Разумеется, действиям датчан помог ряд факторов, которые от них не зависели. Значительную роль сыграла география: в отличие от Нидерландов или Бельгии, рядом находилась нейтральная страна. А относительно вялая оккупация Дании вплоть до лета 1943 года означала, что ключевые институты, такие как полиция и береговая охрана, были более или менее неподконтрольны нацистам. Также следует учесть и момент, в который нацисты решили напасть на датских евреев. Как мы уже отмечали, к осени 1943 года стало очевидно, что немцы проигрывают войну, и датчане понимали: помочь евреям означало помочь целям побеждающей стороны. Еще один важный фактор: нацистская оккупация Дании никогда не была такой жестокой, как, например, оккупация Польши, и мы не знаем, как бы повело себя датское население, если бы преследование евреев, и наказания за помощь им, были бы такими же свирепыми, как в той же Польше. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что датчане в некоторой степени уникальны, как народ, который спас своих евреев, не в последнюю очередь и потому, что в 1930-х годах Дания существенно ограничивала число еврейских беженцев из Германии. Но те, кто пытается приуменьшить значимость датского опыта, почему-то забывают, что даже тогда, когда все считали, что именно немцы победят в войне, то есть в 1940 и 1941 годах, датчане неуклонно придерживались своих моральных принципов и не преследовали евреев, хотя это, несомненно, порадовало бы их нацистских хозяев.
Макиавеллевская хитрость Беста, который с самого начала собирался позволить большому количеству датских евреев незаметно покинуть страну, не должна изменить наше мнение о моральной подоплеке действий коренного населения Дании. Чрезвычайно важно понимать, что когда вся Дания в едином порыве стала саботировать депортацию, никто не знал, что именно задумал Бест. Все, кто в то время помогал евреям, искренне верил, что действует наперекор желаниям немцев и подвергает себя колоссальному риску. И потому тяжело не согласиться с Кнудом Дюбю, когда он говорит: «все, что датчане сделали, они делали от чистого сердца, проявляя присущее им дружелюбие. Они просто проявляли человечность. Поступали так исключительно по своей доброте и порядочности. Именно так должны были поступать все остальные жители Европы». Невозможно найти более резкого контраста героическим действиям датчан, чем то, что должно было вот-вот случиться в другой европейской стране весной и летом 1944 года, в год самых масштабных убийств в истории Освенцима.
Освенцим стал местом наиболее крупных массовых убийств в истории в результате событий 1944 года. Вплоть до весны того года количество жертв в этом лагере было на несколько сот тысяч человек меньше, чем в Треблинке. Но весной и в начале лета 1944 года Освенцим заработал на полную мощность и даже более, начался период самых чудовищных и безумных убийств, который когда-либо видел этот лагерь. Большинство евреев, страдавших и погибших в это ужасное время, прибыли из одной страны: Венгрии.
Причин, по которым такое количество венгерских евреев неожиданно оказалось в поездах, направлявшихся в Освенцим в конце войны, множество. Венгры всегда пытались вести хитроумную политическую игру с нацистами, снедаемые двумя сильными и противоречивыми чувствами. С одной стороны, они испытывали традиционный страх перед могуществом Германии, а с другой, очень хотели сотрудничать с побеждающей стороной, особенно если последнее означало возможность отхватить себе кусок территории от восточного соседа, Румынии. Только в октябре 1940 года венгры, наконец, приняли окончательное решение и полностью присоединились к державам Оси, вступив в Тройственный союз. К тому времени было достигнуто соглашение, отстаиваемое Риббентропом, министром иностранных дел Германии, согласно которому северная Трансильвания, бывшая частью Румынии, переходила Венгрии. Получив в качестве взятки территорию, на которую она давно уже заглядывалась, и, сделав ставку на то, что в этой войне победят именно нацисты (очень «умная» позиция летом и в начале осени 1940 года), Венгрия политически и стратегически сблизилась со своим громадным соседом.
Весной 1941 года венгры поддержали Гитлера в захвате Югославии, а позже, в июне, отправили войска для участия в войне против Советского Союза. Но когда обещанная «молниеносная война» (Blitzkrieg) так и не увенчалась успехом, затянувшись на гораздо больший срок, чем предполагалось, венгры начали понимать, что приняли не ту сторону. В январе 1943 года Красная Армия наголову разбила венгерские силы на Восточном фронте, вызвав катастрофические потери: Венгрия лишилась порядка 150 тысяч человек убитыми, ранеными или пленными. Новая «разумная» позиция, решило венгерское руководство, – дистанцироваться от нацистов. В течение всего 1943 года проходили секретные переговоры с западными союзниками, в результате которых было заключено соглашение о том, что венгры перейдут на сторону последних, как только территория Венгрии окажется под угрозой вторжения наступающих войск союзников.
Однако весной 1944 года Гитлер решил ввести свои войска на территорию ненадежного друга. В традиционной историографии это решение считается действием человека, движимого идеологическими, а не стратегическими причинами. Но последние научные изыскания утверждают иное1. Гитлер и нацисты вводили войска вовсе не из примитивного желания наказать союзников за непостоянство, а по достаточно рациональным причинам. Венгрия оставалась одной из немногих восточноевропейских стран, еще не подвергавшихся разграблению. Это была потрясающе богатая территория, и теперь, решил Гитлер, настало время нацистам захватить эти богатства.
И разумеется, особой целью нацистов стали здешние евреи. Евреев в Венгрии проживало более 760 тысяч – почти пять процентов от всего населения страны, – и хоть они и пострадали в результате антисемитского законодательства, большинство общин (и значительная часть их богатств) уцелели. Венгерские евреи призывного возраста были отправлены в трудовые отряды на Восточном фронте, где много тысяч их умерло, но оставшаяся часть евреев надеялась, что им удастся уцелеть в этих гонениях. Однако с оккупацией Венгрии нацистами эта надежда исчезла. Немецкая армия вошла в Венгрию 19 марта 1944 года, и буквально уже на следующий день для выполнения задачи по экспроприации всех ценностей у еврейского населения Венгрии и последующей его депортации туда явился оберштурмбанфюрер СС (подполковник) Адольф Эйхман. Весьма характерно, что первым, что Эйхман отобрал у евреев – и отобрал лично для себя, – оказалась роскошная вилла Ашнера в фешенебельном районе Будапешта «Розовый холм».
К этому моменту «окончательное решение еврейского вопроса» нацистами перешло в следующую фазу. Эйхману поручили вовсе не простое уничтожение, как его коллегам в Генерал-губернаторстве в Польше в 1942 году. В связи с непростой военной ситуацией и растущей потребностью в принудительном труде, нацистам следовало уделять больше внимания отбору тех евреев, которые могли послужить физическим трудом военной экономике Германии, от тех, кто не представлял для Третьего рейха никакой ценности, а следовательно, должен был подвергнуться немедленному уничтожению. Таким образом, с точки зрения нацистов, Освенцим становился идеальным пунктом назначения депортации венгерских евреев, поскольку к данному моменту доктор Менгеле и его коллеги накопили колоссальный опыт именно в таком виде отбора. Освенцим мог стать тем каналом, гигантским человеческим ситом, через которое специально отобранные евреи могли попасть на заводы и фабрики Рейха, использовавшие рабский труд.
Начнем с того, что венгерские инициативы Эйхмана, вроде бы, соответствовали уже отработанным схемам действий нацистов в отношении евреев. Он с легкостью добился согласия венгерской полиции на участие в будущих депортациях, а также помог организовать переселение евреев в гетто за пределами Будапешта. Изначально немцы требовали «отправить в Рейх» 100 тысяч венгерских евреев, но после того, как евреи Будапешта были отправлены в гетто, венгерские власти предложили отправить туда и всех оставшихся в стране евреев. Как и другие до них, и прежде всего словаки, венгры быстро сообразили: как только статус-кво пошатнется, и еврейские семьи потеряют своих кормильцев, самым «простым» путем вперед станет обращение к нацистам с предложением забрать всех оставшихся, и Эйхман тут же ухватился за такую возможность.
Однако одновременно с этими, вполне предсказуемыми, событиями Эйхман собирался устремиться еще по одному пути. Двадцать пятого апреля 1944 года венгерский еврей Йоэль Бранд, одна из ключевых фигур в Комитете самообороны и спасения («Ваада») (организации, преследовавшей цель помочь евреям уехать с оккупированных нацистами территорий), отправился в будапештский отель «Мажестик» на доверительную встречу с Эйхманом. Бранд уже участвовал в таких встречах с офицерами СС с целью попытаться подкупить их и дать возможность группе евреев бежать из Венгрии. В этот раз Эйхман заявил ему: «Ты знаешь, кто я такой? Я отвечал за проведение “акций” в Рейхе, Польше, Чехословакии. А теперь настал черед Венгрии. Я вызвал тебя, чтобы предложить сделку. Я готов продать тебе миллион евреев. Кого ты захочешь спасти? Мужчин и женщин, способных к деторождению? Стариков? Младенцев? Сядь и ответь мне». Неудивительно, что предложение Эйхмана поставило Бранда в тупик. Он возмутился, что его толкают в такое положение, когда он вынужден решать, кому жить, а кому умереть. На это Эйхман ответил: «Я не могу продать тебе всех евреев Европы. Но отпустить один миллион – в моей власти. Нас интересуют товары, а не деньги. Езжай за границу, свяжись напрямую со своими международными организациями и с союзниками. А затем возвращайся – с конкретным предложением»2.
