Во всем этом «ростовском деле» есть некоторые озадачивающие стороны. С военной точки зрения чрезвычайно сомнительно, чтобы в создавшейся в июле 1942 г. обстановке можно было оборонять город более или менее длительное время. Говорили даже, что всякая попытка сделать из Ростова второй «Севастополь» могла кончиться лишь окружением, а это повлекло бы за собой напрасную гибель многих тысяч очень нужных людей. Как бы то ни было, но оставление Ростова без приказа дало толчок для проведения широкой психологической, а также организационной кампании… Именно после падения Ростова командование Красной Армии приняло решительные меры к пресечению дальнейших случаев беспорядочного отступления».
Как отмечалось в официальном издании «Великая Отечественная война Советского Союза»: «Неудачи в Крыму, в районе Харькова, под Воронежем и в Донбассе отрицательно повлияли на боеспособность наших войск. Появились факты трусости, паникерства, нарушения дисциплины и воинского порядка. Это вызвало большую тревогу и партии и правительства».
Обеспокоенное правительство 28 июля 1942 года издало знаменитый приказ наркома обороны № 227.
«НИ ШАГУ НАЗАД!»Этот приказ, с одной стороны, упоминается во всех работах, посвященных событиям 1942 года, в мемуарах всех генералов и негенералов, в том числе и немецких, как знаковое событие, как документ, сыгравший выдающуюся роль в организации отпора германскому нашествию:
«…приказ № 227 чрезвычайно благотворно повлиял на боеспособность войск. Каждый глубоко проникся мыслью о необходимости стоять насмерть в бою и делал для победы все, что мог» (генерал армии С.М. Штеменко).
«Приказ № 227 — один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности… Я, как и многие другие генералы, видел некоторую резкость оценок приказа, но их оправдывало очень суровое и тревожное время. В приказе нас прежде всего привлекало его социальное и нравственное содержание» (маршал A.M. Василевский).
«…минометная рота старшего лейтенанта Попова и не подозревала, что оно уже есть, это жесткое, но по-большевистски правдивое слово Сталина» (генерал-полковник К.И. Провалов).
С другой стороны, такой вроде бы важный исторический документ мы долгое время, практически до развала СССР, не имели возможности прочитать. Более чем на сорок лет он был погребен в тайниках сверхсекретных архивов и впервые был опубликован в 1988 году, хотя его общее содержание было известно каждому гражданину — ведь в свое время приказ доводили «всем ротам, эскадронам, батареям, эскадрильям, командам и штабам» Красной Армии.
Что же в нем было такого особенного?
Почему его упрятали в спецфонды, понятно: «В приказе намечались меры по укреплению боевого духа и дисциплины войск, указывалось на необходимость объявить решительную войну трусам, паникерам, нарушителям дисциплины».
Меры для укрепления боевого духа предлагались следующие: снимать с постов и отдавать под трибунал командующих армиями, корпусами и дивизиями, допустивших самовольный отход войск без приказа командования фронтом; рядовых паникеров и трусов истреблять на месте; сформировать в каждой армии заградительные отряды и «поставить их в тылу неустойчивых дивизий»; создать штрафные роты и штрафные батальоны.
В последующие два месяца было сформировано 193 заградительных отряда — по 3–5 в каждой армии, до 200 человек в отряде. Основной их задачей было «в случае паники и беспорядочного отхода расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнять свой долг перед Родиной». Согласно справке НКВД, с 1 августа по 15 октября 1942 года заградотрядами задержано 140 775 военнослужащих. Из них 3980 человек арестовано, 1189 человек расстреляно, 2961 — направлен в штрафные роты и батальоны, остальные — возвращены в свои части и на пересыльные пункты.
Подразделения штрафников создавались на основании Положения, введенного приказом НКО № 298 от 28 сентября 1942 года (утверждал Положение, кстати, Жуков). Их целью декларировалось «дать возможность провинившимся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, кровью искупить свои преступления перед Родиной отважной борьбой с врагом на более трудном участке боевых действий».
Штрафные батальоны предназначались для командиров и политработников старшего и среднего звена. Причем командиры и комиссары батальонов и полков могли быть направлены в штрафбат не иначе, как по приговору Военного трибунала фронта, прочие — просто приказом по дивизии или армии. В штрафные роты направлялись рядовые красноармейцы и младшие командиры приказом по полку, без всяких затей с трибуналами. Сюда же попадали осужденные за уголовные преступления с отсрочкой приговора и заключенные лагерей, изъявившие желание «искупить вину кровью». В 1942–1943 годах на фронт было отправлено более 157 тысяч бывших заключенных. Все штрафники подлежали разжалованию в рядовые и лишались наград на время «взыскания».
Командный состав штрафных подразделений назначался из числа «волевых и наиболее отличившихся в боях командиров и политработников», получавших неограниченную власть в отношении своих подчиненных. Так, командир штрафбата пользовался в отношении штрафников дисциплинарной властью командира дивизии и мог любого из них просто расстрелять на месте.
Ротация кадров происходила довольно быстро, но по разным причинам. Командиры и политработники менялись из экономических соображений: один месяц службы им засчитывался за шесть, а сроки выслуги в званиях сокращались наполовину по сравнению с другими офицерами действующей армии (а в действующей армии тоже действовали сокращенные сроки выслуги, поэтому за семь-восемь месяцев в штрафбате можно было вырасти от лейтенанта до подполковника).
Личный состав, по понятным причинам, тоже менялся крайне быстро. Срок наказания определялся не очень и большой — от одного до трех месяцев, после чего военнослужащий восстанавливался в званиях, наградах и правах. Но шансы на выживание были мизерны. Штрафбаты направлялись на «трудные участки», где имелись наиболее благоприятные условия для «искупления», и расходовались полностью в одной атаке или разведке боем. Основанием для досрочного освобождения и реабилитации служило ранение в бою (если повезет) или свершение чего-либо особо героического (как правило, посмертно).
На каждом фронте имелось от одного до трех штрафных батальонов (по 800 человек) и от пяти до десяти штрафных рот (по 150–200 человек). За войну через штрафбаты прошло 442 тысячи человек.
Ну и что? Крайние обстоятельства требуют крайних мер, это знали еще древние римляне. Ничего принципиально нового Сталин не придумал. Провалился блицкриг — и фюреру германской нации тоже пришлось насаждать у себя штрафные батальоны и заградительные отряды, дойдет в вермахте дело и до борьбы с дезертирами путем показательных расстрелов. Всей разницы, что делать они это будут культурно, без матюков.
После войны из идеологически-маразматических соображений советские партвожди решили сделать вид, что у нас всего этого не было, а был сплошной массовый героизм ради защиты «завоеваний социализма». Но это сегодня приказ № 227 производит впечатление жестокого, хотя и вынужденно. А чем он мог удивить бойцов и командиров Красной Армии тогда?
Ведь в августе 1941 года Сталин издал с такими же благими намерениями — борьба с трусами и укрепление дисциплины — гораздо более людоедский приказ № 270, который никто из мемуаристов не восхвалял. Его вообще старались не вспоминать. Этим документом, действовавшим вплоть до 1956 года, все военнослужащие, попавшие в плен, были объявлены изменниками и дезертирами, а семьи остальных становились заложниками пролетарского государства:
«Командиров и политработников… сдавшихся в плен врагу, считать дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров… семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи».
Многие военачальники и политработники из тех, кто желает быть «святее Папы», предлагали и гораздо более крутые меры. Например, незабвенный Г.К. Жуков, командуя Ленинградским фронтом, приказал расстреливать семьи (!) сдавшихся в плен военнослужащих, а поэт-борзописец Первомайский призывал к введению в армии «мер физического воздействия для укрепления дисциплины». Иосиф Виссарионович — просто слюнявый гуманист по сравнению с Георгием Константиновичем.
Бывшие заключенные советских лагерей и так «искупали вину» с первых дней войны, тогда же появились и заградотряды — генерал Сандалов расставлял их позади 4-й армии уже 25 июня 1941 года. Начальник Управления политпропаганды Юго–Западного фронта 17 июля 1941 года доносил Мехлису: «…По неполным данным, заградотрядами задержано за период войны 54 000 человек…»
