время сзади взорвалась брошенная кем-то бомба, осколками которой были ранены двое казаков {586}.
На Царской площади юнкера попытались остановить автомобиль большевиков, перевозивший оружие из «Арсенала». Большевики не остановились по первому требованию и были обстреляны; в автомобиле оказалось восемь ящиков оружия. На Александровской, напротив здания публичной библиотеки, отряд правительственных войск обыскал типографию Совета рабочих депутатов. Было обнаружено и конфисковано много большевистской литературы… Выше, на углу Александровской и Садовой, в вооруженном столкновении пострадал милиционер. Из-за возникших беспорядков было перекрыто движение от Царской площади на Липки и, в частности прекращено трамвайнов движение по маршруту № 3. Провокационные выстрелы были слышны и в других частях города {587}. Впервые после революции в Киеве возникла реальная перспектива уличных боев.
«Треугольный бой»: начало
29-го октября (11-го ноября) Петроград четвертые сутки был под властью большевиков. Временного правительства не существовало.
Но в главном городе Украины доподлинно не знали, что происходило в столице России. Накануне вечером в Киеве получили сообщение, что восстание в Петрограде ликвидировано, «Керенський ніби-то на чолі війська увійшов у Петроград, повстанці склали зброю, а ватажки їхні розбіглись» {588}. Утром в «Киевлянине» было опубликовано сообщение из Ставки о том, что «Петроград в руках правительственных войск».
Прапорщика Пуке, как и Затонского, арестовали накануне вечером, когда он вышел из дворца разведать обстановку. Если Затонского выручил интеллигентный вид, то Пуке – офицерские погоны. «Сопровождающие» – юнкера, бывшие студенты – сопроводили его в штаб округа. Проверив его документы (а в лицо его никто не знал), Пуке приняли за дезертира и препроводили в этапную комендатуру на Жилянскую. Здесь было спокойно. Дежурный комендант, несмотря на настойчивые просьбы Пуке отпустить его, распорядился оставить мнимого дезертира до утра, когда «начальство» разберется.
Утром прапорщику вернули документы и объявили, что он свободен. Выйдя в город и подойдя к Безаковской улице, он увидел движущуюся в полном походном порядке колонну войск.
Подхожу ближе… Вся улица от вокзала до Бибиковского бульвара заполнена солдатами. Оказывается[,] – это чехо-словацкая бригада, направляющаяся в полном боевом порядке с большим количеством пулеметов к Печерску… Некоторые словоохотливые солдаты передают, что вызваны Штабом Округа и идут бить большевиков.
Иду по направлению к вокзалу… Серая лента великолепно вымуштрованных солдат с бело-красными значками на фуражках тянется без конца через мост… Вокзал весь в руках противника. Хвост чехо-словацкой пехоты уходит, но всякие команды, обозники, снабженцы еще продолжают выгружаться. <…>
Присаживаюсь к столику, за которым сидят два чехо-словака, видимо офицеры. За стаканом чаю осторожно допытываюсь, какая часть, сколько их прибыло, куда пошли… Чехи смотрят немного подозрительно, но отвечают…
– Их 2 пехотных полка, пришли бороться против большевиков… Если понадобится, прибудет еще бригада с артиллерией.
Хвастливо заявляют, что и с наличными силами разгромят «большевистские банды» {589}.
Согласно газетному сообщению, правительственные войска с фронта начали прибывать в Киев еще накануне вечером. Отряд, под командой полковника Леонтьева, состоял из русских пехотных, казачьих и чехословацких частей – несколько тысяч солдат, при 40 пулеметах и двух артиллерийских батареях {590}. 29 октября (11 ноября) состоявший при этом отряде доктор Григорьев издал воззвание «Гарнизону г. Киева», в котором разъяснял, что
<…> отряд призван бороться не с отдельными партиями или национальностями [по-видимому, намек на большевиков и украинцев. – С. М.], а для укрепления порядка и спокойствия в тылу, столь необходимого для фронта, который с негодованием оглядывается на творящиеся за его спиной безобразия.
Одновременно был издан приказ генерал-лейтенанта Квецинского войскам киевского гарнизона, выдержанный в том же тоне:
Предупреждаю, что я работаю в тесном сотрудничестве с представителями революционной демократии и гражданских властей, все мысли коих направлены к сохранению спокойствия и порядка в городе. Ни с какими политическими организациями борьбы не ведется, но всякие безответственные и самочинные выступления, сеющие анархию, будут подавляться самым решительным образом.
Ввиду этого уверен, что все части, верные временному правительству[,] никаких самостоятельных выступлений и вооружений без распоряжения строевого начальства производить не будут и сохранят полное спокойствие {591}.
Как очень скоро выяснилось, это была хорошая мина при плохой игре.
Большевики, в свою очередь, отнюдь не сдались. После падения дворца центр активности пробольшевистских сил переместился на Печерск. Восстание активно поддержал Арсенал, а также расположенные на Печерске военные части, прежде всего 3-й авиапарк и понтонный батальон.
Из ведущих киевских большевиков на свободе оставались только Затонский и Андрей Иванов. Последний избежал ареста благодаря тому, что после одного из митингов почувствовал себя плохо и отправился не во дворец, а на квартиру. В 4 часа утра 29 октября (11 ноября) к нему прибежали арсенальцы и сообщили об аресте большевиков во дворце. Сразу же собрали совещание представителей заводов и военных частей и стали решать, как действовать. Как утверждал Иванов, на этом совещании были и представители украинских частей {592}. По всей видимости, украинцы заподозрили, что «укрепление порядка и спокойствия в тылу» штабом округа вполне может коснуться и их. Со своей стороны, в армии подозревали о наличии некоего альянса между украинцами и большевиками. Так, 27 октября (9 ноября) комиссар 7-й армии эсер Дмитрий Сургучев (будущий депутат Учредительного собрания) телеграфировал, будто в Киеве «украинцы вместе [с] большевиками захватили арсенал и осаждают штаб округа» {593}. 31 октября (13 ноября) в заметке «Киевлянина» утверждалось: «Понтонные казармы находятся в связи с арсеналом, где засели украинцы. Арсенал подает патроны понтонерам» {594}. Насколько мы можем судить, основную роль в Арсенале играли не украинцы, а большевики; но, как мы увидим, некоторое содействие последним украинцы действительно оказывали.
Затонский, успешно выбравшись из штаба округа, окольными путями, по Собачьей тропе отправился на Печерск, в 3-й авиапарк; его сопровождал Гальперин. Успешно добравшись до места, он информировал соратников о предстоявшем нападении на дворец. Тем же путем, с Крещатика через Собачью тропу, прошел в авиапарк старый большевик Иван Смирнов, которого провела 17-летняя девушка Олеся Ситниченко.
Смирнов рассказал авиапарковцам о событиях во дворце, показал им записку Георгия Пятакова: «Ревком арестован, действуйте немедленно, иначе всё пропало»… Как действовать, никто толком не знал. Возникла идея пойти во дворец на разведку и попытаться связаться с арестованными. Вызвалась пойти Олеся: молодая девушка должна была вызывать меньше подозрений у патрулей. По дороге ее много раз останавливали юнкера. «Отбрехиваясь», ей удалось добраться до ворот дворца, но здесь миновать сильную охрану шансов не было. Девушка попыталась пойти в обход, мимо забора над днепровскими кручами, но