Он с трудом, тяжело было, дочитал главу до конца, начал следующую и отложил книгу в сторону. Захотелось подышать свежим воздухом, мрак тюремной камеры, казалось, заполнял и сени.
А выйдя на крыльцо, Андрей так и ахнул. На западе лежала низкая черная туча, и солнце уже сваливалось за ее слегка волнистый край. Подсолнухи в огороде безвольно опустили свои круглые шляпки, возле деревянного сарая, нахохлившись, сидела стайка воробьев.
"Гроза, однако, сегодня в ночь соберется, - озабоченно подумал Андрей. - Придут Мирон с Ольгой, а как ей потом домой возвращаться, если прихватит непогодь? И заночевать здесь тоже неладно. Пока неженатые. Вот навалились некстати дожди".
Но он ошибся. Туча поднималась медленно и к тому времени, когда мать кликнула его на вечерний чай, не захватила и половины неба, только повисла над землей томительная духота.
Чаепитие в отличие от утреннего не было веселым. Отец сидел и ничего не ел, лишь изредка откусывал кусочек сахара и прихлебывал из стакана остывающий чай. Запустив руку в распахнутый ворот рубашки, растирал себе грудь и морщился от давящей боли. Мать сочувственно спрашивала:
- Арсентьюшка, может, горчишники тебе приложить?
- Да вот уж лягу, тогда... Не люблю я дух этот, горчишный. Тошнит от него. А чего Мирона нет за столом?
Отвечать приходилось Андрею. Кому же еще?
- Погулять пошел. Не знаю, чего задержался.
- Порядок должон быть в доме, обед ли, чай - все вместе. Семья, - с легким укором сказал отец. - А уж если нужда особая, так и скажи. Отдаляться стал Мирон от нас. Нехорошо.
И было похоже, что этот упрек отец сделал скорее себе, нежели сыну. Андрею стало жаль отца. Хотелось защитить и Мирона, который не только не отдаляется от семьи, но как раз собирается внести в дом новый, светлый лучик. А как объяснишь все это? И зачем сейчас объяснять, когда с минуты на минуту и так все станет на свои места. Конечно, нехорошо, что очень долго Мирон таится от родителей. Но тут ничего не поделаешь, характер у человека такой. А то, что к ужину не успели Мирон с Ольгой, вот это извинить никак нельзя.
Андрей попытался перевести разговор на другое и стал расспрашивать отца, а где же находятся залежи свинцовой руды, которую тогда нашли и потеряли. Когда-нибудь потом ее нашли опять? Отец пожал плечами.
- Этого я тебе не скажу. Как выбрались мы тогда из проклятой тайги да следователи души наши до отказу помотали, дал я себе зарок - туда ни ногой. И ничего об этом после не слыхал, и никого не расспрашивал. А само истинно место ну где-то там, в Ерманчете этом великом и грозном. Названий речек не помню, на тарабарском языке они там называются, счету им нет в горной тайге и все дружка на дружку похожи. Бурливые, светлые и холодные, в самую сильную жару от их воды зубы ломит. И всяких страшных болот тоже там хватает. Мой наказ, ребята, и вам: с тайгой никогда не связывайтесь. Жестокая она, лихая.
- Ну а кто от рождения в тайге, - заметила мать, - тем-то куда же деваться?
- Кто от рожденья волк, тому волком и быть, по-волчьи выть, - сухо сказал отец и бросил на стол чайную ложечку. - Не тайга бы эта в молодости, может, у меня и сердце нынче не болело бы!
- И не вспоминай, - миролюбиво попросила мать. - Пойди полежи. А горчишники я тебе все-таки прилеплю.
Она увела отца, кинув через плечо Андрею:
- Ты угольков, сынок, подсыпь в самовар. Придет Мирон, попьет горяченького.
Но Мирон не пришел и к наступлению темноты.
Андрей сидел на крыльце, прислушиваясь к каждому шороху. Редкие шаги, редкие голоса. На небе только отдельные три-четыре тусклые звездочки. А духота такая, что уши закладывает. Как от нее отцу тяжело!
Мать вышла, наклонилась, спросила:
- Андрюша, где же наш Роня? Может, тебе он сказал?
- Нет, ничего не сказал. "Погуляю", - ты слышала, - ответил Андрей. Опасаясь, как бы нечаянно не выдать брата, добавил беспечно: - Да придет, куда он денется! Дождусь его. Ложись и спи, мама.
Окончательно затихли все городские шумы. Теплый ветер с запахом горечи - у забора цвела полынь - шевелил волосы Андрея. Тучи становились плотнее, но дождя не было. Томила усталость. Завтра на работу. А ночь пошла на вторую половину. Мирона нет. Почему?
Андрей сидел и размышлял благодушно. При-дут!
Потом стал думать, что среди ночи сюда вдвоем они уже прийти не могут. Это неприлично. Значит, Мирон провожает Ольгу домой. А говорилось ведь не так. Почему все переменилось?
Время шло, а Мирона все не было. Разве позволит себе Ольга гулять чуть не до утра! И сам Мирон разве позволит это! Обидел кто? Навряд ли. Мирон силен и смел. Да и в городе спокойно.
Приоткрылась дверь из кухни. Мать в щелочку спросила шепотом:
- Пришел Мирон?
- Спит уже, - глухо откликнулся Андрей.
- Ну слава богу! - сказала мать. - А ты чего же сидишь на крылечке?
- Да разбудил он меня. Сейчас снова лягу.
Но не смог. Близилось утро. Мирон не пришел. Значит, все же что-то случилось. И вдруг леденящая мысль овладела Андреем. Как это было тогда у Катюши с Нехлюдовым? Какая-то неодолимая сила ведь привела его к ней в комнату, он не был еще тогда подлецом и сделался им, только не совладав с собою.
Что, если... Что, если... Он теперь уже знал, почему не пришел Мирон. И ему противно стало и страшно...
...Вторая, большая палатка, стоящая в некотором отдалении,
была почти не видна. Андрей Арсентьевич ее очертания, пожалуй,
только угадывал. Он не хотел и смотреть в ту сторону, когда сам
выходил под теплый моросящий дождь. А все-таки поворачивал голову,
словно бы ожидая оттуда душевной поддержки себе. И знал, что ее не
будет. Ни сейчас, ни тогда, когда наступит утро и придется всем
решать, каким же образом искать Дашу. Искать... Потому что сама она
найти их стоянку не сможет.
Тайга, тайга, в ней все не так просто. А между тем почему-то,
кроме него, никого это особенно не встревожило.
Зачем он ввязался в этот нелепый таежный поход? Ненужный
вопрос. Он не мог не принять в нем участия. И не оттого, что
компания составилась очень хорошая. А, наоборот, оттого, что в этой
компании оказался человек, которого он уже тогда не мог себе
представить рядом с Дашей. И он же первый, этот Широколап, Гера,
Герман Петрович, вечером с ухмылочкой заявил: "Ну и что? Отоспится
под елочкой. В другой раз будет умнее". Почти столь же спокойно
отнеслись к исчезновению Даши и супруги Зенцовы. Они видят в Гере
будущего мужа Даши, и если он не склонен к панике, чего же им
нервничать. Широколап вообще человек в походах бывалый и теперь,
что называется, тоже захватил власть в свои руки. Зенцовы слушаются
его беспрекословно. Кроме Даши, он всех моложе, сильнее, с
известным правом он мог вчера сказать: "Андрей Арсентьевич, тайгу
вы знаете, не спорю, но, извините, ваши года и ваше больное сердце
делают вас чрезмерно мнительным Физиологический закон. Еще раз
извините, но вам, по-моему, мерещатся медведи за каждым кустом. А
мы сюда ведь опустились на вертолете".
Вот так. Он, Андрей Путинцев, в свои сорок восемь лет
оказывается развалиной, пессимистом и трусом. Неважно, неважно,
пусть этот великолепный Гера говорит о нем что хочет. Но Гера
остановил все поиски. До утра.
Они, Зенцовы и Гера, спокойно спят под шум дождя в своей
палатке. Никто из них не вышел ни разу. А Даша где-то совсем одна в
тайге. Она так боится темноты...
4
Сон сморил Андрея прямо на крыльце. Он привалился к дверному косяку лишь потому, что занемела спина от долгого неподвижного сидения, но стоило ему обрести надежную опору, как сразу сладко все поплыло перед глазами.
Теперь над ним стояла мать, трясла за плечи, говорила испуганно:
- Андрюшенька, да боже мой, да что же это такое? Мирона-то нет... А ты почему здесь?
Он тер ладонью щеки - жест, заимствованный у отца, вертел головой и не мог понять, где же он, что происходит и почему у матери такое бледное, без кровинки, лицо.
- Ты же говорил, что он вернулся. А и постель даже не смята. Почему ты неправду сказал? Что с Мироном? Ты знаешь?
На дворе было светло. За дощатым забором у соседей горласто кукарекал петух. Ночная туча, не пролившись дождем, расползалась клочковатыми серыми облаками.
Андрей наконец пришел в себя. А что ответить матери, не знал. Он презирал сейчас Мирона. Появись тот в этот миг перед ним, и Андрей на глазах у матери надавал бы ему пощечин. Но словами - словами! - объяснить ей, почему брат не ночевал дома, он не мог. Какие ни подбирай слова, их смысл все равно не изменится. Андрей никогда раньше не поверил бы, что Мирон на такое окажется способен. Рисковал жизнью, плавая за кувшинками, говорил о своей Олечке как о крылатом существе. А сам... Нехлюдов!
Выгораживать Мирона, что-то придумывать за него он, Андрей, не будет. Но и выдавать его - нет, не выдавать... Наговаривать на него - нет, не наговаривать... Нет! Нет!.. Пусть Мирон рассказывает сам.
