23 июля в залив Бьерке близ Выборга вошли с противоположных сторон две яхты под императорскими штандартами. Кузены встретились для обсуждения обстановки в Европе. Вильгельм перешел на яхту Николая.
Два дня (23 и 24 июля) лакеи носили в каюту, где засели императоры, вина и закуски. Иногда из каюты доносилась музыка - Вильгельм играл ноктюрны Шопена; иногда слышались обрывки тостов.
К концу переговоров Николай вызвал в каюту морского министра А. А. Бирилева. На столе, среди бутылок и закусок, министр разглядел какую-то бумагу. Прикрыв ее ладонью, царь предложил Бирилеву, не читая, контрассигновать только что заключенный и подписанный высочайшими особами договор о русско-германском союзе (3). Бирилев повиновался.
То был поразительный договор. Он противоречил всей системе международных связей и обязательств России.
Во-первых, по этому договору Россия обязывалась защищать Германию в случае войны с Францией; но по действовавшему тогда же союзному договору Россия обязана была защищать Францию в случае войны с Германией.
Во-вторых, в Бьерке кайзер обязался защищать Европейскую Россию от нападения "любой из европейских держав". От кого именно? Не от Германии же?
От Франции? Но с ней Россия в союзе. От Австрии? Но она состоит в союзе с Германией, следовательно, она и так не нападет на союзника своего союзника. От Италии? Она в том же положении, что и Австрия: участник германского (Тройственного) блока. От Англии? Она не может вести против России сухопутную войну.
От Японии? Действительно, это был источник опасности. Тем более, что Портсмутский договор в то время еще не был ратифицирован. Но в Бьерке Вильгельм не взял на себя никаких обязательств перед Россией на Дальнем Востоке, и, следовательно, там Николай мог воевать себе в одиночку сколько угодно.
Весть о бьеркском соглашении вызвала смятение в европейских столицах, включая Петербург. Кстати, возвращается из Портсмута С. Ю. Витте. Между ним и министром иностранных дел Ламздорфом происходит разговор (4).
Ламздорф. Читали ли вы соглашение, заключенное в Бьерке?
Витте. Нет, не читал.
Ламздорф. Неужели Вильгельм и государь не дали вам его прочесть? (На пути из США через Германию Витте побывал у кайзера.)
Витте. Нет, не давали. Да и вы, когда я приехал в Петербург и был у вас ранее, чем явиться к государю, также не дали мне его прочесть.
Ламздорф. Я сам не знал о его существовании... Теперь посмотрите, что за прелесть.
Витте (прочитав документ). Я считаю, что этот договор - прямой подвох.
Ламздорф. Не говоря уже о его неэквивалентности.
Витте. Он бесчестен по отношению к Франции... Разве государю неизвестен наш договор с Францией?
Ламздорф. Как неизвестен? Отлично известен. Государь, может быть, его забыл, а вероятнее всего, не сообразил сути дела в тумане, напущенном Вильгельмом...
Витте. Этот договор необходимо во что бы то ни стало уничтожить.
Премьера заинтересовала роль Бирилева. Он считает, что соглашение недействительно уже хотя бы потому, что оно фактически не контрассигновано подписи министра иностранных дел на нем нет. Бирилев же здесь ни при чем.
Витте. Адмирал, вы знаете, что вы подписали в Бьерке?
Бирилев. Нет, не знаю.
Витте. То есть как так не знаете?
Бирилев. Я не отрицаю, что подписал какую-то бумагу, весьма важную.
Витте. Что же в ней заключается?
Бирилев. А вот что в ней заключается, не имею ни малейшего представления. Было же дело так. Призывает меня государь в каюту-кабинет и говорит: "Вы мне верите, Алексей Алексеевич?" После моего ответа он прибавил: "Ну, в таком случае подпишите эту бумагу. Вы видите, она подписана мною и германским императором... Он желает, чтобы ее скрепил и кто-нибудь из моих министров". Тогда я взял и подписал.
Теперь инициативная группа отправляется к царю: Витте, Извольский и великий князь Николай Николаевич. Скопированная с музейной меттерниховской модели дипломатическая конструкция не выдержала первого же испытания на разрыв. Под давлением ассистентов Николай пишет Вильгельму письмо, в котором просит считать бьеркский документ не имеющим силы, пока не присоединится к нему Франция. Тщетно взывал в ответном послании кайзер: "Ты и я - мы подали друг другу руки и поставили свои подписи перед богом... Что подписано, то подписано". Николай остался глухим к этим сетованиям. Значение бьеркской грамоты было сведено к нулю.
Позже он пытался успокоить возмущенного Вильгельма, предприняв ответный визит в Свинемюнде. Свидание состоялось на яхте царя на рейде 4-6 августа 1907 года. Участвовали в переговорах с русской стороны Извольский, с германской - фон Бюлов. Снова и снова запугивая Николая "либеральными, а в особенности революционными проявлениями", Вильгельм упорно добивался вступления в силу Бьеркского договора. Извольский противодействовал. Ни к чему реальному в Свинемюнде стороны не пришли. С тех пор, писал Витте, "Вильгельм не мог нам простить, что мы прорвали сплетенный им капкан и высвободили из него Николая II". И далее - тот же автор: "В одном я уверен: поскольку реального удовлетворения императору Вильгельму не дано, а фразы таким удовлетворением служить не могут, он будет носить за пазухой камень против России".
Своих провалов в Бьерке и Свинемюнде потсдамский кузен не мог забыть царскосельскому до конца своей жизни. Одряхлевший и поседевший экс-кайзер в своем голландском закутке, через много лет после гибели Николая, все еще попрекал тень царя. Отказ от Бьерке Вильгельм считал первичной причиной гибели Николая. Надо было держаться вместе, тогда не было бы екатеринбургского финала - таков, в частности, смысл письма, адресованного Вильгельмом в 1926 году бывшему русскому военному министру В. А. Сухомлинову:
"Договор, заключенный в Бьерке между мной и Николаем II, заложил основы мирного и дружественного соглашения России с Германией... Он, однако, не вступил в действие вследствие вмешательства русской дипломатии (Извольский, Сазонов), русских генералов, членов Думы и других деятелей. Мировая война, к которой они стремились, не оправдала их надежд, опрокинула все их планы, и царь, равно как и я, потерял престол. Ужасные последствия, которые навлекло на Россию ее нападение на Германию, и все последующие события показывают, что оба государства найдут свое спасение в будущем, как и сто лет назад, лишь в тесном, взаимном единении и по восстановлении монархии в обеих странах.
Вильгельм Второй,
император и король".
Как капля мути может отразить грязевое содержимое водоема, так в приведенном эпистолярном шедевре доорнского беженца отразилась вся ложь и спесь воинствующего германского империализма.
Вилли не нападал - на него напали. Он не хотел столкновения 1 августа 1914 года-оно было ему навязано. К мировой войне стремились и надежды на нее возлагали другие. Вильгельм же и его генералы здесь ни при чем. Исход войны "опрокинул планы" других, у него же, кайзера, и опрокидываться было нечему его генеральный штаб не имел ни планов, ни расчетов. К Николаю у Вильгельма претензий нет: кузена сбили с толку Сазонов, Извольский и антантовские лидеры, в результате чего потеряли престолы "царь, равно как и я". Правда, свое смещение доорнский отшельник и через восемь лет считал недействительным - он все еще величает себя королем и императором. Зато Россию постигли "страшные последствия", под каковыми подразумеваются революция, исчезновение Николая, утверждение советской власти в пределах бывшей империи. В самом деле, есть чему ужаснуться: с появлением новой, советской России померкла надежда на осуществление программы дранг нах остен - как в ее кайзеровском, так и последующем, гитлеровском, варианте. Но еще не все пропало, утешал бывший император своего бывшего шпиона Сухомлинова, состоявшего одно время в должности российского военного министра: авось, еще удастся отбросить мир, включая Россию и Германию, на сто лет назад. Чем дальше отбросить их в прошлое, тем лучше.
В Бьерке не вышло ничего. Но, даст бог, будет Русляндия, будет новый царь, и тогда в "тесном, взаимном единении", на основе возобновленного фамильного альянса, "найдут свое спасение в будущем" стратеги новых походов как нах остен, так и нах вестен...
Этой идейке и поклонялись десятилетиями в эмиграции бывшие флигель-адъютанты, губернаторы и архиепископы.
Били челом Вильгельму и его генералам в 1918 году; падали ниц перед Гитлером и его генералами в 1941 году.
Скоропадский. Выбравшись с чемоданами из Киева 14 декабря 1918 года в обозе кайзеровской армии, подался в Баварию, осел в местечке Меттен, где тихо - мирно просидел в щели более двадцати трех лет. В 1941 году написал Гитлеру письмо с предложением услуг, попросил разрешения съездить в Киев "с целью в столь сложный момент оказать на месте содействие германской администрации". Фюрер передал экс-гетману благодарность "за добрые чувства". Но предложение услуг "за ненадобностью" отклонил.
