Наум Синдаловский - Мифология Петербурга: Очерки.

Иным было настроение ленинградских воинов. До окончательной победы под Ленинградом оставался еще целый год. Еще давал знать о себе голод. По узкому коридору, отвоеванному у немцев в январе 1943 года, доставлялись только самые необходимые грузы и в количестве явно недостаточном ни для воинов фронта, ни для жителей Ленинграда. Зима 1943 года была в самом разгаре. Но фольклор с каждым днем становился все более победным:

Частушкам вторили пословицы и поговорки – лаконичные, как формулы, легко запоминающиеся, хлесткие и выразительные: «Бьем гада у стен Ленинграда»; «Бьемся на подступах к Ленинграду, прорываем блокаду»; «Ленинград – город фронтовой, каждый житель воин боевой»; «Ленинградцы умеют сражаться»; «Ленинград смерти не боится – смерть боится Ленинграда». И наконец, очередной вариант старой питерской формулы: «Наш Питер бока немцам вытер». Эта поговорка не раз уже мелькала на страницах петербургской истории. «Наш Питер бока Юденичу вытер» – говорили в ноябре 1919 года. Универсальный характер этой фольклорной фразеологической конструкции безошибочно сработал и в Великую Отечественную войну.

Благоприятные условия для полного и окончательного снятия вражеской блокады Ленинграда сложились только к началу 1944 года. 14 января войска Ленинградского фронта перешли в наступление:

И как апофеоз 900-дневной героической обороны, фольклор ставит два многозначительных восклицательных знака: «У Ленинграда раздавили гада» и «Поворот… от ленинградских ворот».

В октябре 1945 года в честь победы в Великой Отечественной войне был разбит Московский парк Победы. Ставший одним из любимых мест отдыха жителей Московского района, он, тем не менее, приобрел со временем необычное свойство. В районе парка люди, как правило, чувствуют себя плохо. У кого болит голова, у кого затруднено дыхание, у кого вообще непонятно что. Родилась подтвердившаяся затем легенда о том, что здесь, в печах старого кирпичного завода, сжигали трупы погибших ленинградцев. Кроме того, на территории современного парка производились массовые захоронения. Вопреки тысячелетним общечеловеческим традициям места этих захоронений ничем не были отмечены. Заговорили о миазмах, о душах погибших, которые никогда не исчезают, а, напротив, мстят за неуважение к мертвым. Недавно в Московском парке Победы наконец был установлен памятный знак – деревянный православный крест. Говорят, дышать стало легче.

Праздничный салют в ознаменование окончательного снятия блокады Ленинграда был дан 27 января 1944 года. Для Ленинграда было сделано единственное за всю Великую Отечественную войну исключение. Все салюты в честь освобождения городов от немецких оккупантов производились в Москве. С «высоты» сегодняшнего понимания этот шаг Ставки кажется скорее случайным, совершенным под влиянием какого-то аффекта. Выделять Ленинград из общей массы рядовых городов было опасно. Достаточно вспомнить сформулированную поэтом Георгием Адамовичем убежденность ленинградцев в том, что «На земле была одна столица,/Остальные просто города». Да и последующие события подтвердили это. В 1948 году Ленинграду в очередной раз из Москвы указали на его областное, заштатное место. Но это произойдет потом. А 27 января 1944 года 24 залпами из 324 орудий, установленных на Марсовом поле, у стен Петропавловской крепости, на Стрелке Васильевского острова и на площади Революции, была поставлена последняя точка на самой трагической странице истории города на Неве.

Прошло более полувека. Но раны, нанесенные городу, не зарубцовываются до сих пор. Блокада в городском фольклоре и сегодня остается лакмусовой бумажкой, выявляющей уровень стойкости и героизма, мужества и терпения.

Две старушки, в хвосте огромной очереди за хлебом терпеливо успокаивают друг друга: «Выстояли в блокаду, выстоим и за хлебом».

Ленинградский городской фольклор с готовностью откликается на все наиболее значительные события общественной жизни. В ответ на неправдоподобно щедрые обещания богатой и обеспеченной жизни в недалеком будущем горожане кивали головами: «Блокаду пережили, изобилие переживем». Такой же была реакция на пресловутую программу выхода страны из экономического кризиса «Пятьсот дней»: «Пережили девятьсот дней, переживем и пятьсот». На вооружении противников строительства знаменитой ленинградской дамбы был эффектный лозунг: «Выжили в блокаду – умрем от дамбы?» Короче говоря, несмотря на то, что со времени блокады прошли десятилетия и сменились поколения, городской фольклор остается универсальным. Совсем недавно в выступлении ректора одного из петербургских вузов зарплата ученых названа «Блокадной пайкой». А при упоминании о ленинградцах в современном Петербурге с горечью говорят: «Какие ленинградцы! Все ленинградцы на Пискаревском кладбище лежат».

В братских могилах на Пискаревском кладбище покоятся 470 тысяч ленинградцев, умерших от голода, погибших от артобстрелов и бомбежек, павших в боях при защите города на Ленинградском фронте. В 1960 году на Пискаревском кладбище был сооружен грандиозный мемориальный ансамбль, с бронзовой скульптурой Матери-родины в центре. В ансамбль мемориала органичной частью вошли торжественные памятные тексты, автором которых была Ольга Федоровна Берггольц – «Блокадная муза» Ленинграда. Весь текст производит неизгладимое впечатление. Один из его фрагментов давно уже вошел в золотой фонд ленинградского городского фольклора: «Никто не забыт, и ничто не забыто».

И это действительно так. Иначе мы не хранили бы в памяти такое огромное количество образцов героического фольклора войны и блокады.

Кажется, нет в мире города, который испытывал бы на себе силу такого количества проклятий, предсказаний и пророчеств, как Петербург. В семейных преданиях старейшего петербургского рода Толстых сохранился рассказ об одном из ближайших соратников Петра I – Петре Андреевиче Толстом, «Иуде Толстом», как его единодушно называли современники. Один из участников стрелецкого восстания 1698 года Петр Андреевич благополучно избежал казни, был приближен к императору и дослужился до высших государственных должностей. В 1718 году он стал начальником печально знаменитой Тайной канцелярии. В благодарность за это льстивый и беспринципный Толстой готов был оказать Петру любую, даже самую грязную услугу.

Именно ему Петр поручил вернуть в Россию сбежавшего со своей любовницей царевича Алексея. Петр Андреевич буквально обшарил всю Европу и нашел-таки царевича в Италии. Лестью, обманом, шантажом и посулами Толстому удалось уверить Алексея в родительском прощении, после чего царевич согласился вернуться в Россию.

Конец этой авантюры Толстого известен. Алексей по прибытии в Петербург был заточен в Петропавловскую крепость, подвергнут допросам с пристрастием, в результате чего скончался. По некоторым преданиям, он был либо задушен подушкой, либо отравлен ядом.

Так вот, согласно семейным преданиям Толстых, умирая, царевич Алексей проклял обманувшего его Петра Андреевича Толстого и весь род его до 22-го колена. Первым почувствовал на себе неотвратимую силу этого проклятия сам Петр Андреевич. В 1727 году его арестовали, сослали в Соловецкий монастырь и заточили в каменную келью, вырубленную в монастырской стене. Там он через два года скончался.

Затем проклятие царевича Алексея периодически напоминало о себе появлением в роде Толстых либо слабоумного, либо совершенно аморального Толстого. Одним из них в XIX веке был известный «Федор-Американец Толстой» – картежник, шулер и дуэлянт, прославившийся в Петербурге своей безнравственностью и цинизмом.