Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

Франции — еще и государственным чиновникам. Кроме того, землевладельцы выиграли от перевода средневековых прав землепользования в частную собственность, вызвавшего гораздо больший приток доходов, нежели сеньориальные и церковные сборы; к тому же эти доходы можно было продать или передать в залог. Хотя много доходов и ресурсов в руках землевладельцев и чиновладельцев растрачивалось на демонстративное потребление или войны, значительная часть их была вполне продуктивно инвестирована. Почвы улучшались. Была организована сельская и городская промышленность, пусть и малого масштаба. Некоторые налоговые поступления были вложены во внутренние инфраструктуры, по большей части дороги и каналы. Государственные вооруженные силы использовались для завоевания иностранных колоний и торговых маршрутов, что сильно повлияло на последующее развитие любой государственной активности капиталистов.

Англия, Нидерланды, часть Франции и отдельные территории в других частях Западной Европы XVIII в. были капиталистическими по любому определению этого термина. Налицо были все условия, необходимые для промышленной революции, которая началась в Англии в конце XVIII в., уже после того периода, о котором идет речь в этой книге. Земля и другие производительные силы находились в частной собственности. Большинство работников пролетаризировались. Государства гарантировали права собственности, регулировали труд и рынки и пытались обеспечить привилегиями внешней торговли избранных граждан и компании.

Итак, в Европе в XV-XVIII вв. случилось многое. Об интеллектуальном, политическом и экономическом развитии, которое преобразовало Европу за эти столетия, подробно рассказано многими историками. Нет нужды еще раз описывать «истоки современного мира». Однако причины этих изменений остаются предметом споров.

Многие ученые, когда рассуждают о причинно-следственной связи, представляют себе некий ведущий процесс, который по мере своего развития преобразовывал остальную часть общества. Из-за трудности выделения ведущей причины большинство споров представляют собой некий набор заявлений: «Все эти изменения — это Ренессанс, интеллектуальное пробуждение от глубокого сна Темных веков». «Средневековое общество трансформировалось потому, что новый класс захватил контроль над экономическими и политическими ресурсами и использовал их для продвижения своих интересов». «Современный мир сформировался благодаря веберовскому увеличению целерационального действия в ряде сфер — экономической (капитализм), политической (бюрократическое государство), научной и медицинской (экспериментальный метод) — и систематическому развитию и теоретизации знания в искусствах, теологии и истории». «Перемены изначально накапливались в демографической и политической областях, а затем создалась критическая масса, которая трансформировала и свойства социальных отношений». «Классовые конфликты стряхнули оковы феодального общества и освободили капиталистов для создания новых форм господств». «Возникновение миросистемы было ведущим процессом, который затем рассовал народы мира на их позиции, определявшиеся их политическим и экономическим опытом».

Ученые предлагают и другой набор теорий, когда пытаются определить мотивы, которые подтолкнули европейцев раннего Нового времени к преобразованию своего социального мира [4]. Для Вебера беспрецедентная практика целерационального действия в Европе XVI в. была вызвана антирациональными страхами, которые спровоцировали новые протестантские концепции Бога и спасения. Теория модернизации видит в соперничестве за материальные блага, научные достижения, национальную силу и престиж, а также бюрократические должности (возможно, мотивированном упрощенным пониманием протестантской этики или происходящей от желания не отстать от все более и более современных соседей «Джонсов») движущую силу всех и каждого типа исторического развития. Иные школы исторической социологии концентрируют свое внимание на мотивациях избранных групп акторов, видя в них ведущие причинные силы исторических перемен. Так, ученые из формации государственников анализируют, как своекорыстная государственная элита использует технические достижения (особенно в военной области) и как она, пересиливая бюрократическое сопротивление, централизует ресурсы и власть в границах национальных государств. Теоретики, которые называют себя сторонниками теории рационального выбора, видят в государствах, организациях и особенно в капиталистических рынках достижения эгоистических индивидуумов, которые научились добиваться максимальной выгоды для себя лично. Некоторые марксисты считают стремление капиталистов получить прибавочную стоимость двигателем общественного прогресса.

Если объяснять социальное изменение в терминах стимулов, нужно либо показать, как и почему возникла такая мотивация именно перед совершением трансформации социального действия, или продемонстрировать, как некогда эффективное действие было заблокировано, а потом разблокировалось, позволив мотивации повлиять на социальную реальность. Вебер воспользовался первым подходом, используя протестантскую Реформацию как стрелку на железной дороге, которая направила людей по пути целерационального действия. Таким образом, его модель происхождения капитализма обладает логической связностью, даже несмотря на то, что она плохо ладила с историческими свидетельствами. Другие модели выбрали второй способ, указывая на помехи, препятствующие образованию государства, целерациональному действию или капиталистическим общественным отношениям, как на причину того, почему извечная человеческая жажда власти, престижа, материальных благ или господства над природой не вызвала к жизни национальные государства и капиталистический рынок до XVI в.

Я написал эту книгу потому, что меня не убедили описания этих помех и анализ их преодоления. В них отсутствует конкретика, способная объяснить различия между странами Европы и их частями, и часто они просто утверждают, что помехи были устранены, даже не указывая на исполнителей или процессы, ответственные за такое социальное изменение. Истинная основа для исторического сравнения скрывается в тумане, когда ученые начинают говорить, что все протестанты разделяли одно понимание пути спасения или что все победители в феодальных конфликтах из буржуа преследовали одни и те же капиталистические интересы, или же что разные жители государствоподобных организаций стремились увеличить общую выгоду.

Следуя за новейшими работами социологов, экономистов и других ученых, я утверждаю, что индивидуумы рациональны и когда они объединяются с другими, заинтересованными в том же, и действуют в рамках организаций или рынков как элиты и классы, они коллективно сохраняют рациональную ориентацию. Я надеюсь продемонстрировать, что Реформация не ознаменовала начало эры целерационального действия. Средневековые европейцы тоже были рациональными.

Объявление и даже демонстрация рациональности исторических деятелей объясняет немногое. Возможности для эффективных действий в то время и в тех местах, которые здесь исследуются, были редкими. В большинстве случаев исторические акторы могли достичь тех же решений или тех же целей, если бы они только следовали традиции, не погружаясь в рациональные расчеты. Редко и на короткое время возникали возможности изменения какой-либо ситуации к лучшему. Целерациональные действия были необходимы для того, чтобы воспользоваться этими возможностями, и исторические акторы в этих обстоятельствах, безусловно, были достаточно рациональны, чтобы ухватить свое.

Как только рациональные акторы видели свои возможности и пользовались ими, они запускали целую последовательность событий, которую нельзя было предугадать. Таким образом, конечный эффект рациональных действий шел их исполнителям так же во вред, как и на благо. Подобные различия в результатах нельзя объяснить