Честолюбивые замыслы алжирского пирата возрастали с его успехами, и самое счастье, казалось, со дня на день становилось к нему благосклоннее. Во время пребывания его в Тенесе, в сентябре 1517, явились к нему два знатнейшие жителя Тлемсена, Сиди-бу-Ягиа и Мулей-Юссуф. Они уведомили его, что Тлемсен раздираем политическими несогласиями, что после смерти короля их, Абдаллы, брат его, Мулей-бу-Заин, поддерживаемый арабами, был избран королем, но что позже Мулей-бу-Хамуд, сын Абдаллы, вступив в тайную связь с испанцами, с помощью их лишил дядю своего престола и свободы. Депутаты просили алжирского пирата избавить их от постыдного ига начальника, подвергнувшего их платежу дани неверным христианам Харуджи, разумеется, был не такой человек, чтобы упустить подобный случай присоединить новое богатое владение к своему государству. Он без отлагательства написал в Алжир, прося Хеир-Эддина прислать ему две полевые пушки с порохом и ядрами. Два галиона немедленно привезли ему требуемое, и Харуджи выступил к Тлемсену. На пути встречал он множество бродячих мавров, которые усилили его армию. При первом известии о его приближении, войско Мулей-бу-Хамуда поспешно выступило ему навстречу. Неприятели встретились в 4 милях от Орана на обширной равнине. Арабы, не имея ничего кроме копий и стрел против ружей и пушек турков, не могли устоять и побежали после первого же залпа. Не теряя драгоценного времени на их преследование, Харуджи продолжал идти к Тлемсену, где его уже предупредила весть о поражении Мулей-бу-Хамуда. Знатнейшие жители поспешили встретить его и поздравить с победой, но прежде, чем отворили ворота города, стены которого могли выдержать продолжительную осаду, потребовали, чтобы он дал клятву возвратить власть брату покойного Абдаллы. Харуджи обещал все, что угодно, и действительно, первым делом его после вступления в город было освобождение Мулей-бу-Заина. Но четыре часа спустя, когда турки его заняли все посты, он бросился во дворец освобожденного султана и велел повесить его и семерых сыновей на холсте их чалм на колоннах внутренней галереи. Недовольный этим, он приказал немедленно схватить прочих членов этой несчастной фамилии и сам утопил их. Девять месяцев спустя, в то самое время, когда граждане Тлемсена начали дышать свободнее под его железным игом, он вдруг объявил о своем близком отъезде в Алжир и о намерении отказаться от всякой власти над ними, потом зазвав к себе 70 важнейших граждан, под предлогом совещания об избрании султана, приказал убить их без всякого предлога и причины. Но этот последний варварский поступок послужил сигналом к его гибели. Мулей-бу-Хамуд, после поражения в оранской равнине, укрылся с женами своими у Диего Фернандеса Кордовского, губернатора Орана. Оттуда переехал он в Испанию просить помощи у короля дон-Карлоса, прозванного впоследствии Карлом V. Тиранство Харуджи приобрело ему много врагов в Тлемсене, и несколько начальников племен объявили ему войну в то самое время, когда испанская колонна, под начальством капитанов Риджаса и Арнольта, выступила из Орана, чтобы заградить дорогу 600 туркам, отправленным Хеир-Эддином из Алжира для подкрепления брата. Турки бросились в форт Эль-Калаа, в земле Бени-Рашидов, на полпути между Ораном и Тлемсеном. Испанцы стерегли их, но были не довольно осмотрительны, и Искандер, корсиканский ренегат, командовавший турецким отрядом, сделал вылазку, напал врасплох на испанцев в темную ночь и убил 400 человек. Прочие возвратились в Оран с вестью о своей неудаче.
Вторая половина в 2000 человек, выступив немедленно, бросилась вслед за турками и застала их в Эль-Калаа, из которого они не успели еще выступить, и окружила их так, что турки, не надеясь пробиться сквозь неприятеля, предложили капитуляцию, обязываясь, за свою свободу, возвратиться тотчас в Алжир. Начальник испанский, Мартин Аргот, согласился на это предложение, которое, однако, не исполнилось, потому что при выступлении из форта один христианский солдат поссорился с турком и был убит им. Это происшествие послужило как бы сигналом: турки и христиане бросились друг на друга, но испанцы, втрое многочисленнее первых, изрубили их всех до последнего.
Не теряя ни минуты, Мартин Аргот с победоносным отрядом своим бросился к Тлемсену. Харуджи, завидев сверху стен испанское знамя в равнине, понял всю опасность своего положения. Угрожаемый бунтом горожан, против которых держался только посредством внушаемого им ужаса, тревожимый извне набегами арабских племен, возмущенных его притеснениями, и предвидя правильную осаду, он решился искать спасения в отступлении, которое теперь требовало гораздо более отважности, чем бесполезная оборона.
Сто верных турок решаются следовать за его колеблющимся счастьем, он вручает им свои сокровища и среди дня отправляется по дороге в мароккские владения. Но едва он выехал за город, как отряд испанской конницы, извещенный о его бегстве и о малочисленности его отряда, во весь галоп бросается за ним. Турки разделяются на кучки, чтобы дать Харуджи время уехать вперед, пока они задержат неприятеля отдельными стычками. Харуджи жертвует своим золотом и рассыпает его по всей дороге, но в первый раз испанцы забывают свою жадность: они жаждут драгоценнейшей добычи, и после тридцатичасового преследования настигают его в небольшой пустыне, прилегающей к мароккскому городку Ду-Буду. Утомленный усталостью и жаждой, султан алжирский с горстью уцелевших товарищей укрылся в небольшой козий парк, огражденный низкой стеной, сложенной из камня без цоколя. Окруженный со всех сторон, он обороняется как раненый лев, пригвожденный к земле копьем, он все еще защищается, пока испанский знаменосец дон Гарсиа де-Тинео не отрубил ему головы. Голова его, воткнутая на знамя, была отправлена в Оран, а оттуда в Испанию, где этот отвратительный трофей, влекомый из города в город, все еще возбуждал ужас народа. В Кордове, в монастыре Св. Иеронима до сих пор еще показывают камзол его из малинового бархата, шитый золотом
Таков был, в мае 1518 года, на 36 году от роду, после 14 лет бродячей жизни и 20 месячного царствования, конец страшного Харуджи, известного в новейших летописях под именем Барберуссы I. Из простого константинопольского носильщика сделался он обладателем Алжира. Он был, по рассказам историков, среднего роста, но силен и неутомим, глаза его блестели как молнии, нос орлиный, борода рыжая, цвет лица темный. Это был человек, мужество которого равнялось странному гению его: великодушный и щедрый, он был жесток только из политических видов. Солдаты любили и боялись его, потому что он был справедлив к ним и строг. Они горько оплакивали его кончину.
Мулей-бу-Хамуд, которому испанцы возвратили корону Тлемсена, согласился на плату ежегодной дани в 12 лошадей и 12'000 червонных.
Христианская Европа вздохнула на минуту свободно. Но не вся кровь Барберуссы пролилась мечом Гарсиа де-Тинео. Гончар Хеир-Эддин, наследник брата и счастливее его, готовился быть победителем Карла V, правой рукой турецкой империи, равным Франциску I и союзником этого короля-рыцаря.
Глава 4.
ХЕИР-ЭДДИН БАРБЕРУССА, ОСНОВАТЕЛЬ АЛЖИРСКОГО РЕГЕНТСТВА
Узнав о поражении при Эль-Калаа и о трагической смерти Харуджи, Хеир-Эддин был крайне обеспокоен, ему казалось, что победоносные испанцы уже у ворот Алжира и спрашивал у самого себя, не обеспечить ли себя немедленным бегством с остальными турками и 22 кораблями, составлявшими алжирский флот. Но смелые советы офицеров и еще больше, быть может, тайное предчувствие славной будущности, вскоре переменили его нерешительность на непоколебимую волю подчинить себе события. Опомнившись от первого ужаса и призвав ту энергию и настойчивость, которые выказывал беспрерывно в продолжение всей остальной жизни своей, он с замечательной деятельностью принял меры, необходимые для упрочения за собой Алжира. Он усилил гарнизон касбы и фортов, оберегал себя самого с необыкновенными предосторожностями, привлек к себе мавров и турков удачно рассчитанными обещаниями, и старался управлять ими с величайшей кротостью и справедливостью. Когда он собрал таким образом вокруг себя число приверженцев, достаточное для исполнения своих замыслов, ему вдруг загрозила страшная атака.
После удач при Тлемсене, испанский губернатор в Оране должен был бы воспользоваться своими успехами и немедленно идти к Алжиру, но он боялся перехода в 80 миль между народами незнакомыми и враждебными христианам. Однако же дон-Карлос, узнав в одно время о смерти Харуджи и о возвышении Хеир-Эддина, понял, что победа его войска будет бесполезна и Испания успокоится только тогда, когда он, овладев Алжиром, сделает его наблюдательным постом для обозрения всех путей Средиземного моря. Гуго де-Монкада, вице-король Сицилии, прославившийся во многих войнах, получил приказание собрать армию в 4000 или 5000 человек, и добыть нужное число кораблей для экспедиции, успех которой казался несомненным молодому испанскому государю. Монкада, наученный неудачей Диего де-Вера, собрал отборных солдат, привыкших к трудностям и опасностям войны, и присоединил к ним волонтеров из оранского и бужийского гарнизонов, людей, которых уже не удивлял странный костюм мусульманских пиратов и еще более странная манера их сражаться. При первом известии о приготовлениях Монкады, новый султан алжирский увидел, что все умы объяты страхом и недоверчивостью. Испанский полководец, прибытие которого угрожало его могуществу в самой колыбели, уже не раз доказал пиратам тяжесть своего меча, и когда он явился перед Алжиром 17 августа 1518 года, жители подумали, что для них все потеряно,
