В Париже Калиостро приобрел некоторую известность как алхимик, заставив многих французов уверовать, что обладает философским камнем и жизненным эликсиром, то есть двумя благами, которые могут составить земное счастье любого смертного. И Калиостро удалось собрать с легковерных поклонников изрядную сумму.
Но в это время умами парижан овладел Месмер, открывший животный магнетизм, и Калиостро отправился путешествовать дальше: из Парижа — в Брюссель, оттуда — в Германию, налаживая контакты с тамошними масонскими ложами. Объехав Германию, он вновь оказался на родине и даже добрался до Палермо. Этот шаг был явно неосторожным. В Палермо он нарвался на своего заклятого врага — ростовщика Марано, которого некогда нагрел на шестьдесят унций золота. Ростовщик, естественно, подал жалобу, и Калиостро заточили в темницу. Кроме того, ему грозили серьезные неприятности по делу о подложном завещании в пользу маркиза Мориджи. Калиостро удалось выпутаться лишь с помощью какого-то знатного богача, к которому запасся рекомендательными письмами.
Освободившись, Калиостро вскоре очутился на Мальте, где с большим почетом был принят старым знакомым, великим магистром графом Пинто. С Мальты Калиостро перебрался в Неаполь. Там некоторое время жил уроками, но скоро заскучал и перебрался в Марсель. Тут он познакомился с богатой старушкой, страстной поклонницей тайных наук. Ее друг, тоже богач, разделял с нею интерес к алхимии. Оба они просто вцепились в Калиостро. И он весьма долго упражнялся с ними в варке жизненного эликсира. Наконец, они оба надоели ему до смерти. Чтобы отделаться от них, он заявил, что для варки снадобья необходимо добыть траву, за которой надобно ехать самому за тридевять земель. В дорогу старички выдали ему по туго набитому мешочку золота.
Объехав юг Испании и мимоходом обобрав в Кадиксе очередного любителя алхимии, Калиостро вновь оказался в Лондоне. Здесь случай свел его с чудаками, всю свою жизнь посвятившими открытию способа безошибочно угадывать выигрышные номера лотерейных билетов. Калиостро поведал им, что ему известны такие способы астрономических расчетов, при помощи которых можно угадывать выигрышные номера безошибочно. И вот, благодаря ли случаю или интуиции, первый же указанный Калиостро номер выиграл крупную сумму. После этого не верить ему было просто невозможно.
Калиостро объявил, что еще умеет делать золото и бриллианты. И тут же на опыты ему вручили изрядную сумму денег. Развязка дела оказалась любопытной. Золотоискатели, решив, что их дурачат, подали на кудесника жалобу. Калиостро вызвали в суд. Однако подсудимый от всего отпирался: никаких денег он не брал; а каббалистикой, точно, занимается, но только лишь для собственного удовольствия, и никогда ни с кого за это денег не брал. Билеты с выигрышем угадывать умеет и даже предложил судьям указать номер, на который выпадет главный выигрыш в ближайшем розыгрыше. В общем, из этого дела он выпутался благополучно. На этом можно считать законченным период познаний, мелкого жульничества и редкостных откровений таинственной Истины жизни Калиостро.
Вступив в Германии в орден масонов, Калиостро тем самым открыл для себя в Лондоне путь в некоторые определенные круги общества. Не вдаваясь подробно в историю возникновения и развития масонства, укажем лишь, что особенно оно стало популярно с конца XVII — начала XVIII века. Из мистической основы древнего масонства выделились правила чисто нравственные, нашедшие применение в политическом строе общества. В таком направлении масонство впервые явилось в Англии, где политическая свобода давала возможность возникать различным обществам и братствам, не навлекая на них преследований со стороны правительства.
Побывавший на Востоке Калиостро, многому научившийся от Альтотаса, знал, какое впечатление слово «Восток» производит на любителей чудесного и таинственного в Европе. Его осенила новая идея: он задумал эксплуатировать человеческую глупость гораздо эффективнее, по более широкой программе, нежели делал это раньше путем мелких жульнических проделок. Раньше он был чуть ли не карманником, пусть и обладающим таинственными знаниями, но которому чуть ли не на каждом шагу грозила тюрьма и виселица. Теперь он задумал стать знаменитостью, перед которой склонятся самые гордые и властные головы.
Обдумав дело, он решил, что на обыкновенном, европейском масонстве далеко не уедешь. Масоны — народ осторожный и, главное, неторопливый. Приняв нового члена, они чрезвычайно долго и внимательно испытывают его, пока дадут шанс сделать шаг вверх по лестнице масонской иерархии. Пришлось бы слишком долго ждать, чтобы добиться чего-либо существенного. К тому же английские масоны не гонялись за несбыточным, презирали пустые внешние обряды, пышность церемоний, тщеславные титулы и не допускали высоких степеней масонства.
Используя в зависимости от обстоятельств атрибутику то английского, то французского масонства, Калиостро стал одним из самых усердных и полезных членов этого братства. Таинственные знания служили ему средством для приобретения известности и вне масонских кружков.
Масонскими ложами ему предоставлялись огромные денежные средства, которые он мог употреблять на личную роскошную жизнь или на благотворительность. К тому же богатство Калиостро словно черпалось из каких-то неведомых источников, что заставляло многих верить, будто он владеет философским камнем.
И вот из пройдохи, искателя приключений Калиостро превратился в человека необыкновенного, вскоре изумившего всю Европу. Из пустого говоруна он сделался человеком молчаливым, скупо говорил исключительно о своих путешествиях по Востоку и о приобретенных им там глубоких знаниях, открывших перед ним тайны природы. В конце беседы Калиостро ограничивался начертанием эмблемы, представлявшей из себя змею, держащую в пасти хвост, — символ мудреца, обязанного хранить свои знания в тайне.
Историку и писателю В. С. Соловьеву, по воспоминаниям современников, удалось восстановить один из рассказов Калиостро о приключениях на Востоке:
«Мой воспитатель Альтотас, великий мудрец, один из носителей высочайших знаний, собиравшихся в человечестве от начала веков и до наших дней, объявил мне, что считает меня достаточно подготовленным и достаточно крепким, чтобы проникнуть в храм познаний и выдержать там испытания, каким должен быть подвергнут всякий, кто желает доказать, что он в силах снести на своих плечах великую, драгоценную ношу. Но не он сам посвящал меня. Он представил меня другому мудрецу, великому иерофанту. Мне были даны все нужные указания. Я должен был очиститься и подготовиться к ожидавшему меня. Я долго молился и постился. И вот, наконец, настал день, когда я, по чистой совести, сказал моим наставникам, что я чувствую себя готовым…
В сопровождении старого иерофанта и двух посвященных еще молодых людей среди глубокой ночи мы отправились из древнего Мемфиса к пирамиде Хеопса. Я уже хорошо знал эту пирамиду и должен вам сказать, что напрасно ее называют Хеопской пирамидой: действительным ее строителем был Тот или Гермес, величайший из мудрецов мира. Он создал ее именно затем, чтобы сохранить в ней для будущих веков, для будущих тысячелетий сокровища своих великих знаний.
Мы подошли к пирамиде и остановились. Ночь была достаточно светла. Я не раз уже бывал здесь и теперь не понимал, к чему наша остановка. Я знал, что мы идем в пирамиду, но с этой стороны не было никакого входа. Однако мне не пришлось долго удивляться или, вернее, с этой минуты и началось все то удивительное и неожиданное, что я должен был испытать.
Иерофант ударил молотом в один из древних камней у основания пирамиды — и вдруг камень поддался, перед нами оказалась маленькая дверца. Мне завязали глаза и повели меня. Я знаю, что мы спустились вниз по ступеням лестницы и спускались долго. Когда мне развязали глаза, я был в обширном зале, ярко освещенном откуда-то сверху. Передо мною находился значительных размеров и удивительной древней работы сфинкс. Никогда до тех пор это таинственное изваяние так меня не поражало. Я не мог оторвать от него взгляда. На меня глядело своими каменными неподвижными глазами прекрасное и страшное, холодное и загадочное человеческое лицо. Непостижимое существо: и ужасающее, и притягивающее к себе — голова женщины, тело быка, лапы и когти льва и огромные крылья!..
Иерофант подошел ко мне и положил мне на плечо руку. «Сын мой, — сказал он, — прежде чем идти дальше, остановись и вглядись в этого сфинкса. С первого взгляда он ужасен, он может представиться тебе чудовищем. А между тем это символ глубочайшей красоты и правды! Этот сфинкс не что иное, как заглавный лист той великой книги, читать которую ты желаешь. Это первая загадка, великая загадка! И не Эдип, как сказано в басне, разрешил ее — иной в ней смысл, и я решаюсь тебе его поведать, ибо рассчитываю, что ты окажешься достойным читать великую книгу. Если же нет…»
