не смогут получить никакой выгоды от войны, независимо от ее итогов. Разумеется, желание убивать евреев всегда подспудно присутствовало в планировании и проведении в жизнь нацистской доктрины «окончательного решения еврейского вопроса». Включение западноевропейских евреев в план тотального уничтожения показывало, что экономические причины и желание «свободного места» никогда не являлись единственной мотивацией для совершения преступлений. Но лишь в тот момент, когда мечта о «новом порядке в Европе» на востоке начала рассыпаться, лидеры Третьего рейха принялись искать утешение в массовом убийстве евреев, руководствуясь лишь чистой, неприкрытой ненавистью.
Однако немцам становилось все сложнее осуществлять план «окончательного решения еврейского вопроса» за пределами территорий, контролируемых ими напрямую. Так, хотя власти Болгарии до того выдали немцам порядка 11 тысяч евреев из оккупированных болгарами греческих Фракии и Македонии, в дальнейшем погибших в Треблинке, в 1943 году требования депортировать евреев с территории собственно Болгарии вызвали серьезный протест. А румынский лидер Ион Антонеску, участвовавший в уничтожении еврейских общин в Бессарабии, Приднестровье и Буковине, теперь отказывался посылать оставшееся еврейское население Румынии в газовые камеры Белжеца. То же происходило и в Италии: хотя Муссолини и ввел ряд антисемитских мер, но выдавать итальянских евреев немцам он отказывался27. Многие союзники нацистов больше не верили, что поддерживают победителя. Они помогали фашистам преследовать евреев, когда считали, что это отвечает их собственным интересам; теперь же, когда ситуация изменилась, они постарались отмежеваться от всей политики Германии в целом. По большей части, такая кардинальная смена поведения диктовалась не столько проснувшимися моральными принципами, сколько, скорее, циничным прагматизмом.
Из всех европейских стран, оккупированных немцами, только одна, похоже, избежала моральной коррозии «окончательного решения еврейского вопроса»: Дания. Благодаря объединенным усилиям населения Дании 95 % евреев в этой стране таинственным образом исчезли прямо из-под носа немцев. Сама история о том, как датчане спасали своих евреев, не только воодушевляет и вызывает интерес. Здесь все не так просто, как кажется на первый взгляд.
Германия оккупировала Данию 9 апреля 1940 года, и с самого начала стало ясно, что датчане столкнутся с совсем иной оккупацией, чем та, которую пришлось пережить другим европейским странам. Основные общественные институты Дании, включая монархию, парламент и полицию, в большей или меньшей степени остались неприкосновенны. И немцы не просили датчан проводить в жизнь никаких антисемитских законов, являвшихся обыденным делом в любом другом уголке нацистского государства. Что касается позиции датских властей, то все восемь тысяч датских евреев были полноправными гражданами, и такими они и остались. «У нас вообще не было никакой дискриминации, – говорит Кнуд Дюбю28, который в то время служил в датской полиции. – Евреи полностью ассимилировались. У них был свой бизнес, свои дома – как у всех. Я уверен: в Дании заключалось много межнациональных браков. Один из моих родственников женился на еврейской танцовщице». Даже те евреи, которые предпочли исповедовать свою религию, в условиях нацистской оккупации не встречали практически никаких трудностей. Бент Мельхиор29, тогда еще учившийся в школе, сначала испугался, ведь его отец, раввин, открыто выступал против фашистов. Но ничего страшного не случилось: «Мы ходили в школу, в синагогу, отмечали праздники – все шло своим чередом».
Один исключительный случай, который приводит Бент Мельхиор, свидетельствует о том, насколько толерантность укоренилась в культуре датчан. Его отец написал небольшую книгу комментариев к Пятикнижию Моисееву, а поскольку все датчане считали средоточием патриотизма своего короля, отец Мельхиора решил заказать особый переплет для одного экземпляра книги и вручить ее монарху. В канун Нового, 1941 года старшей сестре Бента поручили доставить книгу в королевский дворец в Копенгагене. Когда она приблизилась к воротам, по стечению обстоятельств, оттуда вышла королева, увидела девушку и спросила: «Это для моего мужа?» Та ответила: «Да, Ваша светлость», – и королева взяла книгу. Вечером того же дня датский король Кристиан Х сел за стол и лично написал благодарственное письмо отцу Бента, в котором передавал приветы его семье и всей еврейской общине. «Оно [письмо] пришло 1 января 1942 года, – говорит Бент Мельхиор, – и произвело огромное впечатление на всю общину – ведь король ответил скромному раввину, подарившему монарху книгу».
Кажется невероятным, в контексте тотального преследования евреев, которое нацисты устроили во всей остальной Европе, что немцы закрыли глаза на такую терпимость. Но в Дании они оказались в очень щекотливом положении. Прежде всего, они хотели, чтобы поставки продовольствия из этой страны в Германию происходили без каких-либо помех. Они также отдавали себе отчет в пропагандистской ценности такой «идеальной» оккупации дружественного «арийского» государства, и понимали, какие дополнительные выгоды несет им мирная Дания, на чьей территории не было необходимости размещать значительные военные формирования. Такое отношение, однако, резко изменилось летом и осенью 1943 года. Вслед за поражением под Сталинградом и отступлением германской армии в Дании вспыхнул целый ряд акций сопротивления, выразившихся в серии забастовок. Немцы настаивали на репрессиях, чтобы предотвратить подобные явления, но власти Дании отказались подчиниться приказу. В результате, 29 августа немцы взяли власть в Дании в свои руки.
Немецкий уполномоченный в Дании (рейхскомиссар) доктор Вернер Бест, оказался перед дилеммой: как же следует поступить с датскими евреями? Послужной список Беста не давал повода предположить, что он станет сочувствовать датским евреям. Образованный юрист, в 1930 году он вступил в национал-социалистическую партию, а уже в следующем году – в ряды СС. Состоял юридическим советником при гестапо и работал непосредственно в подчинении у Рейнхарда Гейдриха. Во время службы в Главном управлении имперской безопасности (РСХА) участвовал в казнях представителей польской интеллигенции, а чуть позже, во время работы во Франции, – принимал участие в гонениях французских евреев. Но теперь этот преданный своему делу нацист собирался совершить нечто, совершенно не отвечавшее его характеру. Используя посредников, он намеревался предупредить датских евреев о грозящих им арестах.
Облаву запланировали в ночь с первого на второе октября 1943 года. Но буквально за несколько дней до этой даты Бест встретился с морским атташе Германии Георгом Дуквицем и проинформировал того о предстоящих облавах. При этом Бест практически не сомневался, что Дуквиц, известный своими симпатиями к датчанам, сольет информацию датским политикам, а те, в свою очередь, проинформируют ведущих членов еврейской общины. И цепочка причинно-следственных отношений сработала именно так, как и предполагалось.
«Однажды, во вторник вечером [28 сентября], – говорит Бент Мельхиор, – к нам в дом пришла какая-то женщина, и попросила позвать отца. Она сообщила, что все произойдет уже на этой неделе, а именно – в пятницу ночью». На следующее утро в синагоге людей собралась больше обычного, поскольку был еврейский праздник. Отец Бента встал и обратился к собравшимся: «Мой отец прервал службу и объяснил общине, что все очень серьезно, и повторил полученное накануне сообщение: «Не сидите по домам в пятницу». И добавил, что службы в синагоге на следующий день отменяются. Но мы не могли рассчитывать на то, что таких мер предосторожности будет достаточно. Каждый, кто слышал моего отца, должен был рассказать обо всем своей семье, друзьям, тем людям, кого считали одинокими – следовало донести информацию до как можно большего количества евреев».
Исход начался в тот же день, 29 сентября, ближе к вечеру. Среди оставлявших свои дома была и семья Руди Бира30. Они уехали примерно на пятнадцать километров от Копенгагена и остановились у деловых партнеров отца Руди: «Это была очень приятная семья, где росли трое дочерей, чуть старше нас. Жили они в загородном доме, окруженном садом. У нас сада не было, потому что мы жили в квартире. Те люди очень хорошо о нас заботились».
